Тот отказался, но согласился заглянуть в девять часов вечера; судя по всему, у Маккенны был для него памятный подарок, который, как полагал подрядчик, должен был ему очень понравиться. Пеллэм предположил, это будет какой-нибудь сувенир из исторического прошлого Адской кухни, возможно, обнаруженный во время раскопок при рытье котлована под фундамент небоскреба. Пеллэм, закоренелый сторонник проживания в автофургоне «Уиннебаго», не имел ни малейшего желания обременять себя всевозможными коллекциями. Впрочем, существовала также вероятность, что Маккенна собирался преподнести ему чек на кругленькую сумму — за предупреждение насчет подружки Коркорана или за потрясающие съемки в нелегальном детском саду.
Пеллэм встал.
— Исмаил, пошли.
Мальчишка зевнул.
— Я совсем не устал.
— Пора уходить.
Потянувшись, Исмаил подошел к Бейли и хлопнул его по руке.
— Пока, приятель!
— Холмс[84]? — переспросил озадаченный адвокат. — Что ж, всего хорошего, Ватсон.
Нахмурившись, Исмаил сказал:
— Увидимся позже.
— Ну хорошо. До встречи, молодой человек.
Пеллэм и Исмаил вышли в темноту Тридцать шестой улицы. К этому времени все гости уже были в башне, и повсюду стояли припаркованные лимузины. В воздухе висело сильное ощущение опустошения. Здание, в котором размещалась контора Бейли, осталось на улице единственным жилым между Девятой и Десятой авеню. Дворец, выстроенный Маккенной, не вернул району в одночасье волшебным образом жителей.
С противоположной стороны улицы строительная площадка была не видна, скрытая рекламными щитами и перетяжками, трепетавшими на жарком вечернем ветерке. Огороженная, она была погружена в темноту. Единственными звуками были слабые отголоски музыки, доносящиеся из театра.
— Пустынно, да? — заметил Пеллэм.
— Что ты сказал, приятель?
— Я говорю про улицу. Она пустынна.
— Ни души, — согласился мальчишка, снова зевнув.
Они прошли мимо большого бульдозера, оставленного на том месте, где когда-то стоял дом, в котором жила Этти.
— Что теперь станется с кварталом? — задумчиво промолвил Пеллэм.
Исмаил пожал плечами.
— Не знаю. А кому какое дело?
Они направились к театру, где их должен был встретить сам Маккенна или один из его помощников. Здание не являлось частью небоскреба, а было построено отдельно. Оно поднималось вверх на восемьдесят футов над блестящим, застекленным подъездом, отделанным мрамором и гранитом. Мотивы в духе Древнего Египта: цветовая гамма песчаная, коричневая, зеленая. В вестибюле никого не было; торжества уже были в самом разгаре.
Проходя мимо строительной площадки, окружавшей театр, Пеллэм смотрел по сторонам. Пока что газоны не были засеяны травой, но на этот вечер вытоптанную землю застелили искусственным покрытием, прижатым кое-где кадками с пальмами. Пеллэм остановился.
— Пеллэм, в чем дело?
— Исмаил, отправляйся в подростковый центр. Мне нужно встретиться с одним человеком.
— Нет, — проскулил мальчишка. — Я остаюсь с тобой, приятель.
— И не надейся. Тебе пора спать.
— Пошел ты к черту, Пеллэм!
— Исмаил, следи за своим языком. А теперь уходи.
Круглое лицо Исмаила скривилось в недовольной гримасе.
— Ну хорошо. До встречи, дружище.
Они хлопнули друг друга по ладоням, и мальчишка медленно побрел на восток. Не по размеру большие баскетбольные кроссовки громко хлопали. Исмаил неохотно шел в направлении центра. Обернувшись, он помахал рукой.
Пропихнувшись в дыру в ограждении, Пеллэм пошел по похожей на губку искусственной траве.
А это что такое?
Пеллэм присмотрелся внимательнее к тому, на что обратил внимание еще с тротуара: рабочие прочно прикрепили деревья в кадках к ручкам дверей черного входа, привязав их крепкой веревкой. Он предположил, это было сделано для того, чтобы пальмы не растащили местные жители.
Но при этом оказались перекрыты двери пожарного выхода.
И перекрыты наглухо, черт побери, — многочисленными витками прочной веревки. Из двадцати дверей пожарных выходов не перекрытой оставалась только одна. Она была чуть приоткрыта. Из нее доносились приглушенные звуки рукоплесканий и смеха и громкое буханье басов музыки. Подойдя к двери, Пеллэм заглянул внутрь.
