– завопил гигант писклявым детским голоском. – Ламер! Ламер! Ламер!
Леха замер, не веря своим глазам.
Этот великан – и этот писклявый голосок…
Миниган ожил. С визгом закружились дула, выбрасывая огонь, – и тут же врезало в грудь. Сбило с ног и швырнуло на бок, поверх гниющей бычьей туши.
Поток пуль пробил броневые наросты на груди, в клочья разорвал шкуру и, ломая ребра, вошел еще глубже… В животе затанцевали раскаленные клещи, выкручивая и разрывая внутренности, мешая их в кашу, расплескивая вокруг…
Крик рвался из горла, но боли уже не было.
Вокруг полумрак капища, гранитные блоки. За ними свинцовое море, тяжелые тучи.
Леха судорожно обернулся назад – туда, где между гранитными блоками спуск в лощину.
На изумрудной траве глубокие черные следы от ботинок. Перед ними две бычьи туши, одна на другой. Верхняя еще целая. От раскаленных пуль, засевших в груди, струйками поднимался пар. Нижняя – уже почти скелет. Шкура истлела, плоть опала гнилыми кусками. Лишь каркас из желтых костей…
Карателя не было.
Карателя…
Мысли катались в голове, сталкиваясь и отскакивая друг от друга. Тот писклявый голосок… Такой голосок может быть у ребенка лет десяти, не больше!
Или… Или это всего лишь показалось? Вот так и сходят с ума?…
– Что, рогатенький? – Сатир был тут как тут. Присел рядом на корточках, с любопытством заглядывая в глаза. – Что-то у тебя глазки больно дикие… Решил свихнуться по-быстрому? Свернуться куколкой – и на самое донышко в мире личных грез?
Сатир залился хихиканьем – длинная очередь быстрых блеющих смешков. Ну настоящий козел…
– Даже не надейся, – не отставал сатир. – Сойти с ума так быстро – это еще надо заслужить. Не-э-эт, братишка. Это всего лишь обучалка, настоящим адом тут пока и не пахнет. Это все так, разминка. Детский сад и малолетние малолеточки…
Леха поднял на него глаза.
Не показалось? Он тоже слышал, что сказал тот здоровяк?
– Хм… – неуверенно хмыкнул сатир, опешив. – Ты что? Думал, в реальности это такой же амбал, как в игре? Ха! Да это же мелочь пузатая! Лет десять. Пупсик! Потому и аватару такую выбрал. Типа, чтобы круто. Даже не соображает, что в бою такой шкаф зацепить в два раза проще, чем остальных. Куда ему… Вон, даже голосовой фильтр настроить ума не хватило, чтобы басом говорил. Как в реале пискля писклей, так и тут…
Леха все еще дрожал.
– А как же… а родители?
Сверху пригревало солнце, но Леха все равно зябко ежился. Ноги невольно поджимались, прикрывая живот. А взгляд сам собой сползал на спуск в лощину. Между двумя бычьими тушами и холмом. Туда, где глубокие черные следы от ботинок. Где появлялся он…
– Родители? – Сатир нахмурился. Потом сообразил: – А-а, родители… Да чмошники какие-нибудь. Денег куры не клюют, а на пупсика своего ни минуты времени. Ну вот эта мелочь пузатая и мается дурью, отцовские деньги транжирит, как может. Но в саму игру не суется, там ему неинтересно. Ничего не может там сделать – там ведь все для взрослых, всерьез. И думать надо, и английский знать… Товар-то экспортный… А здесь, в обучалке, и аватара любая, и оружие любое, и боезапас неограниченный. И монстрики по одному, да на блюдечке с голубой каемочкой…
– Он что, каждый день сюда ходит? – напрягся Леха.
– А хрен его знает, – пожал Плечами сатир. – Здесь ведь только новички ошиваются, вроде тебя. Пока малость освоятся.
