И,
конечно же, Виктор немедленно порезался.
- Что за бардак они тут развели!.. - Сэм яростно ругался. При свете
догорающих автомашин, стараясь не вставать, Виктор перевязал ему ногу.
Такие ранения в его родном взводе называли чистыми. Пуля прошла навылет,
не задев ни костей, ни кровеносных артерий. Входное и выходное отверстия
были одинаково крохотными. При наличии элементарных медикаментов подобные
прострелы вылечивались практически за неделю. Сэм, однако, пребывал в
состоянии бешенства. От его медлительного добродушия не осталось и следа.
Время от времени он пробовал пристроить ногу удобнее и на вспышки боли
реагировал щедрым потоком ругательств. Многие словечки Виктор слышал
впервые, а потому держал ушки на макушке. Не то чтобы ему импонировала
интонация крепких фраз, но "черный сленг" - он знал по опыту - оказывался
в иных ситуациях просто незаменим. Первый учебный курс Виктор прошел еще
на родине, когда по юношеской наивности пытался изъясняться с некоторыми
из особо отпетых граждан на нормальном человеческом языке. В лучшем случае
его попросту не понимали, частенько поднимали на смех, а иногда брали в
оборот, как любят брать в оборот иные червивые души неотхлестанных жизнью
"вьюношей". В подобном, порой совершенно неосознанном посягательстве
первых на последних проявлялась, вероятно, тысячелетняя, успевшая
перекочевать в гены и кровь ненависть неимущих ко всему, что хоть как-то
претендует на схожесть с имущими. Владеть речью - значит, тоже быть имущим
и перекрашиваться в белую ворону. Таких соплеменники не любят,
недрогнувшей рукой вычеркивая из списка своих. Настоящий неимущий просто
обязан ругаться. То есть, у него есть и другие обязанности, но данное
качество вернее всего выделяет его среди прочих, а правильнее сказать,
объединяет с этими самыми прочими. Так рассуждает многочисленная стая
неимущих, и, честное слово, их можно понять. Такова разбитая судьба этих
людей - разбитая чаще всего в раннем младенчестве, таково их украшенное
синяками и шрамами прошлое. Говорящий иносказательно, с подозрительной
гладкостью, по их мнению, этих шрамов не имеет. Стало быть, некто
прямолинейно-крепкий, разумеется, свой, обязан исправить положение
посредством все тех же легко наносимых синяков и ссадин. Легкий грим, и с
человеком можно уже общаться. Эмигранту, угодившему в места, лишь
отдаленно напоминающие райские, виртуозная ругань пригождалась вдвойне.
Способность ответить в любой момент колким словечком зачастую спасала от
уличных приставал. В случайных компаниях одно-единственное грамотно или
неграмотно составленное предложение могло занести человека как в черный
список, так и в список лиц привилегированных, почти своих...
- Спрашивается, какого черта он выпалил в меня, если рядом находился
ты?! - продолжал яриться Сэм. - Кажется, мой-то экран в полном порядке!
Или я не прав? Да... Везунчик, нечего сказать! Простреленное бедро,
полуразвалившийся дом... - внезапно оборвав себя, он взглянул на Виктора
совершенно трезвыми глазами.
- Надеюсь, ты запер внизу дверь?
Виктор кивнул.
- Запер-то запер, только что толку. Окна расположены низко, если что,
они ворвутся через них.
- Низко, да не очень, - Сэм подмигнул ему и шепотом торопливо
заговорил: - Пока я тут сокрушаюсь, аккуратненько пробегись по всем
комнатам. Проверь, где что, а заодно собери оружие. Только будь осторожен.
Есть у меня одно опасение... Да и эти парни, похоже, не собираются так
просто убираться.
- Значит, будем готовиться к осаде?
- А что нам еще остается делать?
- Думаешь, долго мы таким образом продержимся?
- Сэр! Не паникуйте раньше времени! - Гордон улыбнулся. - У малыша
Сэма в запасе еще вдоволь сюрпризов для наших гостей.
- Я вижу, Горди-один действительно хлебосольный хозяин. Однако
подобное гостеприимство может кое-кому выйти боком.
- Только не нам, дружок. В этом не сомневайся! Ну, а станет совсем
невмоготу, воспользуемся лазом и смоемся отсюда к чертовой матери.
Сэм был полон оптимизма, и Виктору это пришлось по душе.
- Как нога, командир?
- Потерпит. Давай вниз и не разглагольствуй!
Виктор подчинился. Собственно говоря, он был не против встать под
начало Сэма Гордона. Пусть покричит и покомандует. Куда хуже, когда
соратники пасуют и угрюмо мозолят взглядами потолок. Утерявший присутствие
духа - неважный партнер. Именно про таких толкуют, - мол, с ним бы в
разведку ни ногой...
