вдоль палубы протянуты канаты, люк задраен, тяжелые балансиры сброшены за борт и укреплены, раздвижные полотняные стенки верхних хоганов и катапульты загорожены прочными щитами. Люди, кроме штормовой команды Челери, шестнадцати «предвестников», попрятались внутрь; сами же «предвестники», облаченные в высокие сапоги и куртки из непромокаемой рыбьей кожи, успели привязаться к выступавшим из палубы кольцам и занять положенные места. Четверо на кормовой башне, двое у паруса на носу, остальные – вдоль бортов, рядом с рычагами, регулирующими балансиры. Помимо этих шестнадцати, наверху остались сам О’Каймор, старый пес Челери да светлорожденный со своим телохранителем-сеннамитом. О’Каймор предпочел бы, чтоб господин тоже спрятался под палубой, как поступили его солдаты, и молодой аххаль, и арсоланская госпожа со своими девушками. Но похоже, наследник Удела Одисса был не из тех, кто прячется от опасности. Нет, не из тех! Вождь, наком, подобный самому Ю’Ситте! Средоточие силы и власти, ахау, не ведающий ни сомнений, ни страха!
С другой стороны, что может грозить потомку богов? – думал О’Каймор, разглядывая высокую фигуру одиссарца. Тот был в накидке из перьев сокола, серый на сером фоне мятущихся небес, и казался спокойным, слишком спокойным для человека, не ведавшего до сей поры гнева морских ветров и ярости Паннар-Са. Чудилось, стоит он не на зыбкой палубе, трепещущей меж акульими челюстями неба и моря, а у циновки трапез, расстеленной близ тихого бассейна, под кронами душистых магнолий. И лишь канат, пропущенный под боевым поясом, напоминал, что светлый господин не только храбр, но и предусмотрителен.
Любопытно, размышлял О’Каймор, уже знавший о нем многое, как умирают потомки богов? Что может лишить их жизни? Клинок другого светлорожденного или нелепый случай – вроде того, в хайанском порту, когда на них набросился сумасшедший атлиец? Вспоминая про тощего атла с громовым шаром, тидам все больше приходил к мнению, что собственная его персона убийцу никак не интересовала, а желал он переправить в Чак Мооль одиссарского наследника. Непростая задача! Боги, видать, хранили господина от нелепых случайностей, и синяки доставались кому угодно, но не ему!
Тидам с ухмылкой коснулся зажившей раны, решив, что напороться на меч другого потомка богов этому светлорожденному тоже не грозит. Больно уж он ловок! И, раз Кино Раа к нему благосклонны, проживет долгую жизнь, все годы, что отпущены ему по праву рождения. А значит, из этого плавания вернется он целым и, весьма возможно, невредимым… Как вернется? На корабле, конечно! Будь он хоть трижды избранником богов, без крепкого драммара океан не переплыть – разве что Сеннам пришлет за ним свою черепаху! А раз ему суждено уцелеть, то, значит, хоть один корабль возвратится в Ро’Кавару…
Прав был О’Спада, старый лис! Страшен поход в неведомое, и нужен здесь такой предводитель, коему ворожат боги. Не просто вождь, а живой талисман! Волшебное ожерелье, в котором белые перья могущества оплетены золотой нитью удачи! Ибо коль уцелеет вождь, то уцелеют и те кого он ведет за собой. Даже в этакий шторм, каких не видывали ни в Кейтабском море, ни у одиссарских берегов и даже на севере, за Морем, Поросшим Травой…
Но тут размышления тидама были прерваны. Ветер взвыл, как стая голодных койотов, заревел ягуаром, замяукал, словно взбесившаяся лесная кошка; волны взмьли вверх, подбросив драммар к самым облакам, по палубе прокатились пенные гребни, сшибая людей с ног, «Тофал» дернулся и жалобно заскрипел. Но балансиры не дали судну перевернуться, а парус тино позволял удерживать курс; рулевые весла тоже были в порядке, а три молодца, правивших кораблем, в понуканиях не нуждались. К тому же рядом с ними находился старый Челери, и в руках его плясал жезл кормчего, то указывая, куда править, то касаясь напряженных мышц рулевых. Каждое из этих касаний было молчаливой командой, столь же ясной опытным людям, как язык киншу; удар о бедро или плечо означал, что нужно опустить либо приподнять рулевые лопасти, удар по левой или правой руке указывал, куда править, а сила его – насколько доворачивать руль. Каждые десять вздохов Челери вытягивал жезл вверх и, наблюдая за привязанным к нему шнурком с костяными шариками, определял направление и скорость ветра. Но ветер не менялся; с прежней яростной мощью он дул с севера, царапал и терзал океан холодными жесткими пальцами. Волны становились все круче и напоминали теперь не пологие холмы под Ро’Каварой, а атлийские горы, такие же дикие, темные и обрывистые; стаей хищных акул они набрасывались на корабль, таранили борта, разгуливали по палубе, дотягивались до самого верха кормовой башни.
