Молчун свое дело знает не хуже Кэпа…
Молодцы, сукины дети!
И здорово, когда у тебя есть свои сукины дети, которые тебя так здорово прикрывают…
Попались тевтончики. В четвертый уже раз?
Леха хмыкнул и отполз еще дальше назад. И еще ближе к схрону. Даже не верится, что наконец-то нашел…
Черт возьми, а иногда жизнь бывает и неплоха! Даже если все вокруг паршиво.
Пожалуй, теперь можно и подняться. Теперь немцы сами в мишени превратились…
Леха поднялся, обошел валун. Вот он, схрон. Под разворошенным песком виднеется – кусочек круглой стальной прелести. Но к самому схрону Леха не полез, остановился в паре шагов.
Хотя один раз прямо на крышку наступил, и ничего не случилось, – но все равно лучше не рисковать…
И зевнул. Вся усталость этих дней, вся нервотрепка, копившаяся где-то на дне мозга, спрятанная под слоем адреналина, вдруг нахлынула, обрушилась разом, лишая последних сил.
Леха еще раз зевнул. Господи, и спать-то как хочется…
А сатир опять заорал прямо в голове:
– Эй, рогатый! Не молчи! Что со схроном?!
– Нормально.
– Ничем не задели? Пулями там, осколками?
– Нет.
– Уф!
– Только не кричи, очень прошу.
– Ладно, поучи ученого… – тут же выдал сдачу сатир. Впрочем, довольно миролюбиво. Так, для галочки.
Впереди опять хлестко щелкнула снайперка Молчуна, но это уже не трогало. Они и сами справятся. А вот некоторым можно поспать…
Теперь – можно. Наконец-то!
Поспать. Прямо сейчас. Не дожидаясь, пока добьют немцев, – добьют, можно не сомневаться! Вот прямо здесь, возле схрона, и завалиться. Хотя нет… Здесь не улечься. Одни камни острые…
Э! Да тут же рядом, в каких-то тридцати метрах, – край плато. И дальше лишь песок, ровный и мягкий.
Леха засеменил к краю плато, к желтоватой полосе песка между плато и черной стеной Блиндажного леса… И встал.
За полосой песка, на опушке блиндажного леса, стояли два кабана – Клык и альбинос. Из-за стальных стволов вынырнул и третий, черноухий. С полной охапкой темно-зеленых… желудей?
На опушке, что выходит в Кремневую долину, желуди были с кулак величиной. Эти же были куда крупнее, с ананас. И бока куда четче рубленые, чем у маленьких…
Леха сглотнул. Теперь понял, что они напоминают. Никакие это не желуди.
На песке возле кабанов лежали две горки этих желудей, чуть поодаль друг от друга.
Альбинос стоял спиной, глядя на Клыка. Сам Клык глядел на плато, лениво перекинув руки через огромный стальной сук, лежавший на плечах коромыслом. Встретился взглядом – и ощерился от уха до уха.
Дернул подбородком альбиносу, что-то скомандовал. Альбинос шмыгнул к одной куче желудей, черноухий бросился ко второй. Сам Клык сбросил с плеч сучок. Взялся обеими лапищами за узкий конец, замахнулся, будто собрался поиграть в лапту… Альбинос и черноухий уже держали в лапах по желудю.
Черноухий швырнул в Клыка желудем – и тот смачно рубанул сучком. Со всего размаха. Точно по желудю. Желудь отлетел высоко в небо, а Клык уже замахивался с другого бока. Альбинос швырнул желудь – и Клык опять отбил его высоко вверх. А черноухий уже швырял третий…
Клык махал битой, как заведенный. Слева, справа, слева, справа. Альбинос и черноухий едва успевали подавать. Самый первый желудь завис где-то высоко-высоко едва различимой точкой на ярком небе, только достиг пика, еще даже не начал падать вниз, а Клык уже послал ему вслед еще штук пять. Первый желудь перевалил через пик, понесся вниз, вновь набирая скорость…
Леха захлопнул отвисшую челюсть и пришел в себя. Если эти рубленые желуди как мины… Удар битой активизирует взрыватели ничуть не хуже, чем если бы их выпускали из миномета. И это значит, что когда они стукнутся обо что-то, то от второго сильного удара…
Очередь желудей валилась прямо сюда, на плато, а кабаны все подавали и подавали Клыку новые, и он отсылал их следом…
Леха крутанулся назад, втягивая полную грудь воздуха, и заревел. Изо всех сил, оглушая себя собственным ревом. Обернитесь! К черту немцев! Обернитесь сюда!!! За камнями застучали сразу два немецких автомата. Леха ревел во все горло, и рев бил по ушам, оглушая, – но впереди все грохотали немецкие автоматы, не давая каперам ни обернуться, ни оглядеться…
Над головой мелькнуло – и первый желудь врезался в валуны. Метрах в тридцати впереди. Там, где лежали каперы.
Полыхнуло огнем, брызнули осколки, по ушам врезала тугая волна воздуха. И тут же еще раз, чуть правее. Левее.
