Присев на корточки, брандмейстер подобрал что-то с земли. Пеллэм остановился в нескольких футах от него. Ломакс поднял взгляд. Пеллэм отмылся и переоделся. Камуфляжная раскраска у него на лице исчезла, и брандмейстеру потребовалось какое-то время, чтобы его узнать.
— Это вы, — наконец сказал Ломакс.
Пеллэм, решив попробовать дружелюбный подход, вежливо поинтересовался:
— Привет, как дела?
— Исчезните, — отрезал брандмейстер.
— Я просто хотел поговорить с вами пару минут.
Ломакс снова переключил внимание на землю.
В больнице у Пеллэма проверили документы и справились о нем в центральном управлении полиции. Ломакс, его приятели-полицейские и в особенности здоровенный заместитель, похоже, расстроились, узнав, что нет никаких причин задержать Пеллэма и даже подвергнуть его дотошному обыску. Поэтому они остановились на том, что быстро взяли у него показания, после чего вытолкали в коридор, предупредив, что если в течение пяти минут он не покинет больницу, его арестуют за попытку помешать расследованию.
— Всего несколько вопросов, — сейчас обратился Пеллэм к брандмейстеру.
Ломакс, помятый и взъерошенный, напомнил Пеллэму его школьного преподавателя физкультуры, давно поссорившегося со спортом. Выпрямившись, брандмейстер оглядел Пеллэма с ног до головы. Быстро, пытливо. Его взгляд не был ни осторожным, ни воинственным; Ломакс просто пытался определить, кто перед ним.
— Я хочу узнать, почему вы арестовали Этти Вашингтон, — спросил Пеллэм. — В этом нет никакой логики. Я там был. Я знаю, что она не имеет никакого отношения к пожару.
— Это место преступления.
Ломакс возвратился к растрескавшейся кладке. Его слова нельзя было назвать предостережением в чистом виде, и все же Пеллэм предположил, что истинный их смысл именно такой.
— Я просто хочу спросить вас…
— Выйдите за ограждение.
— За ограждение?
— За желтую ленту.
— Сейчас выйду. Вы только позвольте мне…
— Арестуй его, — рявкнул Ломакс своему заместителю.
Тот с готовностью поспешил исполнить приказание.
— Все-все, я уже иду.
Подняв руки, Пеллэм выбрался за ленту.
Оказавшись за ограждением, он достал из сумки видеокамеру, направил ее на затылок Ломакса и включил запись. В видоискатель было видно, как полицейский в форме шепнул что-то Ломаксу. Тот оглянулся и тотчас же снова отвернулся. Позади пожарных огромной беспорядочной кучей возвышался дымящийся остов здания. Пеллэм поймал себя на мысли, что хотя сейчас он делает это исключительно ради Ломакса, могла бы получиться первоклассная сцена.
Брандмейстер старался не обращать на Пеллэма внимание столько, сколько было в его силах. Затем, не вытерпев, он подошел к нему. Отстранил объектив.
— Ну хорошо. Кончайте дурью маяться.
Пеллэм выключил видеокамеру.
— Этти Вашингтон не поджигала дом, — сказал он.
— Кто вы такой? Тележурналист?
— Что-то вроде того.
— Она его не поджигала, да? А кто поджег? Вы?
— Я дал показания вашему заместителю. Кстати, у него есть фамилия?
Ломакс пропустил это мимо ушей.
— Отвечайте на мой вопрос. Раз вы так уверены, что она не имеет никакого отношения к пожару, тогда, быть может, дом подожгли вы?
— Нет, я его не поджигал, — устало вздохнул Пеллэм.
— Как вам удалось выбраться? Из здания?
— По пожарной лестнице.
— Но старуха говорит, что когда пожар начался, ее не было дома. Кто впустил вас в подъезд?
— Рода Санчес. Из квартиры 2-Д.
— Вы и с ней знакомы?
— Встречались. Она знает, что я снимаю фильм об Этти. Вот и впустила меня.
— Если Этти не было дома, зачем вы вообще вошли в подъезд? — быстро спросил Ломакс.
— У нас была назначена встреча на десять часов вечера. Я предположил, что если Этти вышла, то она должна будет вернуться через несколько минут. Я собирался подождать наверху. Как оказалось, Этти пошла в магазин.
— Вам не показалось странным — пожилая женщина выходит на улицы Адской кухни в десять часов вечера?
— Этти живет так, как ей удобно.
Ломакс, похоже, разговорился.
— Значит, когда начался пожар, вы по счастливой случайности оказались рядом с пожарной лестницей. Как вам повезло!
— Бывает и такое, — согласился Пеллэм.
— Расскажите, что именно вы видели.
— Я уже все рассказал вашему заместителю.
— Из вашего рассказа я ни хрена не понял, — отрезал Ломакс. — Сообщите мне подробности. Помогите следствию.
Подумав, Пеллэм пришел к выводу, что чем покладистее он будет себя вести, тем, в конечном счете, будет лучше Этти. Он рассказал, как заглянул вниз в лестничный колодец и увидел, что дверь вырвало наружу. Рассказал про дым и огонь. И про искры. Сказал, что искр было очень много. Ломакс и его заместитель с фигурой профессионального борца слушали Пеллэма, казалось, совершенно безучастно.
— Боюсь, я ничем не смог вам помочь, — закончил Пеллэм.
— Если вы говорите правду, вы оказали нам огромнейшую помощь.
— Какой смысл мне лгать?
— Скажите, мистер Везунчик, чего было больше — огня или дыма?
— Наверное, больше дыма.
Брандмейстер кивнул.
— Какого цвета было пламя?
— Не знаю. Обычного. Оранжевого.
— А не голубого?
— Нет.
Ломакс сделал пометки в блокноте.
Потеряв терпение, Пеллэм спросил:
— Что у вас есть на Этти? Улики? Свидетели?
В улыбке Ломакса ясно читалась Пятая поправка[2].
— Послушайте, — взорвался Пеллэм, — речь идет о семидесятилетней женщине…
— Послушайте, мистер Везунчик, я скажу вам вот что. В прошлом году мы расследовали в городе десять тысяч подозрительных пожаров. Более половины из них оказались следствием поджогов, из которых треть устроили женщины.
— Согласитесь, это едва ли можно считать доказательством вины Этти. Какой у нее предполагаемый мотив?
Ломакс повернулся к своему заместителю.
— Предполагаемый мотив. Этот человек слышал про предполагаемые мотивы. Откуда он это узнал? Из «Вестника полиции Нью-Йорка»? Из «Криминальной хроники»? Нет, он мне кажется обыкновенным настырным журналистом. Убирайся к такой-то матери вместе с твоим предполагаемым мотивом! Чтобы духа твоего здесь не было!
Вернувшись за ограждение, Пеллэм продолжал снимать, а Ломакс продолжал не обращать на него внимание.
Пеллэм направил камеру на угрюмый переулок за сгоревшим домом, — чтобы увековечить кучу мешков с мусором, спасших Этти, — и вдруг услышал завывание на высокой ноте, шум дыма, если только дым был способен издавать шум.
Пеллэм прошел к строительной площадке на противоположной стороне улицы, где завершалось возведение шестидесятиэтажного небоскреба. При его приближении дым превратился в слова.
— Одной из них. Я была бы одной из них.
Женщина сидела под сенью огромного мусорного бака, рядом с двумя облупленными каменными бульдогами, на протяжении ста тридцати лет охранявшими лестницу в дом Этти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84