Но «Тофал» сражался, как подобает боевому кораблю – дра’м-ро, что значило по-кейтабски «кайман». И, подобно боровшемуся за жизнь кайману, зверю упорному и живучему, он цеплялся за волны растопыренными лапами балансиров, резал их острым носовым клыком, отражал смертельные удары чешуей щитов, всей своей плотной и прочной шкурой, набранной из древесины дуба. Он скрипел и стонал, но звуки эти не были рыданием побежденного – так борьба исторгает временами из горла воина не клич ярости, а стон напряжения. И эти скрипы и стоны, эти шорохи и гуденье канатов, сливаясь со свистом ветра и гулом волн, порождали странную мелодию, почти столь же торжественную и ликующую, как гимны, что четырежды в день пела богам арсоланка. Только голос снастей и стихий, дерева и парусины был не так благозвучен, как у нее…
О’Каймор достал трубу и, привычно удерживая равновесие на плясавшей под ним палубе, уставился в Око Паннар-Са. Все корабли были целы; он видел синий парус «Сирима», алый – «Одиссара» и золотистый – «Арсолана». Даже «Кейтаб» с его голубым тино, едва заметном на фоне волн, удалось разглядеть. Каждый корабль держался не хуже «Тофала», но шторм растаскивал их, будто щепки в бурлящем котле. Мгновенная дрожь ужаса пронизала О’Каймора. Как соберет он свои драммары – те, что останутся на плаву? Как поможет потерпевшим крушение? Как спасет гибнущих? Океан был необъятен! И совсем не похож на Кейтабское море, где с трех сторон надежные берега, а островов больше, чем раковин на отмелях.
Он ткнул в бок привязанного рядом сигнальщика и проревел:
– Труби, сын черепахи! Пусть подойдут ближе! Пусть держатся в полете стрелы!
Он знал, что приказ этот почти лишен смысла – в такой шторм, с одним крохотным парусом на мачте, суда не могли маневрировать. Хвала Сеннаму, если не опрокинутся и не разобьются!
Светлорожденный, хоть и был сухопутной крысой, тоже об этом догадался. Наклонившись к уху О’Каймора, онвытянул длинную руку на восток и прокричал:
– Земля, тидам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
С другой стороны, что может грозить потомку богов? – думал О’Каймор, разглядывая высокую фигуру одиссарца. Тот был в накидке из перьев сокола, серый на сером фоне мятущихся небес, и казался спокойным, слишком спокойным для человека, не ведавшего до сей поры гнева морских ветров и ярости Паннар-Са. Чудилось, стоит он не на зыбкой палубе, трепещущей меж акульими челюстями неба и моря, а у циновки трапез, расстеленной близ тихого бассейна, под кронами душистых магнолий. И лишь канат, пропущенный под боевым поясом, напоминал, что светлый господин не только храбр, но и предусмотрителен.
Любопытно, размышлял О’Каймор, уже знавший о нем многое, как умирают потомки богов? Что может лишить их жизни? Клинок другого светлорожденного или нелепый случай – вроде того, в хайанском порту, когда на них набросился сумасшедший атлиец? Вспоминая про тощего атла с громовым шаром, тидам все больше приходил к мнению, что собственная его персона убийцу никак не интересовала, а желал он переправить в Чак Мооль одиссарского наследника. Непростая задача! Боги, видать, хранили господина от нелепых случайностей, и синяки доставались кому угодно, но не ему!
