Господи, хорошо-то как… Щель стала шире, уже не приходилось протискиваться. Броневые наросты лишь изредка чиркали по камням. Тропинка повернула.
Леха изогнулся, как мог, чтобы вписаться в поворот. И так-то голова повернута боком, а теперь уж совсем как рогатый глист, почти распластался между каменных стен.
И тут тропинка нырнула вниз. Камни ушли из-под ног, бычья туша ухнула вниз, а тропинка гнулась все круче…
Леха побежал, чтобы не рухнуть. Из-под копыт выскакивали камни и неслись вниз, прыгая между стен. В расщелине заметалось эхо, дробясь и набирая силу, обрастая хвостами все новых и новых ударов.
Вход остался далеко позади, стало темно. Лишь высоко над головой тонкая нитка света между краями расщелины – да только от нее никакого толку. Валун поперек прохода или обрыв в двух шагах впереди – ни черта не разглядеть! Но ноги сами несли вниз, только успевай переставлять. Если рухнешь, тогда уж точно костей не соберешь… И Леха несся вниз, стиснув зубы от напряжения, чтобы не подвернуть ногу на камнях, выскальзывающих из-под копыт; чтобы не свернуть окончательно шею, и так уже вывернутую до хруста в позвонках! Рога сшибались с выступами стен, высекая искры и каменную крошку, и тяжелые удары откидывали голову назад, к самой спине, скручивая шею и продергивая болью через всю спину.
А вокруг ревело и грохотало, все сильнее и сильнее, закладывая уши…
Так же резко, как ухнула вниз, тропинка выровнялась. Впереди стало светлее, нож света разрезал темноту на две части – и Леху вынесло из скал.
В несколько шагов Леха сбросил скорость и встал. Потом, медленно и очень осторожно, повернул голову так, как ей полагалось сидеть на шее. Под затылком хрустнуло, стрельнув болью дальше в спину… Леха оскалился, но боль отпустила. Кажется, пронесло. Цел.
А сзади все ревело и грохотало из щели, словно там катилась целая лавина…
Леха стоял, жмурясь от яркого света, и озирался. Пустыня осталась по ту сторону стены. Здесь все было иначе.
Огромная долина, сплошь покрытая камнями: здоровые валуны, булыжники, мелкая щебенка – и ни кусочка простой земли.
Далеко справа среди этих камней сверкали голубые зеркала – целая россыпь озер. Маленькие, еще меньше, совсем крошечные, уже не озерца, а просто большие лужи… Много-много. Над ними, над самой водой, клубились тучи. Густые, тяжелые, иссиня-черные. С проскакивающими всполохами зарниц.
А слева, метрах в ста пятидесяти от прохода…
Леха зажмурился и помотал головой. На миг показалось, что тепловой удар все-таки схлопотал.
Но когда открыл глаза, видение не пропало. Огромное скопление… чего? Вышек? Это было настолько странное зрелище, что даже и сравнить-то не с чем.
Какие-то странные конструкции из металлических балок, перекладин, решетчатых ферм… Если на что-то это и походило, то, пожалуй, на огромные мачты электропередачи. Только перевернутые вверх тормашками: узкой вершиной вниз, а кверху расширяясь. Поднимались над землей метров на пятьдесят и стояли впритык друг к другу. И все эти балки, перекладины, решетчатые фермы – все это вверху смыкалось, переплетаясь в единое целое.
И все это отполированное, зеркально гладкое. В этих металлических джунглях отражалось солнце, отражались его отражения, отражались отражения отражений, все множась и множась… Миллионы крошечных злых солнышек били оттуда по глазам, как острые булавки, и… Позади с шорохом осыпались камни. Леха крутанулся назад, оступаясь на булыжниках. От прохода его отрезали. У входа в щель стоял здоровенный… кабан? Вытянутое свиное рыло с огромным пятачком, шкура розовая, как у вареного поросенка, только уши черные. Изо рта, задирая верхнюю губу, торчат клыки. Стоял он как и оставшийся далеко в обучалке сатир, на двух ногах. Только ростом был не метр с кепкой, а все два двадцать. А в передних лапах – почти как человеческие руки, только очень мускулистые – что-то похожее на кусок толстой трубы. С одной стороны пошире и потяжелее, с другой поуже, можно удобно ухватиться…
Выломал в тех металлических джунглях? Кабан держал железяку, как дубину. Умело так, уверенно.
– Волик, нах… – пробасил кабан, ухмыляясь. С ленцой сплюнул и шагнул на Леху, лениво покручивая в руке железяку, как биту.
Леха шагнул вбок, к валуну – там дубиной особо не размахаешься, – но оттуда вылез второй кабан.
Меньше первого, сухонький, почти тощий. Шкура совершенно белая, а глаза красные-красные, как на фотке дешевой мыльницей.
– Ну че вылупился, телка рогатая? – тут же заголосил он. – Че вылупился, говорю?! – Его писклявый голосок опасно поднялся, сорвавшись на истерические нотки. – На колени, падла! Привыкай! Ты тут никто, и звать тебя никак! Понял?