Дверь вела не в сам театр, а на пожарную лестницу, которая, как предположил Пеллэм, сообщалась с балконами и ложами зрительного зала. В коридоре царила полная темнота, лишь кое-где разрываемая причудливым светом ламп пожарного освещения. Внутренние двери были распахнуты настежь, и Пеллэм различил красный бархат сидений и каштаново-коричневый ковролин на полу.
Вдруг его внимание привлекло что-то на стене коридора. Присмотревшись, Пеллэм разглядел, что это был скомканный лист бумаги — план западной части Манхэттена. Он показался ему знакомым, и через мгновение Пеллэм понял, почему. Такой же план был обнаружен на месте пожара в конторе Бейли. План, на котором Сынок отмечал свои поджоги.
Но только на этом плане целью был обозначен не конференц-зал Джевитса, а Башня Маккенны.
Внезапно у Пеллэма защипало глаза, и он почувствовал сильный запах едких паров. Похожий на запах моющего средства, который несколько дней назад Пеллэм ощутил в конторе Бейли. Пеллэм вспомнил, что обратил внимание на этот запах за мгновение перед тем, как взорвалась лампочка.
Но, разумеется, это было никакое не моющее средство. Это был самодельный напалм. И источник его находился здесь, прямо перед Пеллэмом: четыре бочки адской смеси. Выставленных в ряд вдоль стены. Со снятыми крышками.
Сзади послышался какой-то шорох.
Пеллэм стремительно обернулся.
У него за спиной стоял, склонив голову набок, светловолосый парень. На лице у парня витала безумная усмешка, а в глазах плясали отсветы огней небоскреба.
— Джо Бак, — прошептал парень. — Пеллэм, Пеллэм. Я Сынок. Очень приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу.
«Кольт» уже выскочил из-за пояса, курок был наполовину взведен, но тут Сынок взмахнул тяжелым гаечным ключом, с силой обрушив его Пеллэму на руку. Громко хрустнула сломанная кость; удар был настолько сильный, что на запястье образовалась большая рваная рана. Хлынула кровь. Закатив глаза, Пеллэм вскрикнул и рухнул назад, ударившись затылком о бочку. Та глухо загудела, словно колокол в сырую погоду.
Отложив гаечный ключ, Сынок подобрал револьвер Пеллэма и сунул его за пояс. Затем достал из кармана наручники.
И зажигалку.
30
Первой мыслью Пеллэма было: "Почему нет боли? Почему я ничего не чувствую?
Он ее сломал. Он сломал мне руку…"
Из рассеченного запястья хлестала кровь.
Сынок, поставив Пеллэму на лбу его собственной кровью кастовую отметку, нагнулся и стал рыться в своих карманах. В конце концов он достал маленький серебристый ключик от наручников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Пеллэм встал.
— Исмаил, пошли.
Мальчишка зевнул.
— Я совсем не устал.
— Пора уходить.
Потянувшись, Исмаил подошел к Бейли и хлопнул его по руке.
— Пока, приятель!
— Холмс[84]? — переспросил озадаченный адвокат. — Что ж, всего хорошего, Ватсон.
Нахмурившись, Исмаил сказал:
— Увидимся позже.
— Ну хорошо. До встречи, молодой человек.
Пеллэм и Исмаил вышли в темноту Тридцать шестой улицы. К этому времени все гости уже были в башне, и повсюду стояли припаркованные лимузины. В воздухе висело сильное ощущение опустошения. Здание, в котором размещалась контора Бейли, осталось на улице единственным жилым между Девятой и Десятой авеню. Дворец, выстроенный Маккенной, не вернул району в одночасье волшебным образом жителей.
С противоположной стороны улицы строительная площадка была не видна, скрытая рекламными щитами и перетяжками, трепетавшими на жарком вечернем ветерке. Огороженная, она была погружена в темноту. Единственными звуками были слабые отголоски музыки, доносящиеся из театра.
— Пустынно, да? — заметил Пеллэм.
— Что ты сказал, приятель?
— Я говорю про улицу. Она пустынна.
— Ни души, — согласился мальчишка, снова зевнув.
Они прошли мимо большого бульдозера, оставленного на том месте, где когда-то стоял дом, в котором жила Этти.
— Что теперь станется с кварталом? — задумчиво промолвил Пеллэм.
Исмаил пожал плечами.
— Не знаю. А кому какое дело?
Они направились к театру, где их должен был встретить сам Маккенна или один из его помощников. Здание не являлось частью небоскреба, а было построено отдельно. Оно поднималось вверх на восемьдесят футов над блестящим, застекленным подъездом, отделанным мрамором и гранитом. Мотивы в духе Древнего Египта: цветовая гамма песчаная, коричневая, зеленая. В вестибюле никого не было; торжества уже были в самом разгаре.