И еще левее. И чуть дальше…
Взрывы встряхивали воздух и камни под ногами, месили валуны впереди…
Леха вжался в камни, но сюда осколки почти не долетали. Большой валун возле схрона хорошо прикрывал.
А впереди, за ним, желуди все валились, валились, валились…
Еще раз мелькнуло над головой – близко-близко. Леха невольно вжался в камни. Желудь рухнул с неба вниз совсем близко, в каких-то трех-четырех метрах впереди, прямо за валуном.
На миг накатило облегчение – что валун прикрыл… А потом Леха взвыл. Не от боли, от ярости.
Валун ухнул точно туда, где был…
Взрыв тряхнул землю, всаживая камни в живот, – и за валуном взметнулись гарь, песок, осколки камня… и тяжеленная крышка схрона. Погнутая, с разорванным боком. Тяжело вращаясь, подлетела метра на три над верхушкой валуна – и…
И пропала. Растворилась, словно мираж. Словно ее и не было.
Исчезла. Вместе со всей беготней последних дней, полными жара и рябящих в глазах камней. С шансом на спасение.
На миг забыв про обстрел, Леха поднялся. Рвануло справа, но Леха даже не оглянулся. Не пригибаясь, пошел вокруг валуна. Все еще отказываясь поверить своим глазам.
К ямке, занесенной песком…
Там, где раньше была ямка, теперь были такие же камни, как и везде вокруг.
Ударил взрыв совсем рядом, и Леха словно очнулся. Прижался к земле, огляделся вокруг.
Впереди все грохотало. Желуди все валились с неба.
Кэпу и Даньке уже не помочь. Они уже превратились в кровавые ошметки. Если от них вообще что-то осталось. А вот Молчун… Он был сильно правее…
Леха поднялся и бросился назад. Через последние валуны плато. На песок – и дальше, дальше, разгоняясь.
Клык как заведенный махал битой, в воздух летели все новые желуди. Но кучки боезапаса у альбиноса и черноухого уменьшились едва ли наполовину.
Набирая скорость, Леха помчался по песку. Метров сто между краем плато и опушкой. Не так уж и много.
Все желуди Клык посылал далеко вперед, на край плато. Теперь они проносились высока вверху и падали далеко позади. Там они, встряхивая камни, молотили валуны в каменную крошку, но сюда долетали только толчки воздуха, хлеставшие по спине и затылку.
Но это все дальше и дальше позади…
Клык – вот он, в каких-то пятидесяти метрах, а черноухий и альбинос и вовсе ничего не видят, стоят спинами…
Черноух швырнул очередной желудь, но Клык не ударил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Молодцы, сукины дети!
И здорово, когда у тебя есть свои сукины дети, которые тебя так здорово прикрывают…
Попались тевтончики. В четвертый уже раз?
Леха хмыкнул и отполз еще дальше назад. И еще ближе к схрону. Даже не верится, что наконец-то нашел…
Черт возьми, а иногда жизнь бывает и неплоха! Даже если все вокруг паршиво.
Пожалуй, теперь можно и подняться. Теперь немцы сами в мишени превратились…
Леха поднялся, обошел валун. Вот он, схрон. Под разворошенным песком виднеется – кусочек круглой стальной прелести. Но к самому схрону Леха не полез, остановился в паре шагов.
Хотя один раз прямо на крышку наступил, и ничего не случилось, – но все равно лучше не рисковать…
И зевнул. Вся усталость этих дней, вся нервотрепка, копившаяся где-то на дне мозга, спрятанная под слоем адреналина, вдруг нахлынула, обрушилась разом, лишая последних сил.
Леха еще раз зевнул. Господи, и спать-то как хочется…
А сатир опять заорал прямо в голове:
– Эй, рогатый! Не молчи! Что со схроном?!
– Нормально.
– Ничем не задели? Пулями там, осколками?
– Нет.
– Уф!
– Только не кричи, очень прошу.
– Ладно, поучи ученого… – тут же выдал сдачу сатир. Впрочем, довольно миролюбиво. Так, для галочки.
Впереди опять хлестко щелкнула снайперка Молчуна, но это уже не трогало. Они и сами справятся. А вот некоторым можно поспать…
Теперь – можно. Наконец-то!
Поспать. Прямо сейчас. Не дожидаясь, пока добьют немцев, – добьют, можно не сомневаться! Вот прямо здесь, возле схрона, и завалиться. Хотя нет… Здесь не улечься. Одни камни острые…
Э! Да тут же рядом, в каких-то тридцати метрах, – край плато. И дальше лишь песок, ровный и мягкий.
Леха засеменил к краю плато, к желтоватой полосе песка между плато и черной стеной Блиндажного леса… И встал.
За полосой песка, на опушке блиндажного леса, стояли два кабана – Клык и альбинос. Из-за стальных стволов вынырнул и третий, черноухий. С полной охапкой темно-зеленых… желудей?
На опушке, что выходит в Кремневую долину, желуди были с кулак величиной. Эти же были куда крупнее, с ананас. И бока куда четче рубленые, чем у маленьких…
Леха сглотнул. Теперь понял, что они напоминают. Никакие это не желуди.