У него тоже была железяка – только маленькая и тонкая, вроде стального прута. Щуря свои красные глазки и покручивая битой, альбинос двинулся на Леху с другой стороны.
Леха попятился, забирая влево, чтобы видеть обоих кабанов… Но там оказался еще один.
Каштановый, в пятачке тяжелое золотое кольцо, а сам здоровый, как шкаф. Еще крупнее первого. И дубина длиннее и больше. Он нес ее на плечах, как коромысло, расслабленно перекинув руки через концы.
Ну да, конечно… Чего ему напрягаться-то? Кого бояться при таких габаритах и с такой битой?
– Ну ты, бычара! – взвился альбинос – Ты че, не понял?! Ну-ка делай «ку», я сказал!
– Давай-давай… – покивал черноухий. Опять сплюнул. Леха тихонько скосил глаза вправо, влево, но отступать было некуда. Окружили.
– На колени, сука! – не унимался альбинос – Ну-ка «ку» делай, падла! Ну?!
Черноухий опять медленно сплюнул, поудобнее перехватил биту и пошел вокруг Лехи.
Обходил по всем правилам: не очень быстро, на средней дистанции, усыпляя внимание. Не дурак подраться…
И тот, каштановый, наверное, тоже. Леха повернул, чтобы держать черноухого перед собой…
Щебенка предательски разъехалась под копытами, и Леха чуть не рухнул.
– Нет, ну ты че, не понял?! – оскалился альбинос. Леха опять переступил, чтобы держать черноухого перед собой, – черт с ним, с этим мелким психом, два здоровяка куда опаснее! – и опять оскользнулся на камнях. Ладно…
Леха перестал крутиться. Чему быть, того не миновать.
– Ты че молчишь, падла? – крикнул альбинос – Борзой, да?! Сейчас рога-то обломаем, петух рогатый!
– Не, рога потом, – пробасил черноухий, не переставая кружить вокруг Лехи. – Сначала по ногам. По колену. Мв-цо! – сочно причмокнул он, изображая звук, с каким молоток вошел бы в сырой бифштекс – И нога в другую сторону. Прикинь, да?
Он заржал. Альбинос улыбнулся, но сначала бросил быстрый взгляд на каштанового – тот невозмутимо стоял, все так же перекинув руки через биту, – и только потом старательно захихикал.
Леха шоркал задними ногами, раздвигая верхний слой мелкой щебенки, предательски скользкой и подвижной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Леха изогнулся, как мог, чтобы вписаться в поворот. И так-то голова повернута боком, а теперь уж совсем как рогатый глист, почти распластался между каменных стен.
И тут тропинка нырнула вниз. Камни ушли из-под ног, бычья туша ухнула вниз, а тропинка гнулась все круче…
Леха побежал, чтобы не рухнуть. Из-под копыт выскакивали камни и неслись вниз, прыгая между стен. В расщелине заметалось эхо, дробясь и набирая силу, обрастая хвостами все новых и новых ударов.
Вход остался далеко позади, стало темно. Лишь высоко над головой тонкая нитка света между краями расщелины – да только от нее никакого толку. Валун поперек прохода или обрыв в двух шагах впереди – ни черта не разглядеть! Но ноги сами несли вниз, только успевай переставлять. Если рухнешь, тогда уж точно костей не соберешь… И Леха несся вниз, стиснув зубы от напряжения, чтобы не подвернуть ногу на камнях, выскальзывающих из-под копыт; чтобы не свернуть окончательно шею, и так уже вывернутую до хруста в позвонках! Рога сшибались с выступами стен, высекая искры и каменную крошку, и тяжелые удары откидывали голову назад, к самой спине, скручивая шею и продергивая болью через всю спину.
А вокруг ревело и грохотало, все сильнее и сильнее, закладывая уши…
Так же резко, как ухнула вниз, тропинка выровнялась. Впереди стало светлее, нож света разрезал темноту на две части – и Леху вынесло из скал.
В несколько шагов Леха сбросил скорость и встал. Потом, медленно и очень осторожно, повернул голову так, как ей полагалось сидеть на шее. Под затылком хрустнуло, стрельнув болью дальше в спину… Леха оскалился, но боль отпустила. Кажется, пронесло. Цел.
А сзади все ревело и грохотало из щели, словно там катилась целая лавина…
Леха стоял, жмурясь от яркого света, и озирался. Пустыня осталась по ту сторону стены. Здесь все было иначе.
Огромная долина, сплошь покрытая камнями: здоровые валуны, булыжники, мелкая щебенка – и ни кусочка простой земли.
Далеко справа среди этих камней сверкали голубые зеркала – целая россыпь озер. Маленькие, еще меньше, совсем крошечные, уже не озерца, а просто большие лужи… Много-много. Над ними, над самой водой, клубились тучи. Густые, тяжелые, иссиня-черные. С проскакивающими всполохами зарниц.