Проходя мимо строительной площадки, окружавшей театр, Пеллэм смотрел по сторонам. Пока что газоны не были засеяны травой, но на этот вечер вытоптанную землю застелили искусственным покрытием, прижатым кое-где кадками с пальмами. Пеллэм остановился.
— Пеллэм, в чем дело?
— Исмаил, отправляйся в подростковый центр. Мне нужно встретиться с одним человеком.
— Нет, — проскулил мальчишка. — Я остаюсь с тобой, приятель.
— И не надейся. Тебе пора спать.
— Пошел ты к черту, Пеллэм!
— Исмаил, следи за своим языком. А теперь уходи.
Круглое лицо Исмаила скривилось в недовольной гримасе.
— Ну хорошо. До встречи, дружище.
Они хлопнули друг друга по ладоням, и мальчишка медленно побрел на восток. Не по размеру большие баскетбольные кроссовки громко хлопали. Исмаил неохотно шел в направлении центра. Обернувшись, он помахал рукой.
Пропихнувшись в дыру в ограждении, Пеллэм пошел по похожей на губку искусственной траве.
А это что такое?
Пеллэм присмотрелся внимательнее к тому, на что обратил внимание еще с тротуара: рабочие прочно прикрепили деревья в кадках к ручкам дверей черного входа, привязав их крепкой веревкой. Он предположил, это было сделано для того, чтобы пальмы не растащили местные жители.
Но при этом оказались перекрыты двери пожарного выхода.
И перекрыты наглухо, черт побери, — многочисленными витками прочной веревки. Из двадцати дверей пожарных выходов не перекрытой оставалась только одна. Она была чуть приоткрыта. Из нее доносились приглушенные звуки рукоплесканий и смеха и громкое буханье басов музыки. Подойдя к двери, Пеллэм заглянул внутрь.
Дверь вела не в сам театр, а на пожарную лестницу, которая, как предположил Пеллэм, сообщалась с балконами и ложами зрительного зала. В коридоре царила полная темнота, лишь кое-где разрываемая причудливым светом ламп пожарного освещения. Внутренние двери были распахнуты настежь, и Пеллэм различил красный бархат сидений и каштаново-коричневый ковролин на полу.
Вдруг его внимание привлекло что-то на стене коридора. Присмотревшись, Пеллэм разглядел, что это был скомканный лист бумаги — план западной части Манхэттена. Он показался ему знакомым, и через мгновение Пеллэм понял, почему. Такой же план был обнаружен на месте пожара в конторе Бейли. План, на котором Сынок отмечал свои поджоги.
Но только на этом плане целью был обозначен не конференц-зал Джевитса, а Башня Маккенны.
Внезапно у Пеллэма защипало глаза, и он почувствовал сильный запах едких паров. Похожий на запах моющего средства, который несколько дней назад Пеллэм ощутил в конторе Бейли. Пеллэм вспомнил, что обратил внимание на этот запах за мгновение перед тем, как взорвалась лампочка.
Но, разумеется, это было никакое не моющее средство. Это был самодельный напалм. И источник его находился здесь, прямо перед Пеллэмом: четыре бочки адской смеси. Выставленных в ряд вдоль стены. Со снятыми крышками.
Сзади послышался какой-то шорох.
Пеллэм стремительно обернулся.
У него за спиной стоял, склонив голову набок, светловолосый парень. На лице у парня витала безумная усмешка, а в глазах плясали отсветы огней небоскреба.
— Джо Бак, — прошептал парень. — Пеллэм, Пеллэм. Я Сынок. Очень приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу.
«Кольт» уже выскочил из-за пояса, курок был наполовину взведен, но тут Сынок взмахнул тяжелым гаечным ключом, с силой обрушив его Пеллэму на руку. Громко хрустнула сломанная кость; удар был настолько сильный, что на запястье образовалась большая рваная рана. Хлынула кровь. Закатив глаза, Пеллэм вскрикнул и рухнул назад, ударившись затылком о бочку. Та глухо загудела, словно колокол в сырую погоду.
Отложив гаечный ключ, Сынок подобрал револьвер Пеллэма и сунул его за пояс. Затем достал из кармана наручники.
И зажигалку.
30
Первой мыслью Пеллэма было: "Почему нет боли? Почему я ничего не чувствую?
Он ее сломал. Он сломал мне руку…"
Из рассеченного запястья хлестала кровь.
Сынок, поставив Пеллэму на лбу его собственной кровью кастовую отметку, нагнулся и стал рыться в своих карманах. В конце концов он достал маленький серебристый ключик от наручников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84