– Даная больна.
Сефрения резко обернулась к нему, глаза ее изумленно расширились.
– Что за чушь, Спархок! Она никогда не болеет. Она просто не может заболеть.
– Я и сам так думал, но тем не менее она больна. Ничего осязаемого, никаких явных признаков, но она определенно нездорова.
Сефрения стремительно поднялась.
– Мне нужно взглянуть на нее, – сказала она. – Может быть, я сумею выспросить у нее, в чем дело. Она одна?
– Нет. С ней Элана. Не думаю, что она согласится уйти. Это осложнит дело?
– Об этом я позабочусь. Давай скорее выясним, что стряслось, пока не стало еще хуже.
Явная обеспокоенность Сефрении еще больше встревожила Спархока. С растущим страхом он последовал за ней в королевские покои. В одном Сефрения была безусловно права. Афраэль никоим образом не была восприимчива к людским хворям, так что это не могла быть обыкновенная простуда или одна из бесчисленных детских болезней, которые подхватывают и от которых успешно излечиваются обычные дети. Спархок с самого начала отверг мысль, что у божества может случиться насморк.
Сефрения была напряжена и сосредоточена. Она начала бормотать стирикское заклинание еще до того, как вошла в комнату Данаи.
– Благодарение Богу, Сефрения, ты здесь! – воскликнула Элана, привставая из кресла, которое было придвинуто к постели девочки. – Я так…
Сефрения выпустила заклинание, причудливо щелкнув пальцами, и глаза Эланы остекленели. Она так и застыла, полупривстав из кресла, с протянутой рукой.
Сефрения подошла к кровати, присела на край и взяла девочку на руки.
– Афраэль, – сказала она, – проснись. Это я, Сефрения.
Богиня-Дитя открыла глаза и безутешно зарыдала.
– Что с тобой? – спросила Сефрения, крепче прижимая ее к себе и бережно укачивая.
– Они убивают моих детей, Сефрения! – прорыдала Афраэль. – По всей Эозии! Эленийцы убивают моих детей! Я хочу умереть!
– Мы должны немедленно отправиться в Сарсос, – сказала Сефрения Спархоку и Вэниону, как только они оказались втроем. – Мне нужно поговорить с Тысячей.
– Я понимаю, что это разбивает ей сердце, – сказал Вэнион, – но ведь она не может на самом деле умереть, правда?
– Может, Вэнион. Младшие боги так тесно связаны со своими почитателями, что от этого зависит сама их жизнь. Пожалуйста, Спархок, попроси Беллиом сейчас же доставить нас в Сарсос.
Спархок мрачно кивнул и, вынув шкатулку, коснулся кольцом крышки.
– Откройся! – произнес он куда резче, чем хотел бы.
Крышка со щелчком открылась.
– Голубая Роза, – сказал Спархок, – у нас беда. Богиня-Дитя тяжко захворала оттого, что в далекой Эозии убивают ее детей. Мы должны немедля прибыть в Сарсос, дабы Сефрения могла испросить совета у Тысячи Стирикума касательно ее исцеления.
– Я исполню все, как ты велишь, Анакха, – прозвучал голос Беллиома из уст Вэниона. В лице магистра появилась смутная неуверенность. – Пристойно ли мне сказать, что я испытываю сочувствие к тебе и подруге твоей из-за недуга единственного вашего дитя?
– Я от всего сердца благодарю тебя за доброту, Голубая Роза.
– Сие не только лишь доброта, Анакха. Дважды касалась меня нежная длань Богини-Дитя, и даже я не защищен от хитроумных чар ее касания. Ради любви, всеми нами к ней питаемую, поспешим же в Сарсос, дабы могла она исцелиться.
Мир всколыхнулся, померк – и все трое увидели, что стоят перед отделанным мрамором чертогом Совета в Сарсосе. Осень здесь началась раньше, и березовая роща на окраине города была словно охвачена золотым пламенем.
– Подождите меня здесь, – сказала Сефрения Спархоку и Вэниону. – Не будем дразнить горячие головы новым явлением эленийцев в зале Совета.
Спархок кивнул и открыл шкатулку, чтобы спрятать Беллиом.
– Нет, Анакха, – проговорил Беллиом, вновь говоря устами Вэниона. – Должен я знать, что будет отвечено на просьбу Сефрении.
– Как пожелаешь, Голубая Роза, – вежливо ответил Спархок.
Сефрения вошла в чертог.
– Здесь похолоднее, – заметил Вэнион, кутаясь в плащ.
– Да, – согласился Спархок, – Сарсос куда севернее Материона.
– Тему погоды можно считать исчерпанной. Не волнуйся, Спархок. Сефрения обладает большим влиянием на Совет Тысячи. Уверен, они согласятся ей помочь.
Они ждали, и время тянулось невыносимо.
Прошло не меньше получаса, когда Спархок вдруг ощутил, как по Беллиому прошла сильная дрожь, даже судорога.
– Ступай со мною, Анакха! – Голос Вэниона прозвучал отрывисто и резко.
