Мы ведь тоже пришли к такому выводу?
Кивнув, Гжегож принялся подчёркивать прозрачным фломастером отдельные фрагменты письма Иолаигы.
— Меня заинтересовала комбинация с автомашинами. Тут особенно пригодилась бы конкретная дата, полиция наверняка зафиксировала в своих протоколах о происшествиях. Готов спорить на что угодно — они организовали автокатастрофу с пожаром. И очень хотелось бы знать, кто погиб в этой катастрофе. Да нет, я уверен — Ренусь, но под чьей фамилией?
— Ты прав. И машина его. Погоди, приблизительно можно установить день, кто-то же знает, когда Ренусь вылетел из Штатов, и у нас, наверное, отмечено, когда прибыл. Ведь у него иностранное гражданство, на улице Вспульной наверняка регистрируют таких, что прибывают к нам на временное жительство или на постоянное…
— На Вспульной встал на учёт уже двойник?
— Несомненно. Мизюня явилась и зарегистрировалась раньше, ей ещё требовалось оформить документы на дом.
— Все это должна выяснить полиция, её работа, но мне тоже интересно знать.
— Я бы это и без полиции разузнала, по блату, если бы не дурацкая нога. Там пришлось бы по этажам мотаться, а лестницы у них страшно неудобные. Знаешь, я начинаю понимать причину покушения на меня, если это и в самом деле было покушение. Ведь стреляли же?
Гжегож поднял голову.
— Вот именно, я ещё не успел тебе сообщить. Пошёл я на ту площадь и внимательнейшим образом осмотрел деревцо. Ты знаешь, я в состоянии воссоздать полную объёмную картину случившегося. И картина такая: стреляли откуда-то сверху, наверняка снайпер. Целился в чугунную решётку рядом с твоей ногой, в тебя угодил кусочек чугуна, а пуля ушла в землю. Я не стал её выколупывать, и, возможно, напрасно. Боюсь, этот самый снайпер и выколупал.
— Ты думаешь, он бы стал этим заниматься?
— Я бы на его месте стал. На всякий случай.
Недовольно пожав плечами, я прокомментировала:
— Во всяком случае, они своего добились, ограничив мои возможности передвижения. Может, им вообще плевать на полицию, опасаются только частного расследования. Сам знаешь, прокуратура!… Полиция ничего им не сделает, потому что прокуратура немедленно прекратит производство, а я не сомневаюсь — у них свои люди наверху.
Гжегож задумчиво произнёс:
— А что, если попробовать с другой стороны? Ведь не исключено, в Штатах остались какие-то следы Ренуся, скажем, отпечатки пальцев или группа крови…
— Гениально! — встрепенулась я. — Группа крови и прочее… А вдруг это то самое, что Елена стянула у них? Ведь были же в их распоряжении бумаги Ренуся, а этот мой… бывшенький, ну, тот самый, которого обожала Елена, раздобыл копии документов или ещё что…
— Тоже неплохо! — похвалил меня Гжегож. — И если ими воспользоваться…
— Что ж, вот мы и потянули за ниточку, с которой можно начинать.
— Да нет же, это не только конец ниточки, это та самая концепция, о которой я упомянул. И строится она как раз на совпадении дат. Ренусь прилетел и его сразу шлёпнули. А дядюшка Ренуся умер через несколько месяцев после этого. Улавливаешь, к чему клоню? Наследник расстался с этим миром раньше завещателя, пахнет крупным мошенничеством…
— И Мизюню посадят за решётку? — обрадовалась я.
— Не очень-то надейся на это, если даже и арестуют, через час выпустят под залог. Но и денежки потерять достаточно неприятно. И вот гляди, похоже, в письме довольно чётко сказано как раз об этом: «…хозяйка с мужем искали в бумагах какую-то подпись и пытались её подделать. И хозяйка пробовала, и хозяин, вроде бы у них был образец». Наверное, у Мизюни вышли все подписи покойного «in blanko». Понятно, что именно ей приходилось мотаться по странам и континентам и заниматься делами фирмы. Адвокаты её знали, подозрений у них не возникало, поэтому подписи Ренуся не отдавали на графологическую экспертизу.
— В таком случае, чего же эта идиотка боится? — недовольно спросила я. — Что я и в самом деле немедленно помчусь с доносом?
— Так ведь каждый судит по себе. А ты вполне могла это сделать из мести.
— Не стала бы делать, но не огорчусь, если все раскроется само собой. Скрывать это письмо от полиции, чтобы доставить ей, Мизюне, удовольствие — не собираюсь. Выходит, она знала, что делала, устраивая обыск в моем чулане. Иоланта поступила правильно, сбежав куда подальше.
