За эти несколько секунд он примотал Ксюшину руку к обломку зонта, внимательно осмотрел получившуюся конструкцию и остался доволен результатом.
Он наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб, губами почувствовав холодную испарину.
— Потерпи, принцесса. Все будет хорошо…
В вагоне стояли грохот и треск. Люди выбивали стекла и ломали двери. Они резались осколками, застревали в проемах, тяжело кряхтели, ругались, отталкивали друг друга и изо всех сил боролись за жизнь.
Двоим мужчинам удалось раздвинуть двери. Покрасневшие, со вздувшимися на шеях венами, они орали:
— Вперед! Давайте!
Еще один мужчина (Гарин со своего места видел только его багровую лысину, прикрытую редкими седыми волосами) страховал прыгающих из вагона внизу.
Толстяк схватил Гарина за плечо.
— Пойдемте?!
Гарин покачал головой.
— В эти двери прыгать не стоит.
— Почему?
Гарин колебался. Может быть, он думал правильно, а может быть, и нет. Но в первом случае он рисковал только своей жизнью (он не думал о Ксюше, как о другом человеке, сейчас они составляли одно целое), а во втором — подвергал опасности жизнь толстяка.
И все-таки…
Он показал на плафоны.
— Свет…
— И что? — Лицо толстяка сморщилось от усердия, но он, как ни старался, так и не мог понять, что Гарин имеет в виду.
— Значит, контактный рельс находится под напряжением. Если и выходить, — он кивнул в обратную сторону, — то в те двери.
Толстяк замер с открытым ртом, а потом мелко-мелко, словно пытался спрессовать все свои три подбородка в один, закивал головой.
— Да-да-да… — говорил он. — Вы правы. Я почему-то сразу подумал, что вы знаете, что делать…
Гарин пожал плечами. Это было враньем. Он не знал, что делать. Просто он, как мог, старался не поддаваться панике.
— Я попытаюсь открыть те двери… — заговорщицки прошептал толстяк. — Вы мне поможете?
— Конечно, — сказал Гарин, поднимаясь с колен.
Вагон вдруг сильно тряхнуло. Покачиваясь, он отполз по рельсам назад, метра на два.
Гарин услышал истошные крики, доносящиеся из тоннеля.
— Кого-то придавило… — сказал толстяк.
Он стоял посреди стремительно пустеющего вагона. Руки опущены вдоль массивного туловища, ладони вывернуты наружу. Он выглядел таким напуганным и обескураженным, что Гарину стало его жалко.
Гарин кивнул.
— Да… Наверное, придавило…
Он прошел в переднюю часть вагона и через окно увидел надвигающуюся темную массу. Она напоминала очень густое варенье, но, несмотря на это, двигалась довольно быстро.
— Что это? — выдохнул над его ухом толстяк.
— Вода… Грязь… Камни… Песок… Теперь они хорошо различали шум бегущей воды.
Внезапно толстяк словно обезумел. Он схватил Гарина за шиворот и потащил к двери.
— Скорее! Скорее! Нам надо уходить отсюда…
Гарину с трудом удалось сбросить его руку.
Он ткнул пальцем в плафон.
— Свет… Свет все еще горит.
Толстяк зашипел, словно воздушный шарик, в который угодила иголка, и тяжело опустился на сиденье.
— И что же делать?
— Вода, — принялся объяснять ему Гарин. — Вода прибывает, она может достать до контактного рельса. Тогда все, кто идет по путям, получат сильный удар током. Это — верная смерть.
— И что же делать? — визгливо повторил толстяк.
— Ждать. Пока не погаснет свет.
— И?..
Гарин договорил за него:
— И потом ползти в темноте, стараясь держаться как можно дальше от вагонов. Ничего другого мне в голову не приходит.
Толстяк всплеснул руками, будто говоря: «Хорошо, что вам хоть это приходит в голову».
— А пока, — сказал Гарин, — попытаемся помочь тем, кто остался.
Толстяк захихикал.
— Это глупо. Мы же не сможем тащить их всех на себе.
Гарин взглянул на него так, что у того пропала охота хихикать.
— Во-первых, одного вы взять сможете. А я понесу дочь. Во-вторых, я должен им помочь. В-третьих, спасателям будет меньше работы…
— Вы думаете, они придут за нами?
Гарин помолчал.
— В-третьих, спасателям будет меньше работы. В-четвертых, нам все равно надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки. От этого можно сойти с ума. Вот вам целых четыре причины, если какая-нибудь одна кажется недостаточно веской.
— Да, вы правы…
— Поэтому давайте займемся этим прямо сейчас. У вас есть зажигалка — на тот случай, если свет вдруг неожиданно погаснет?
— Есть, — сказал толстяк и оглянулся, словно боялся, что его может кто-то услышать. — Я много курю. Пробовал бросать, но тогда быстро набираю вес.