А слева, метрах в ста пятидесяти от прохода…
Леха зажмурился и помотал головой. На миг показалось, что тепловой удар все-таки схлопотал.
Но когда открыл глаза, видение не пропало. Огромное скопление… чего? Вышек? Это было настолько странное зрелище, что даже и сравнить-то не с чем.
Какие-то странные конструкции из металлических балок, перекладин, решетчатых ферм… Если на что-то это и походило, то, пожалуй, на огромные мачты электропередачи. Только перевернутые вверх тормашками: узкой вершиной вниз, а кверху расширяясь. Поднимались над землей метров на пятьдесят и стояли впритык друг к другу. И все эти балки, перекладины, решетчатые фермы – все это вверху смыкалось, переплетаясь в единое целое.
И все это отполированное, зеркально гладкое. В этих металлических джунглях отражалось солнце, отражались его отражения, отражались отражения отражений, все множась и множась… Миллионы крошечных злых солнышек били оттуда по глазам, как острые булавки, и… Позади с шорохом осыпались камни. Леха крутанулся назад, оступаясь на булыжниках. От прохода его отрезали. У входа в щель стоял здоровенный… кабан? Вытянутое свиное рыло с огромным пятачком, шкура розовая, как у вареного поросенка, только уши черные. Изо рта, задирая верхнюю губу, торчат клыки. Стоял он как и оставшийся далеко в обучалке сатир, на двух ногах. Только ростом был не метр с кепкой, а все два двадцать. А в передних лапах – почти как человеческие руки, только очень мускулистые – что-то похожее на кусок толстой трубы. С одной стороны пошире и потяжелее, с другой поуже, можно удобно ухватиться…
Выломал в тех металлических джунглях? Кабан держал железяку, как дубину. Умело так, уверенно.
– Волик, нах… – пробасил кабан, ухмыляясь. С ленцой сплюнул и шагнул на Леху, лениво покручивая в руке железяку, как биту.
Леха шагнул вбок, к валуну – там дубиной особо не размахаешься, – но оттуда вылез второй кабан.
Меньше первого, сухонький, почти тощий. Шкура совершенно белая, а глаза красные-красные, как на фотке дешевой мыльницей.
– Ну че вылупился, телка рогатая? – тут же заголосил он. – Че вылупился, говорю?! – Его писклявый голосок опасно поднялся, сорвавшись на истерические нотки. – На колени, падла! Привыкай! Ты тут никто, и звать тебя никак! Понял?
У него тоже была железяка – только маленькая и тонкая, вроде стального прута. Щуря свои красные глазки и покручивая битой, альбинос двинулся на Леху с другой стороны.
Леха попятился, забирая влево, чтобы видеть обоих кабанов… Но там оказался еще один.
Каштановый, в пятачке тяжелое золотое кольцо, а сам здоровый, как шкаф. Еще крупнее первого. И дубина длиннее и больше. Он нес ее на плечах, как коромысло, расслабленно перекинув руки через концы.
Ну да, конечно… Чего ему напрягаться-то? Кого бояться при таких габаритах и с такой битой?
– Ну ты, бычара! – взвился альбинос – Ты че, не понял?! Ну-ка делай «ку», я сказал!
– Давай-давай… – покивал черноухий. Опять сплюнул. Леха тихонько скосил глаза вправо, влево, но отступать было некуда. Окружили.
– На колени, сука! – не унимался альбинос – Ну-ка «ку» делай, падла! Ну?!
Черноухий опять медленно сплюнул, поудобнее перехватил биту и пошел вокруг Лехи.
Обходил по всем правилам: не очень быстро, на средней дистанции, усыпляя внимание. Не дурак подраться…
И тот, каштановый, наверное, тоже. Леха повернул, чтобы держать черноухого перед собой…
Щебенка предательски разъехалась под копытами, и Леха чуть не рухнул.
– Нет, ну ты че, не понял?! – оскалился альбинос. Леха опять переступил, чтобы держать черноухого перед собой, – черт с ним, с этим мелким психом, два здоровяка куда опаснее! – и опять оскользнулся на камнях. Ладно…
Леха перестал крутиться. Чему быть, того не миновать.
– Ты че молчишь, падла? – крикнул альбинос – Борзой, да?! Сейчас рога-то обломаем, петух рогатый!
– Не, рога потом, – пробасил черноухий, не переставая кружить вокруг Лехи. – Сначала по ногам. По колену. Мв-цо! – сочно причмокнул он, изображая звук, с каким молоток вошел бы в сырой бифштекс – И нога в другую сторону. Прикинь, да?
Он заржал. Альбинос улыбнулся, но сначала бросил быстрый взгляд на каштанового – тот невозмутимо стоял, все так же перекинув руки через биту, – и только потом старательно захихикал.
Леха шоркал задними ногами, раздвигая верхний слой мелкой щебенки, предательски скользкой и подвижной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124