— Правильно, — подтвердил Гжегож, переворачивая на другую сторону густо исписанную страницу письма Иоланты. — Читаешь, и мурашки по телу ползают. Из него ясно, что шантажист оскандалился со своим шантажом, тот пан, что шептался с хозяином. И ясно также, что хозяин не брезгует лично заниматься мокрым делом, хотя не исключено, где-то поблизости на всякий случай припрятал свою гориллу. Не стану утверждать, что пришил шантажиста собственными руками.
Отобрав у Гжегожа третий листок письма, я продолжила его рассуждения:
— А я возьмусь утверждать, вот в этом месте речь идёт о Новаковском: «…один такой неприятный тип, вроде как подчинённый хозяина». Значит, совместно с Либашем обделывали делишки, все к этому ведёт.
Отодвинувшись с креслом от стола, Гжегож удобнее развалился в нем и уставился в большое окно, выходящее на террасу.
— Мне не хватает последнего кусочка этой увлекательнейшей головоломки-мозаики. Очень хотелось бы знать, где находится и чем занимается уважаемый пан Сшпенгель. Новаковский достаточно чётко указывает на его след, можно сказать, говорит сам за себя. Возможно, слишком смело с моей стороны, но я все же рискну предположить, что именно «Сшпенгель» погиб в автомобильной катастрофе несколько лет назад.
Капитану я позвонила только вечером, когда мы вернулись из кафе. Очень надеялась, что ему сейчас не до того, чтобы немедленно выяснять, откуда я звоню. Мне нужна была только одна ночь, до утра я твёрдо решила прервать все связи с миром. Поскольку приятель Гжегожа, владелец виллы, установил в доме несколько телефонных аппаратов, Гжегож смог в другой комнате снять трубку ещё до того, как я позвонила в полицию.
— Не вздумай чихнуть, — попросила я, — не то раскроешь себя.
Капитан оказался на работе, в своём кабинете, и очень обрадовался моему звонку.
— Наконец-то! — воскликнул он, облегчённо вздохнув, словно гора с его плеч свалилась. Может, беспокоился за меня? С него станется, хороший он человек.
А капитан радостно продолжал:
— С утра вас разыскиваю, пани Иоанна. Должен сознаться, вы не преувеличивали, описывая свой чуланчик, скорее даже преуменьшили. Похоже, мы все-таки нашли там интересные вещи, и нам требуются ваши разъяснения. Вы из дому звоните?
На последний вопрос я и ответила в последнюю очередь.
— У меня для вас много чего интересного, — сказала я. — Та Иоланта, что сбежала в Канаду, прислала мне письмо. Нет, не из Канады, перед отлётом кинула в почтовый ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Кивнув, Гжегож принялся подчёркивать прозрачным фломастером отдельные фрагменты письма Иолаигы.
— Меня заинтересовала комбинация с автомашинами. Тут особенно пригодилась бы конкретная дата, полиция наверняка зафиксировала в своих протоколах о происшествиях. Готов спорить на что угодно — они организовали автокатастрофу с пожаром. И очень хотелось бы знать, кто погиб в этой катастрофе. Да нет, я уверен — Ренусь, но под чьей фамилией?
— Ты прав. И машина его. Погоди, приблизительно можно установить день, кто-то же знает, когда Ренусь вылетел из Штатов, и у нас, наверное, отмечено, когда прибыл. Ведь у него иностранное гражданство, на улице Вспульной наверняка регистрируют таких, что прибывают к нам на временное жительство или на постоянное…
— На Вспульной встал на учёт уже двойник?
— Несомненно. Мизюня явилась и зарегистрировалась раньше, ей ещё требовалось оформить документы на дом.
— Все это должна выяснить полиция, её работа, но мне тоже интересно знать.
— Я бы это и без полиции разузнала, по блату, если бы не дурацкая нога. Там пришлось бы по этажам мотаться, а лестницы у них страшно неудобные. Знаешь, я начинаю понимать причину покушения на меня, если это и в самом деле было покушение. Ведь стреляли же?
Гжегож поднял голову.
— Вот именно, я ещё не успел тебе сообщить. Пошёл я на ту площадь и внимательнейшим образом осмотрел деревцо. Ты знаешь, я в состоянии воссоздать полную объёмную картину случившегося. И картина такая: стреляли откуда-то сверху, наверняка снайпер. Целился в чугунную решётку рядом с твоей ногой, в тебя угодил кусочек чугуна, а пуля ушла в землю. Я не стал её выколупывать, и, возможно, напрасно. Боюсь, этот самый снайпер и выколупал.
— Ты думаешь, он бы стал этим заниматься?
— Я бы на его месте стал. На всякий случай.
Недовольно пожав плечами, я прокомментировала:
— Во всяком случае, они своего добились, ограничив мои возможности передвижения. Может, им вообще плевать на полицию, опасаются только частного расследования. Сам знаешь, прокуратура!… Полиция ничего им не сделает, потому что прокуратура немедленно прекратит производство, а я не сомневаюсь — у них свои люди наверху.