— Угу… Похвально, — отозвался Гарин. — Держите ее все время под рукой. А пока пойдемте со мной. Не обращайте внимания на тяжело раненных и умирающих, мы им все равно не поможем. — Он обернулся на застывшего в немом вопросе толстяка. — Медицина катастроф — жестокая дисциплина. Ничего не поделаешь.
Толстяк неожиданно привлек его к себе.
«Сейчас он меня обнимет и поцелует, — отстраненно подумал Гарин. — И, может быть, поплачет на плече».
Но толстяк сказал совсем другое.
— Я так боюсь… Так боюсь… Но… Я вам верю. Хочу, чтобы вы об этом знали.
— Хорошо… — обронил Гарин и уже хотел двинуться дальше, но толстяк остановил его.
— И еще… Знаете, стыдно признаться… И поймите меня правильно… Это ничего не меняет. Я говорю это просто так. Сам не знаю зачем… Видите ли…
Толстяк шумно вдохнул и выдохнул. Наконец он решился:
— Вода прибывает… А я… Не умею плавать…
Денис стоял, уперевшись обеими руками в стену. Каждый раз, когда его кто-нибудь толкал, он напрягал все мышцы, стараясь смягчить удар, принять его на себя, чтобы Алисе досталось как можно меньше.
Она цепко держалась за отвороты его красивой дорогой куртки и что-то шептала. Что — он так и не мог разобрать.
Крики, плач, звон стекла и топот ног постепенно стихали.
Денис обернулся и был поражен, как быстро опустел вагон.
Все, кто мог самостоятельно передвигаться, крушили окна и прыгали в тоннель. В вагоне остались беспорядочно лежащие тела, предметы одежды, сумки… В дальнем конце Денис разглядел даже сложенную детскую коляску.
Он отодвинулся от Алисы, и девушка наконец-то вздохнула свободно.
— Пойдем? — спросила она. Денис покачал головой.
— В 1991 году в тоннеле от Мекки до Медины почти полторы тысячи паломников были затоптаны бегущей в панике толпой…
Алиса слабо улыбнулась. Улыбка вышла кривой и совсем не веселой.
— Вот как?
Истомин кивнул и продолжал:
— 28 октября 1995 года около трехсот человек погибли во время пожара в бакинском метро. Сгорели и задохнулись…
— В Баку? — сказала Алиса. — Откуда ты все это знаешь?
— Гены… — ответил Денис. — Или ты забыла, кто мой фазер? Для журналиста чем хуже новости, тем лучше.
— Ну ладно… — Алиса сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов и тяжело опустилась на сиденье. — Тогда… Скажи еще что-нибудь… ободряющее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Он наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб, губами почувствовав холодную испарину.
— Потерпи, принцесса. Все будет хорошо…
В вагоне стояли грохот и треск. Люди выбивали стекла и ломали двери. Они резались осколками, застревали в проемах, тяжело кряхтели, ругались, отталкивали друг друга и изо всех сил боролись за жизнь.
Двоим мужчинам удалось раздвинуть двери. Покрасневшие, со вздувшимися на шеях венами, они орали:
— Вперед! Давайте!
Еще один мужчина (Гарин со своего места видел только его багровую лысину, прикрытую редкими седыми волосами) страховал прыгающих из вагона внизу.
Толстяк схватил Гарина за плечо.
— Пойдемте?!
Гарин покачал головой.
— В эти двери прыгать не стоит.
— Почему?
Гарин колебался. Может быть, он думал правильно, а может быть, и нет. Но в первом случае он рисковал только своей жизнью (он не думал о Ксюше, как о другом человеке, сейчас они составляли одно целое), а во втором — подвергал опасности жизнь толстяка.
И все-таки…
Он показал на плафоны.
— Свет…
— И что? — Лицо толстяка сморщилось от усердия, но он, как ни старался, так и не мог понять, что Гарин имеет в виду.
— Значит, контактный рельс находится под напряжением. Если и выходить, — он кивнул в обратную сторону, — то в те двери.
Толстяк замер с открытым ртом, а потом мелко-мелко, словно пытался спрессовать все свои три подбородка в один, закивал головой.
— Да-да-да… — говорил он. — Вы правы. Я почему-то сразу подумал, что вы знаете, что делать…
Гарин пожал плечами. Это было враньем. Он не знал, что делать. Просто он, как мог, старался не поддаваться панике.
— Я попытаюсь открыть те двери… — заговорщицки прошептал толстяк. — Вы мне поможете?
— Конечно, — сказал Гарин, поднимаясь с колен.
Вагон вдруг сильно тряхнуло. Покачиваясь, он отполз по рельсам назад, метра на два.
Гарин услышал истошные крики, доносящиеся из тоннеля.
— Кого-то придавило… — сказал толстяк.
Он стоял посреди стремительно пустеющего вагона. Руки опущены вдоль массивного туловища, ладони вывернуты наружу. Он выглядел таким напуганным и обескураженным, что Гарину стало его жалко.
Гарин кивнул.