– Освоятся?…
– Ну да. Нельзя же вас сразу в игровые зоны. Мигом с катушек слетите. Здесь-то, по сравнению с тем, что там, натуральный санаторий… Ну а я к тебе вроде наставника, салага ты рогатая, – почти ласково сказал сатир. – Тебя уму-разуму подучу, заодно и сам передохну маленько…
Бычьи туши в лощине вдруг осели вниз – скелет нижней туши рассыпался.
Верхняя тоже быстро разлагалась. Клочьями сходила шерсть, трескалась и расползалась шкура, обнажая мясо – синевато-серое, склизкое…
А сатир все болтал и болтал:
– Боль – вот настоящая изюминка этой игры. Только так можно заставить монстров вести себя реалистично. Никто не зевает, когда ему в бок всаживают пулю. Лодыри мигом превращаются в трудоголиков. Глядят во все глаза и высматривают игроков еще на далеких подступах.
И на рожон не лезут, с другой стороны. Никаких подвигов, никаких грудью на амбразуру, когда боль реальная… Рискуют не больше, чем в реальной жизни. А то и меньше…
А уж как игрокам нравится! Это тебе не с тупым и бесчувственным ботом[Бот (от англ.robot ) – персонаж, управляемый программой.] махаться. Тут все натуральное. Америкосы так и валят. У них там политкорректность и прочие права человека, а у нас тут за реальные баксы – конкретная боль. Ее, кстати, – хмыкнул сатир, – на экспорт можно гнать без всяких угрызений совести. Ресурс-то восполнимый. Не нефть там или газ…
Леха кивал, словно слушал. Отдельные слова цеплялись за сознание, но общий смысл куда-то ускользал.
А глаза смотрели на спуск в долину. Только туда.
Эти минуты в святилище, эти слова, эти ухмылки сатира – это все игрушечное. Блики на стекле.
А настоящее – то, что он может прийти. В любой момент. И снова будет миниган, брызжущий огнем. Снова будут пули, рвущие грудь, как…
Леха оскалился и замотал головой, прогоняя это ощущение.
Но безысходность не уходила.
От всего этого не убежать. От тебя уже ничего не зависит. Тебя уже распластали на гильотине. Шея зажата в тяжелых колодках, и где-то сверху за затылком нависает тяжелый нож. Скоро чужая рука снимет стопор, и нож рухнет на шею. И ничего не сделать. Только, напрягая слух, ждать, когда свистнет падающее лезвие…
– Эй, рогатый! – хлопнул по плечу сатир, и Леха вздрогнул. – Уже соскучился? Не переживай. Придет твой Пупсик, никуда не денется. Знаю я таких. Сейчас по чатам пробежится, кульного хацкера из себя строя, и еще раз к нам заглянет. На посошок.
Леха стиснул зубы, мотнул головой. Нет, так не пойдет! Что-то надо делать. Выход должен быть. Должен!
Леха поднялся с земли.
– Ты чего? – нахмурился сатир.
Леха медленно пошел к гранитным блокам, за которыми спуск в лощину. Граница четкая. Здесь – чахлая трава и ссохшаяся в камень земля. Там – мягчайшая трава и сочный чернозем.
Осторожно высунул переднюю ногу за блоки, наружу, и ковырнул копытом землю.
Клок травы легко вырвался из земли, разбрасывая угольные крошки чернозема. Под ним осталась маленькая ямка. Прямо как в реале.
Леха еще раз ковырнул копытом, в эту ямку, поглубже. Чернозем послушно рассыпался в стороны, ямка стала больше.
– Эй?… – окликнул удивленный сатир.
Леха обернулся. Мотнул мордой вниз, в лощину.
– А физика здесь совсем реалистичная?
– Физика? – прищурился сатир.
– Этот миниган…
Пули били в грудь так, что отбрасывало назад огромную бычью тушу. А ведь тот, кто стреляет, получает отдачу еще больше… если, конечно, это здесь тоже как в реале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Леха замер, не веря своим глазам.