На песке возле кабанов лежали две горки этих желудей, чуть поодаль друг от друга.
Альбинос стоял спиной, глядя на Клыка. Сам Клык глядел на плато, лениво перекинув руки через огромный стальной сук, лежавший на плечах коромыслом. Встретился взглядом – и ощерился от уха до уха.
Дернул подбородком альбиносу, что-то скомандовал. Альбинос шмыгнул к одной куче желудей, черноухий бросился ко второй. Сам Клык сбросил с плеч сучок. Взялся обеими лапищами за узкий конец, замахнулся, будто собрался поиграть в лапту… Альбинос и черноухий уже держали в лапах по желудю.
Черноухий швырнул в Клыка желудем – и тот смачно рубанул сучком. Со всего размаха. Точно по желудю. Желудь отлетел высоко в небо, а Клык уже замахивался с другого бока. Альбинос швырнул желудь – и Клык опять отбил его высоко вверх. А черноухий уже швырял третий…
Клык махал битой, как заведенный. Слева, справа, слева, справа. Альбинос и черноухий едва успевали подавать. Самый первый желудь завис где-то высоко-высоко едва различимой точкой на ярком небе, только достиг пика, еще даже не начал падать вниз, а Клык уже послал ему вслед еще штук пять. Первый желудь перевалил через пик, понесся вниз, вновь набирая скорость…
Леха захлопнул отвисшую челюсть и пришел в себя. Если эти рубленые желуди как мины… Удар битой активизирует взрыватели ничуть не хуже, чем если бы их выпускали из миномета. И это значит, что когда они стукнутся обо что-то, то от второго сильного удара…
Очередь желудей валилась прямо сюда, на плато, а кабаны все подавали и подавали Клыку новые, и он отсылал их следом…
Леха крутанулся назад, втягивая полную грудь воздуха, и заревел. Изо всех сил, оглушая себя собственным ревом. Обернитесь! К черту немцев! Обернитесь сюда!!! За камнями застучали сразу два немецких автомата. Леха ревел во все горло, и рев бил по ушам, оглушая, – но впереди все грохотали немецкие автоматы, не давая каперам ни обернуться, ни оглядеться…
Над головой мелькнуло – и первый желудь врезался в валуны. Метрах в тридцати впереди. Там, где лежали каперы.
Полыхнуло огнем, брызнули осколки, по ушам врезала тугая волна воздуха. И тут же еще раз, чуть правее. Левее.
И еще левее. И чуть дальше…
Взрывы встряхивали воздух и камни под ногами, месили валуны впереди…
Леха вжался в камни, но сюда осколки почти не долетали. Большой валун возле схрона хорошо прикрывал.
А впереди, за ним, желуди все валились, валились, валились…
Еще раз мелькнуло над головой – близко-близко. Леха невольно вжался в камни. Желудь рухнул с неба вниз совсем близко, в каких-то трех-четырех метрах впереди, прямо за валуном.
На миг накатило облегчение – что валун прикрыл… А потом Леха взвыл. Не от боли, от ярости.
Валун ухнул точно туда, где был…
Взрыв тряхнул землю, всаживая камни в живот, – и за валуном взметнулись гарь, песок, осколки камня… и тяжеленная крышка схрона. Погнутая, с разорванным боком. Тяжело вращаясь, подлетела метра на три над верхушкой валуна – и…
И пропала. Растворилась, словно мираж. Словно ее и не было.
Исчезла. Вместе со всей беготней последних дней, полными жара и рябящих в глазах камней. С шансом на спасение.
На миг забыв про обстрел, Леха поднялся. Рвануло справа, но Леха даже не оглянулся. Не пригибаясь, пошел вокруг валуна. Все еще отказываясь поверить своим глазам.
К ямке, занесенной песком…
Там, где раньше была ямка, теперь были такие же камни, как и везде вокруг.
Ударил взрыв совсем рядом, и Леха словно очнулся. Прижался к земле, огляделся вокруг.
Впереди все грохотало. Желуди все валились с неба.
Кэпу и Даньке уже не помочь. Они уже превратились в кровавые ошметки. Если от них вообще что-то осталось. А вот Молчун… Он был сильно правее…
Леха поднялся и бросился назад. Через последние валуны плато. На песок – и дальше, дальше, разгоняясь.
Клык как заведенный махал битой, в воздух летели все новые желуди. Но кучки боезапаса у альбиноса и черноухого уменьшились едва ли наполовину.
Набирая скорость, Леха помчался по песку. Метров сто между краем плато и опушкой. Не так уж и много.
Все желуди Клык посылал далеко вперед, на край плато. Теперь они проносились высока вверху и падали далеко позади. Там они, встряхивая камни, молотили валуны в каменную крошку, но сюда долетали только толчки воздуха, хлеставшие по спине и затылку.
Но это все дальше и дальше позади…
Клык – вот он, в каких-то пятидесяти метрах, а черноухий и альбинос и вовсе ничего не видят, стоят спинами…
Черноух швырнул очередной желудь, но Клык не ударил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124