– В чем дело?
– Пристрастие стириков к бесконечным разговорам будит во мне недовольство. Должен я обратиться через Тысячу к самим младшим богам. Болтуны сии проговорят до самой смерти Афраэли! – Страстность, прозвучавшая в голосе Вэниона, поразила Спархока.
Он поспешил за своим магистром, который размашистым, совершенно не свойственным ему шагом не вошел, а ворвался в здание. Бронзовые двери залы Совета были, по всей видимости, заперты, и это стало очевидно по скрежету разорванного металла, когда Вэнион резко распахнул створки.
Сефрения стояла перед Советом, умоляя о помощи. Прервав себя на полуслове, она пораженно, не веря собственным глазам, воззрилась на вломившегося в залу Вэниона.
– Мы не допустим сюда эленийцев! – завопил по-стирикски на дальней скамье один из советников, вскочив и замахав руками.
И тут в зале воцарилась мертвая тишина. Вэнион начал расти, стремительно увеличиваясь в размерах, и его громадную фигуру очертил, становясь все ярче, ослепительно-синий ореол. Вспышки молний хлестали из этого сияния, и раскаты грома оглушительным эхом отбивались от выложенных мрамором стен. В глазах Сефрении, устремленных на Вэниона, появился благоговейный страх.
Повинуясь беззвучным словам, которые только он один и мог расслышать, Спархок высоко поднял ослепительно сверкавшую Сапфирную Розу.
– Узрите Беллиом! – прорычал он. – И внемлите его мощному гласу!
– Внемлите словам моим, о Тысяча Стирикума! – Голос великана, который миг назад был Вэнионом, был оглушающ и необъятен. Такому голосу вняли бы сами горы, волны и бури застыли бы, едва услышав его. – Буду я говорить с вашими богами! Слишком ничтожны вы, погрязшие в нескончаемой болтовне, дабы доверять вам сие важнейшее дело!
Спархок моргнул. Похоже, дипломатия не была сильной стороной Беллиома.
Один из облаченных в белое советников вскочил.
– Возмутительно! – заорал он, негодующе брызжа слюной. – Мы не станем… – И вдруг исчез, а на его месте возник смущенного вида персонаж, которого явно отвлекли в разгар купания. Нагой и мокрый, он ошеломленно воззрился на окруженного синим ореолом великана и сверкающий камень в руке Спархока.
– Ну, знаете ли… – возмущенно начал он.
– Сетрас! – резко проговорил необъятный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Сефрения резко обернулась к нему, глаза ее изумленно расширились.
– Что за чушь, Спархок! Она никогда не болеет. Она просто не может заболеть.
– Я и сам так думал, но тем не менее она больна. Ничего осязаемого, никаких явных признаков, но она определенно нездорова.
Сефрения стремительно поднялась.
– Мне нужно взглянуть на нее, – сказала она. – Может быть, я сумею выспросить у нее, в чем дело. Она одна?
– Нет. С ней Элана. Не думаю, что она согласится уйти. Это осложнит дело?
– Об этом я позабочусь. Давай скорее выясним, что стряслось, пока не стало еще хуже.
Явная обеспокоенность Сефрении еще больше встревожила Спархока. С растущим страхом он последовал за ней в королевские покои. В одном Сефрения была безусловно права. Афраэль никоим образом не была восприимчива к людским хворям, так что это не могла быть обыкновенная простуда или одна из бесчисленных детских болезней, которые подхватывают и от которых успешно излечиваются обычные дети. Спархок с самого начала отверг мысль, что у божества может случиться насморк.
Сефрения была напряжена и сосредоточена. Она начала бормотать стирикское заклинание еще до того, как вошла в комнату Данаи.
– Благодарение Богу, Сефрения, ты здесь! – воскликнула Элана, привставая из кресла, которое было придвинуто к постели девочки. – Я так…
Сефрения выпустила заклинание, причудливо щелкнув пальцами, и глаза Эланы остекленели. Она так и застыла, полупривстав из кресла, с протянутой рукой.
Сефрения подошла к кровати, присела на край и взяла девочку на руки.
– Афраэль, – сказала она, – проснись. Это я, Сефрения.
Богиня-Дитя открыла глаза и безутешно зарыдала.
– Что с тобой? – спросила Сефрения, крепче прижимая ее к себе и бережно укачивая.
– Они убивают моих детей, Сефрения! – прорыдала Афраэль. – По всей Эозии! Эленийцы убивают моих детей! Я хочу умереть!
– Мы должны немедленно отправиться в Сарсос, – сказала Сефрения Спархоку и Вэниону, как только они оказались втроем. – Мне нужно поговорить с Тысячей.
– Я понимаю, что это разбивает ей сердце, – сказал Вэнион, – но ведь она не может на самом деле умереть, правда?
– Может, Вэнион. Младшие боги так тесно связаны со своими почитателями, что от этого зависит сама их жизнь. Пожалуйста, Спархок, попроси Беллиом сейчас же доставить нас в Сарсос.