Виктор встрепенулся. Кстати, о разведке! Надо бы осмотреть тех
парней. Кроме пистолетов с глушителями, у них могло найтись кое-что
поинтереснее.
Спустившись в прихожую, он еще раз проверил дверь и без особой
брезгливости обезоружил лежащих на полу бандитов. К виду обагренной кровью
и ранами смерти, он давно привык. А правильнее сказать - еще не отвык.
Мирное время - лекарь довольно вялый. Если сходу не погрузиться в
какое-нибудь увлекательное занятие, не найти себя в подходящей профессии,
то образы войны - оскаленные, синелицые, мертвенно шепчущие о чем-то своем
- будут преследовать долго. Наверное, это и есть тихое помешательство -
когда вакуум тоскливого быта заполняет все та же война. Виктор давно
пришел про себя к выводу, что именно войны в большинстве случаев плодят
людское сумасшествие. Остаться нормальным человеком, перенеся ужас
узаконенного смертоубийства, невозможно. Из-под пуль и бомбежек люди
выходят с множественными внутренними травмами. Ассимилироваться среди
гражданского населения им более чем тяжело. Мир пороховой гари и стонов
умирающих перелопачивает настолько, что вернуться обратно самостоятельно,
БЕЗ ПОСТОРОННЕЙ ПОМОЩИ они уже не могут. С равнодушной ленцой мирный быт
хлещет по щекам, приводя в чувство, но на деле лишь переполняет
непониманием настоящего, заражая дрожью перед надвигающимся пустым
будущим...
Еще одного помощничка Графа он обнаружил застрявшим в оконном проеме.
Бедолага почти влез в комнату, когда рванувшая позади граната исполосовала
его спину осколками. Этот мертвец оказался более запасливым. Помимо
автомата Виктор изъял у него тяжелый подсумок с магазинами.
В комнату с моссадовцами он не вошел, а с осторожностью заглянул. И
тотчас встретился взглядом с глазами тяжело дышащего человека. Тот сидел,
привалившись спиной к опрокинутому столику, тонкими пальцами теребя
душащий его ворот. Ему было не сладко, тем не менее, заметив Виктора, он
сделал над собой усилие и стал медленно поднимать пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
конечно же, Виктор немедленно порезался.
- Что за бардак они тут развели!.. - Сэм яростно ругался. При свете
догорающих автомашин, стараясь не вставать, Виктор перевязал ему ногу.
Такие ранения в его родном взводе называли чистыми. Пуля прошла навылет,
не задев ни костей, ни кровеносных артерий. Входное и выходное отверстия
были одинаково крохотными. При наличии элементарных медикаментов подобные
прострелы вылечивались практически за неделю. Сэм, однако, пребывал в
состоянии бешенства. От его медлительного добродушия не осталось и следа.
Время от времени он пробовал пристроить ногу удобнее и на вспышки боли
реагировал щедрым потоком ругательств. Многие словечки Виктор слышал
впервые, а потому держал ушки на макушке. Не то чтобы ему импонировала
интонация крепких фраз, но "черный сленг" - он знал по опыту - оказывался
в иных ситуациях просто незаменим. Первый учебный курс Виктор прошел еще
на родине, когда по юношеской наивности пытался изъясняться с некоторыми
из особо отпетых граждан на нормальном человеческом языке. В лучшем случае
его попросту не понимали, частенько поднимали на смех, а иногда брали в
оборот, как любят брать в оборот иные червивые души неотхлестанных жизнью
"вьюношей". В подобном, порой совершенно неосознанном посягательстве
первых на последних проявлялась, вероятно, тысячелетняя, успевшая
перекочевать в гены и кровь ненависть неимущих ко всему, что хоть как-то
претендует на схожесть с имущими. Владеть речью - значит, тоже быть имущим
и перекрашиваться в белую ворону. Таких соплеменники не любят,
недрогнувшей рукой вычеркивая из списка своих. Настоящий неимущий просто
обязан ругаться. То есть, у него есть и другие обязанности, но данное
качество вернее всего выделяет его среди прочих, а правильнее сказать,
объединяет с этими самыми прочими. Так рассуждает многочисленная стая
неимущих, и, честное слово, их можно понять. Такова разбитая судьба этих
людей - разбитая чаще всего в раннем младенчестве, таково их украшенное
синяками и шрамами прошлое. Говорящий иносказательно, с подозрительной
гладкостью, по их мнению, этих шрамов не имеет. Стало быть, некто
прямолинейно-крепкий, разумеется, свой, обязан исправить положение
посредством все тех же легко наносимых синяков и ссадин. Легкий грим, и с
человеком можно уже общаться. Эмигранту, угодившему в места, лишь
отдаленно напоминающие райские, виртуозная ругань пригождалась вдвойне.