Гжегож задумчиво произнёс:
— А что, если попробовать с другой стороны? Ведь не исключено, в Штатах остались какие-то следы Ренуся, скажем, отпечатки пальцев или группа крови…
— Гениально! — встрепенулась я. — Группа крови и прочее… А вдруг это то самое, что Елена стянула у них? Ведь были же в их распоряжении бумаги Ренуся, а этот мой… бывшенький, ну, тот самый, которого обожала Елена, раздобыл копии документов или ещё что…
— Тоже неплохо! — похвалил меня Гжегож. — И если ими воспользоваться…
— Что ж, вот мы и потянули за ниточку, с которой можно начинать.
— Да нет же, это не только конец ниточки, это та самая концепция, о которой я упомянул. И строится она как раз на совпадении дат. Ренусь прилетел и его сразу шлёпнули. А дядюшка Ренуся умер через несколько месяцев после этого. Улавливаешь, к чему клоню? Наследник расстался с этим миром раньше завещателя, пахнет крупным мошенничеством…
— И Мизюню посадят за решётку? — обрадовалась я.
— Не очень-то надейся на это, если даже и арестуют, через час выпустят под залог. Но и денежки потерять достаточно неприятно. И вот гляди, похоже, в письме довольно чётко сказано как раз об этом: «…хозяйка с мужем искали в бумагах какую-то подпись и пытались её подделать. И хозяйка пробовала, и хозяин, вроде бы у них был образец». Наверное, у Мизюни вышли все подписи покойного «in blanko». Понятно, что именно ей приходилось мотаться по странам и континентам и заниматься делами фирмы. Адвокаты её знали, подозрений у них не возникало, поэтому подписи Ренуся не отдавали на графологическую экспертизу.
— В таком случае, чего же эта идиотка боится? — недовольно спросила я. — Что я и в самом деле немедленно помчусь с доносом?
— Так ведь каждый судит по себе. А ты вполне могла это сделать из мести.
— Не стала бы делать, но не огорчусь, если все раскроется само собой. Скрывать это письмо от полиции, чтобы доставить ей, Мизюне, удовольствие — не собираюсь. Выходит, она знала, что делала, устраивая обыск в моем чулане. Иоланта поступила правильно, сбежав куда подальше.
— Правильно, — подтвердил Гжегож, переворачивая на другую сторону густо исписанную страницу письма Иоланты. — Читаешь, и мурашки по телу ползают. Из него ясно, что шантажист оскандалился со своим шантажом, тот пан, что шептался с хозяином. И ясно также, что хозяин не брезгует лично заниматься мокрым делом, хотя не исключено, где-то поблизости на всякий случай припрятал свою гориллу. Не стану утверждать, что пришил шантажиста собственными руками.
Отобрав у Гжегожа третий листок письма, я продолжила его рассуждения:
— А я возьмусь утверждать, вот в этом месте речь идёт о Новаковском: «…один такой неприятный тип, вроде как подчинённый хозяина». Значит, совместно с Либашем обделывали делишки, все к этому ведёт.
Отодвинувшись с креслом от стола, Гжегож удобнее развалился в нем и уставился в большое окно, выходящее на террасу.
— Мне не хватает последнего кусочка этой увлекательнейшей головоломки-мозаики. Очень хотелось бы знать, где находится и чем занимается уважаемый пан Сшпенгель. Новаковский достаточно чётко указывает на его след, можно сказать, говорит сам за себя. Возможно, слишком смело с моей стороны, но я все же рискну предположить, что именно «Сшпенгель» погиб в автомобильной катастрофе несколько лет назад.
Капитану я позвонила только вечером, когда мы вернулись из кафе. Очень надеялась, что ему сейчас не до того, чтобы немедленно выяснять, откуда я звоню. Мне нужна была только одна ночь, до утра я твёрдо решила прервать все связи с миром. Поскольку приятель Гжегожа, владелец виллы, установил в доме несколько телефонных аппаратов, Гжегож смог в другой комнате снять трубку ещё до того, как я позвонила в полицию.
— Не вздумай чихнуть, — попросила я, — не то раскроешь себя.
Капитан оказался на работе, в своём кабинете, и очень обрадовался моему звонку.
— Наконец-то! — воскликнул он, облегчённо вздохнув, словно гора с его плеч свалилась. Может, беспокоился за меня? С него станется, хороший он человек.
А капитан радостно продолжал:
— С утра вас разыскиваю, пани Иоанна. Должен сознаться, вы не преувеличивали, описывая свой чуланчик, скорее даже преуменьшили. Похоже, мы все-таки нашли там интересные вещи, и нам требуются ваши разъяснения. Вы из дому звоните?
На последний вопрос я и ответила в последнюю очередь.
— У меня для вас много чего интересного, — сказала я. — Та Иоланта, что сбежала в Канаду, прислала мне письмо. Нет, не из Канады, перед отлётом кинула в почтовый ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73