Тидам с ухмылкой коснулся зажившей раны, решив, что напороться на меч другого потомка богов этому светлорожденному тоже не грозит. Больно уж он ловок! И, раз Кино Раа к нему благосклонны, проживет долгую жизнь, все годы, что отпущены ему по праву рождения. А значит, из этого плавания вернется он целым и, весьма возможно, невредимым… Как вернется? На корабле, конечно! Будь он хоть трижды избранником богов, без крепкого драммара океан не переплыть – разве что Сеннам пришлет за ним свою черепаху! А раз ему суждено уцелеть, то, значит, хоть один корабль возвратится в Ро’Кавару…
Прав был О’Спада, старый лис! Страшен поход в неведомое, и нужен здесь такой предводитель, коему ворожат боги. Не просто вождь, а живой талисман! Волшебное ожерелье, в котором белые перья могущества оплетены золотой нитью удачи! Ибо коль уцелеет вождь, то уцелеют и те кого он ведет за собой. Даже в этакий шторм, каких не видывали ни в Кейтабском море, ни у одиссарских берегов и даже на севере, за Морем, Поросшим Травой…
Но тут размышления тидама были прерваны. Ветер взвыл, как стая голодных койотов, заревел ягуаром, замяукал, словно взбесившаяся лесная кошка; волны взмьли вверх, подбросив драммар к самым облакам, по палубе прокатились пенные гребни, сшибая людей с ног, «Тофал» дернулся и жалобно заскрипел. Но балансиры не дали судну перевернуться, а парус тино позволял удерживать курс; рулевые весла тоже были в порядке, а три молодца, правивших кораблем, в понуканиях не нуждались. К тому же рядом с ними находился старый Челери, и в руках его плясал жезл кормчего, то указывая, куда править, то касаясь напряженных мышц рулевых. Каждое из этих касаний было молчаливой командой, столь же ясной опытным людям, как язык киншу; удар о бедро или плечо означал, что нужно опустить либо приподнять рулевые лопасти, удар по левой или правой руке указывал, куда править, а сила его – насколько доворачивать руль. Каждые десять вздохов Челери вытягивал жезл вверх и, наблюдая за привязанным к нему шнурком с костяными шариками, определял направление и скорость ветра. Но ветер не менялся; с прежней яростной мощью он дул с севера, царапал и терзал океан холодными жесткими пальцами. Волны становились все круче и напоминали теперь не пологие холмы под Ро’Каварой, а атлийские горы, такие же дикие, темные и обрывистые; стаей хищных акул они набрасывались на корабль, таранили борта, разгуливали по палубе, дотягивались до самого верха кормовой башни.
Но «Тофал» сражался, как подобает боевому кораблю – дра’м-ро, что значило по-кейтабски «кайман». И, подобно боровшемуся за жизнь кайману, зверю упорному и живучему, он цеплялся за волны растопыренными лапами балансиров, резал их острым носовым клыком, отражал смертельные удары чешуей щитов, всей своей плотной и прочной шкурой, набранной из древесины дуба. Он скрипел и стонал, но звуки эти не были рыданием побежденного – так борьба исторгает временами из горла воина не клич ярости, а стон напряжения. И эти скрипы и стоны, эти шорохи и гуденье канатов, сливаясь со свистом ветра и гулом волн, порождали странную мелодию, почти столь же торжественную и ликующую, как гимны, что четырежды в день пела богам арсоланка. Только голос снастей и стихий, дерева и парусины был не так благозвучен, как у нее…
О’Каймор достал трубу и, привычно удерживая равновесие на плясавшей под ним палубе, уставился в Око Паннар-Са. Все корабли были целы; он видел синий парус «Сирима», алый – «Одиссара» и золотистый – «Арсолана». Даже «Кейтаб» с его голубым тино, едва заметном на фоне волн, удалось разглядеть. Каждый корабль держался не хуже «Тофала», но шторм растаскивал их, будто щепки в бурлящем котле. Мгновенная дрожь ужаса пронизала О’Каймора. Как соберет он свои драммары – те, что останутся на плаву? Как поможет потерпевшим крушение? Как спасет гибнущих? Океан был необъятен! И совсем не похож на Кейтабское море, где с трех сторон надежные берега, а островов больше, чем раковин на отмелях.
Он ткнул в бок привязанного рядом сигнальщика и проревел:
– Труби, сын черепахи! Пусть подойдут ближе! Пусть держатся в полете стрелы!
Он знал, что приказ этот почти лишен смысла – в такой шторм, с одним крохотным парусом на мачте, суда не могли маневрировать. Хвала Сеннаму, если не опрокинутся и не разобьются!
Светлорожденный, хоть и был сухопутной крысой, тоже об этом догадался. Наклонившись к уху О’Каймора, онвытянул длинную руку на восток и прокричал:
– Земля, тидам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136