— Да… Наверное, придавило…
Он прошел в переднюю часть вагона и через окно увидел надвигающуюся темную массу. Она напоминала очень густое варенье, но, несмотря на это, двигалась довольно быстро.
— Что это? — выдохнул над его ухом толстяк.
— Вода… Грязь… Камни… Песок… Теперь они хорошо различали шум бегущей воды.
Внезапно толстяк словно обезумел. Он схватил Гарина за шиворот и потащил к двери.
— Скорее! Скорее! Нам надо уходить отсюда…
Гарину с трудом удалось сбросить его руку.
Он ткнул пальцем в плафон.
— Свет… Свет все еще горит.
Толстяк зашипел, словно воздушный шарик, в который угодила иголка, и тяжело опустился на сиденье.
— И что же делать?
— Вода, — принялся объяснять ему Гарин. — Вода прибывает, она может достать до контактного рельса. Тогда все, кто идет по путям, получат сильный удар током. Это — верная смерть.
— И что же делать? — визгливо повторил толстяк.
— Ждать. Пока не погаснет свет.
— И?..
Гарин договорил за него:
— И потом ползти в темноте, стараясь держаться как можно дальше от вагонов. Ничего другого мне в голову не приходит.
Толстяк всплеснул руками, будто говоря: «Хорошо, что вам хоть это приходит в голову».
— А пока, — сказал Гарин, — попытаемся помочь тем, кто остался.
Толстяк захихикал.
— Это глупо. Мы же не сможем тащить их всех на себе.
Гарин взглянул на него так, что у того пропала охота хихикать.
— Во-первых, одного вы взять сможете. А я понесу дочь. Во-вторых, я должен им помочь. В-третьих, спасателям будет меньше работы…
— Вы думаете, они придут за нами?
Гарин помолчал.
— В-третьих, спасателям будет меньше работы. В-четвертых, нам все равно надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки. От этого можно сойти с ума. Вот вам целых четыре причины, если какая-нибудь одна кажется недостаточно веской.
— Да, вы правы…
— Поэтому давайте займемся этим прямо сейчас. У вас есть зажигалка — на тот случай, если свет вдруг неожиданно погаснет?
— Есть, — сказал толстяк и оглянулся, словно боялся, что его может кто-то услышать. — Я много курю. Пробовал бросать, но тогда быстро набираю вес.
— Угу… Похвально, — отозвался Гарин. — Держите ее все время под рукой. А пока пойдемте со мной. Не обращайте внимания на тяжело раненных и умирающих, мы им все равно не поможем. — Он обернулся на застывшего в немом вопросе толстяка. — Медицина катастроф — жестокая дисциплина. Ничего не поделаешь.
Толстяк неожиданно привлек его к себе.
«Сейчас он меня обнимет и поцелует, — отстраненно подумал Гарин. — И, может быть, поплачет на плече».
Но толстяк сказал совсем другое.
— Я так боюсь… Так боюсь… Но… Я вам верю. Хочу, чтобы вы об этом знали.
— Хорошо… — обронил Гарин и уже хотел двинуться дальше, но толстяк остановил его.
— И еще… Знаете, стыдно признаться… И поймите меня правильно… Это ничего не меняет. Я говорю это просто так. Сам не знаю зачем… Видите ли…
Толстяк шумно вдохнул и выдохнул. Наконец он решился:
— Вода прибывает… А я… Не умею плавать…
Денис стоял, уперевшись обеими руками в стену. Каждый раз, когда его кто-нибудь толкал, он напрягал все мышцы, стараясь смягчить удар, принять его на себя, чтобы Алисе досталось как можно меньше.
Она цепко держалась за отвороты его красивой дорогой куртки и что-то шептала. Что — он так и не мог разобрать.
Крики, плач, звон стекла и топот ног постепенно стихали.
Денис обернулся и был поражен, как быстро опустел вагон.
Все, кто мог самостоятельно передвигаться, крушили окна и прыгали в тоннель. В вагоне остались беспорядочно лежащие тела, предметы одежды, сумки… В дальнем конце Денис разглядел даже сложенную детскую коляску.
Он отодвинулся от Алисы, и девушка наконец-то вздохнула свободно.
— Пойдем? — спросила она. Денис покачал головой.
— В 1991 году в тоннеле от Мекки до Медины почти полторы тысячи паломников были затоптаны бегущей в панике толпой…
Алиса слабо улыбнулась. Улыбка вышла кривой и совсем не веселой.
— Вот как?
Истомин кивнул и продолжал:
— 28 октября 1995 года около трехсот человек погибли во время пожара в бакинском метро. Сгорели и задохнулись…
— В Баку? — сказала Алиса. — Откуда ты все это знаешь?
— Гены… — ответил Денис. — Или ты забыла, кто мой фазер? Для журналиста чем хуже новости, тем лучше.
— Ну ладно… — Алиса сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов и тяжело опустилась на сиденье. — Тогда… Скажи еще что-нибудь… ободряющее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64