Этот великан – и этот писклявый голосок…
Миниган ожил. С визгом закружились дула, выбрасывая огонь, – и тут же врезало в грудь. Сбило с ног и швырнуло на бок, поверх гниющей бычьей туши.
Поток пуль пробил броневые наросты на груди, в клочья разорвал шкуру и, ломая ребра, вошел еще глубже… В животе затанцевали раскаленные клещи, выкручивая и разрывая внутренности, мешая их в кашу, расплескивая вокруг…
Крик рвался из горла, но боли уже не было.
Вокруг полумрак капища, гранитные блоки. За ними свинцовое море, тяжелые тучи.
Леха судорожно обернулся назад – туда, где между гранитными блоками спуск в лощину.
На изумрудной траве глубокие черные следы от ботинок. Перед ними две бычьи туши, одна на другой. Верхняя еще целая. От раскаленных пуль, засевших в груди, струйками поднимался пар. Нижняя – уже почти скелет. Шкура истлела, плоть опала гнилыми кусками. Лишь каркас из желтых костей…
Карателя не было.
Карателя…
Мысли катались в голове, сталкиваясь и отскакивая друг от друга. Тот писклявый голосок… Такой голосок может быть у ребенка лет десяти, не больше!
Или… Или это всего лишь показалось? Вот так и сходят с ума?…
– Что, рогатенький? – Сатир был тут как тут. Присел рядом на корточках, с любопытством заглядывая в глаза. – Что-то у тебя глазки больно дикие… Решил свихнуться по-быстрому? Свернуться куколкой – и на самое донышко в мире личных грез?
Сатир залился хихиканьем – длинная очередь быстрых блеющих смешков. Ну настоящий козел…
– Даже не надейся, – не отставал сатир. – Сойти с ума так быстро – это еще надо заслужить. Не-э-эт, братишка. Это всего лишь обучалка, настоящим адом тут пока и не пахнет. Это все так, разминка. Детский сад и малолетние малолеточки…
Леха поднял на него глаза.
Не показалось? Он тоже слышал, что сказал тот здоровяк?
– Хм… – неуверенно хмыкнул сатир, опешив. – Ты что? Думал, в реальности это такой же амбал, как в игре? Ха! Да это же мелочь пузатая! Лет десять. Пупсик! Потому и аватару такую выбрал. Типа, чтобы круто. Даже не соображает, что в бою такой шкаф зацепить в два раза проще, чем остальных. Куда ему… Вон, даже голосовой фильтр настроить ума не хватило, чтобы басом говорил. Как в реале пискля писклей, так и тут…
Леха все еще дрожал.
– А как же… а родители?
Сверху пригревало солнце, но Леха все равно зябко ежился. Ноги невольно поджимались, прикрывая живот. А взгляд сам собой сползал на спуск в лощину. Между двумя бычьими тушами и холмом. Туда, где глубокие черные следы от ботинок. Где появлялся он…
– Родители? – Сатир нахмурился. Потом сообразил: – А-а, родители… Да чмошники какие-нибудь. Денег куры не клюют, а на пупсика своего ни минуты времени. Ну вот эта мелочь пузатая и мается дурью, отцовские деньги транжирит, как может. Но в саму игру не суется, там ему неинтересно. Ничего не может там сделать – там ведь все для взрослых, всерьез. И думать надо, и английский знать… Товар-то экспортный… А здесь, в обучалке, и аватара любая, и оружие любое, и боезапас неограниченный. И монстрики по одному, да на блюдечке с голубой каемочкой…
– Он что, каждый день сюда ходит? – напрягся Леха.
– А хрен его знает, – пожал Плечами сатир. – Здесь ведь только новички ошиваются, вроде тебя. Пока малость освоятся.