Способность ответить в любой момент колким словечком зачастую спасала от
уличных приставал. В случайных компаниях одно-единственное грамотно или
неграмотно составленное предложение могло занести человека как в черный
список, так и в список лиц привилегированных, почти своих...
- Спрашивается, какого черта он выпалил в меня, если рядом находился
ты?! - продолжал яриться Сэм. - Кажется, мой-то экран в полном порядке!
Или я не прав? Да... Везунчик, нечего сказать! Простреленное бедро,
полуразвалившийся дом... - внезапно оборвав себя, он взглянул на Виктора
совершенно трезвыми глазами.
- Надеюсь, ты запер внизу дверь?
Виктор кивнул.
- Запер-то запер, только что толку. Окна расположены низко, если что,
они ворвутся через них.
- Низко, да не очень, - Сэм подмигнул ему и шепотом торопливо
заговорил: - Пока я тут сокрушаюсь, аккуратненько пробегись по всем
комнатам. Проверь, где что, а заодно собери оружие. Только будь осторожен.
Есть у меня одно опасение... Да и эти парни, похоже, не собираются так
просто убираться.
- Значит, будем готовиться к осаде?
- А что нам еще остается делать?
- Думаешь, долго мы таким образом продержимся?
- Сэр! Не паникуйте раньше времени! - Гордон улыбнулся. - У малыша
Сэма в запасе еще вдоволь сюрпризов для наших гостей.
- Я вижу, Горди-один действительно хлебосольный хозяин. Однако
подобное гостеприимство может кое-кому выйти боком.
- Только не нам, дружок. В этом не сомневайся! Ну, а станет совсем
невмоготу, воспользуемся лазом и смоемся отсюда к чертовой матери.
Сэм был полон оптимизма, и Виктору это пришлось по душе.
- Как нога, командир?
- Потерпит. Давай вниз и не разглагольствуй!
Виктор подчинился. Собственно говоря, он был не против встать под
начало Сэма Гордона. Пусть покричит и покомандует. Куда хуже, когда
соратники пасуют и угрюмо мозолят взглядами потолок. Утерявший присутствие
духа - неважный партнер. Именно про таких толкуют, - мол, с ним бы в
разведку ни ногой...
Виктор встрепенулся. Кстати, о разведке! Надо бы осмотреть тех
парней. Кроме пистолетов с глушителями, у них могло найтись кое-что
поинтереснее.
Спустившись в прихожую, он еще раз проверил дверь и без особой
брезгливости обезоружил лежащих на полу бандитов. К виду обагренной кровью
и ранами смерти, он давно привык. А правильнее сказать - еще не отвык.
Мирное время - лекарь довольно вялый. Если сходу не погрузиться в
какое-нибудь увлекательное занятие, не найти себя в подходящей профессии,
то образы войны - оскаленные, синелицые, мертвенно шепчущие о чем-то своем
- будут преследовать долго. Наверное, это и есть тихое помешательство -
когда вакуум тоскливого быта заполняет все та же война. Виктор давно
пришел про себя к выводу, что именно войны в большинстве случаев плодят
людское сумасшествие. Остаться нормальным человеком, перенеся ужас
узаконенного смертоубийства, невозможно. Из-под пуль и бомбежек люди
выходят с множественными внутренними травмами. Ассимилироваться среди
гражданского населения им более чем тяжело. Мир пороховой гари и стонов
умирающих перелопачивает настолько, что вернуться обратно самостоятельно,
БЕЗ ПОСТОРОННЕЙ ПОМОЩИ они уже не могут. С равнодушной ленцой мирный быт
хлещет по щекам, приводя в чувство, но на деле лишь переполняет
непониманием настоящего, заражая дрожью перед надвигающимся пустым
будущим...
Еще одного помощничка Графа он обнаружил застрявшим в оконном проеме.
Бедолага почти влез в комнату, когда рванувшая позади граната исполосовала
его спину осколками. Этот мертвец оказался более запасливым. Помимо
автомата Виктор изъял у него тяжелый подсумок с магазинами.
В комнату с моссадовцами он не вошел, а с осторожностью заглянул. И
тотчас встретился взглядом с глазами тяжело дышащего человека. Тот сидел,
привалившись спиной к опрокинутому столику, тонкими пальцами теребя
душащий его ворот. Ему было не сладко, тем не менее, заметив Виктора, он
сделал над собой усилие и стал медленно поднимать пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54