Спархок мрачно кивнул и, вынув шкатулку, коснулся кольцом крышки.
– Откройся! – произнес он куда резче, чем хотел бы.
Крышка со щелчком открылась.
– Голубая Роза, – сказал Спархок, – у нас беда. Богиня-Дитя тяжко захворала оттого, что в далекой Эозии убивают ее детей. Мы должны немедля прибыть в Сарсос, дабы Сефрения могла испросить совета у Тысячи Стирикума касательно ее исцеления.
– Я исполню все, как ты велишь, Анакха, – прозвучал голос Беллиома из уст Вэниона. В лице магистра появилась смутная неуверенность. – Пристойно ли мне сказать, что я испытываю сочувствие к тебе и подруге твоей из-за недуга единственного вашего дитя?
– Я от всего сердца благодарю тебя за доброту, Голубая Роза.
– Сие не только лишь доброта, Анакха. Дважды касалась меня нежная длань Богини-Дитя, и даже я не защищен от хитроумных чар ее касания. Ради любви, всеми нами к ней питаемую, поспешим же в Сарсос, дабы могла она исцелиться.
Мир всколыхнулся, померк – и все трое увидели, что стоят перед отделанным мрамором чертогом Совета в Сарсосе. Осень здесь началась раньше, и березовая роща на окраине города была словно охвачена золотым пламенем.
– Подождите меня здесь, – сказала Сефрения Спархоку и Вэниону. – Не будем дразнить горячие головы новым явлением эленийцев в зале Совета.
Спархок кивнул и открыл шкатулку, чтобы спрятать Беллиом.
– Нет, Анакха, – проговорил Беллиом, вновь говоря устами Вэниона. – Должен я знать, что будет отвечено на просьбу Сефрении.
– Как пожелаешь, Голубая Роза, – вежливо ответил Спархок.
Сефрения вошла в чертог.
– Здесь похолоднее, – заметил Вэнион, кутаясь в плащ.
– Да, – согласился Спархок, – Сарсос куда севернее Материона.
– Тему погоды можно считать исчерпанной. Не волнуйся, Спархок. Сефрения обладает большим влиянием на Совет Тысячи. Уверен, они согласятся ей помочь.
Они ждали, и время тянулось невыносимо.
Прошло не меньше получаса, когда Спархок вдруг ощутил, как по Беллиому прошла сильная дрожь, даже судорога.
– Ступай со мною, Анакха! – Голос Вэниона прозвучал отрывисто и резко.
– В чем дело?
– Пристрастие стириков к бесконечным разговорам будит во мне недовольство. Должен я обратиться через Тысячу к самим младшим богам. Болтуны сии проговорят до самой смерти Афраэли! – Страстность, прозвучавшая в голосе Вэниона, поразила Спархока.
Он поспешил за своим магистром, который размашистым, совершенно не свойственным ему шагом не вошел, а ворвался в здание. Бронзовые двери залы Совета были, по всей видимости, заперты, и это стало очевидно по скрежету разорванного металла, когда Вэнион резко распахнул створки.
Сефрения стояла перед Советом, умоляя о помощи. Прервав себя на полуслове, она пораженно, не веря собственным глазам, воззрилась на вломившегося в залу Вэниона.
– Мы не допустим сюда эленийцев! – завопил по-стирикски на дальней скамье один из советников, вскочив и замахав руками.
И тут в зале воцарилась мертвая тишина. Вэнион начал расти, стремительно увеличиваясь в размерах, и его громадную фигуру очертил, становясь все ярче, ослепительно-синий ореол. Вспышки молний хлестали из этого сияния, и раскаты грома оглушительным эхом отбивались от выложенных мрамором стен. В глазах Сефрении, устремленных на Вэниона, появился благоговейный страх.
Повинуясь беззвучным словам, которые только он один и мог расслышать, Спархок высоко поднял ослепительно сверкавшую Сапфирную Розу.
– Узрите Беллиом! – прорычал он. – И внемлите его мощному гласу!
– Внемлите словам моим, о Тысяча Стирикума! – Голос великана, который миг назад был Вэнионом, был оглушающ и необъятен. Такому голосу вняли бы сами горы, волны и бури застыли бы, едва услышав его. – Буду я говорить с вашими богами! Слишком ничтожны вы, погрязшие в нескончаемой болтовне, дабы доверять вам сие важнейшее дело!
Спархок моргнул. Похоже, дипломатия не была сильной стороной Беллиома.
Один из облаченных в белое советников вскочил.
– Возмутительно! – заорал он, негодующе брызжа слюной. – Мы не станем… – И вдруг исчез, а на его месте возник смущенного вида персонаж, которого явно отвлекли в разгар купания. Нагой и мокрый, он ошеломленно воззрился на окруженного синим ореолом великана и сверкающий камень в руке Спархока.
– Ну, знаете ли… – возмущенно начал он.
– Сетрас! – резко проговорил необъятный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144