– Освоятся?…
– Ну да. Нельзя же вас сразу в игровые зоны. Мигом с катушек слетите. Здесь-то, по сравнению с тем, что там, натуральный санаторий… Ну а я к тебе вроде наставника, салага ты рогатая, – почти ласково сказал сатир. – Тебя уму-разуму подучу, заодно и сам передохну маленько…
Бычьи туши в лощине вдруг осели вниз – скелет нижней туши рассыпался.
Верхняя тоже быстро разлагалась. Клочьями сходила шерсть, трескалась и расползалась шкура, обнажая мясо – синевато-серое, склизкое…
А сатир все болтал и болтал:
– Боль – вот настоящая изюминка этой игры. Только так можно заставить монстров вести себя реалистично. Никто не зевает, когда ему в бок всаживают пулю. Лодыри мигом превращаются в трудоголиков. Глядят во все глаза и высматривают игроков еще на далеких подступах.
И на рожон не лезут, с другой стороны. Никаких подвигов, никаких грудью на амбразуру, когда боль реальная… Рискуют не больше, чем в реальной жизни. А то и меньше…
А уж как игрокам нравится! Это тебе не с тупым и бесчувственным ботом[Бот (от англ.robot ) – персонаж, управляемый программой.] махаться. Тут все натуральное. Америкосы так и валят. У них там политкорректность и прочие права человека, а у нас тут за реальные баксы – конкретная боль. Ее, кстати, – хмыкнул сатир, – на экспорт можно гнать без всяких угрызений совести. Ресурс-то восполнимый. Не нефть там или газ…
Леха кивал, словно слушал. Отдельные слова цеплялись за сознание, но общий смысл куда-то ускользал.
А глаза смотрели на спуск в долину. Только туда.
Эти минуты в святилище, эти слова, эти ухмылки сатира – это все игрушечное. Блики на стекле.
А настоящее – то, что он может прийти. В любой момент. И снова будет миниган, брызжущий огнем. Снова будут пули, рвущие грудь, как…
Леха оскалился и замотал головой, прогоняя это ощущение.
Но безысходность не уходила.
От всего этого не убежать. От тебя уже ничего не зависит. Тебя уже распластали на гильотине. Шея зажата в тяжелых колодках, и где-то сверху за затылком нависает тяжелый нож. Скоро чужая рука снимет стопор, и нож рухнет на шею. И ничего не сделать. Только, напрягая слух, ждать, когда свистнет падающее лезвие…
– Эй, рогатый! – хлопнул по плечу сатир, и Леха вздрогнул. – Уже соскучился? Не переживай. Придет твой Пупсик, никуда не денется. Знаю я таких. Сейчас по чатам пробежится, кульного хацкера из себя строя, и еще раз к нам заглянет. На посошок.
Леха стиснул зубы, мотнул головой. Нет, так не пойдет! Что-то надо делать. Выход должен быть. Должен!
Леха поднялся с земли.
– Ты чего? – нахмурился сатир.
Леха медленно пошел к гранитным блокам, за которыми спуск в лощину. Граница четкая. Здесь – чахлая трава и ссохшаяся в камень земля. Там – мягчайшая трава и сочный чернозем.
Осторожно высунул переднюю ногу за блоки, наружу, и ковырнул копытом землю.
Клок травы легко вырвался из земли, разбрасывая угольные крошки чернозема. Под ним осталась маленькая ямка. Прямо как в реале.
Леха еще раз ковырнул копытом, в эту ямку, поглубже. Чернозем послушно рассыпался в стороны, ямка стала больше.
– Эй?… – окликнул удивленный сатир.
Леха обернулся. Мотнул мордой вниз, в лощину.
– А физика здесь совсем реалистичная?
– Физика? – прищурился сатир.
– Этот миниган…
Пули били в грудь так, что отбрасывало назад огромную бычью тушу. А ведь тот, кто стреляет, получает отдачу еще больше… если, конечно, это здесь тоже как в реале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124