— Мне необходимо… Здоровье поправить.
Гарин присмотрелся. В маленькой пластиковой бутылочке из-под пепси-колы плескалась мутноватая жидкость.
— Здоровье поправить… — Он покачал головой. — Дура. Травишь себя, чем попало… Давай сюда, — он протянул руку за бутылочкой. — Ну?!
Все это напоминало театр абсурда. Они были в вагоне, зажатом огромным плывуном, который все надвигался и угрожал с минуты на минуту раздавить их, а он почему-то думал о бутылочке с горючей жидкостью. О том, чтобы эта дрянь не попала в желудок нищей бродяжки.
Женщина стала торопливо откручивать пробку.
— Нормально, могу и тебе оставить, — говорила она, и руки ее дрожали. — Не бойся, не потравишься. Вот, смотри, я сама сейчас попробую…
— Я тебе попробую! — прикрикнул на нее Гарин, и пьянчужка покорно протянула ему бутылочку.
— Я пойду?
— Да куда ты пойдешь? — подал голос толстяк. — Ты что, не видишь, что здесь творится? Мы в метро! Авария! Понимаешь?
— А? — она стала осматриваться. Бездыханные тела, выбитые окна, гул в тоннеле… — Это как же?
Внезапно Гарин и толстяк, как по команде, уставились на потолок. Свет, лившийся из плафонов, замигал и потускнел, будто кто-то решил убавить яркость.
Движения Гарина стали резкими и порывистыми.
— Началось! — воскликнул он. — Пора!
Он выхватил бутылочку из рук женщины и бросился к сиденью, где сидела Ксюша.
— Принцесса, мы сейчас… — последние слова потонули в грохоте.
Пол под ногами подпрыгнул, словно они стояли на палубе корабля, угодившего в шторм. Гарин ухватился за поручень, успев заметить, что толстяк последовал его примеру.
Колесные пары заскрежетали. Вагон двигался по путям, потом он соскочил с рельсов и развернулся поперек тоннеля. Гарин ощутил сильный удар.
— Держись! — заорал он, обращаясь ко всем сразу, но в первую очередь, конечно, к дочери.
Яркая голубая вспышка прорезала темноту тоннеля. Она была настолько ослепительной, что Гарин зажмурился. А когда открыл глаза, то не увидел ничего, даже собственной руки.
«И как же мы теперь будем выбираться? — подумал он. — Наверное, все-таки правы были те, кто сразу полез из вагонов. У них был шанс, и они этот шанс использовали».
Но интуиция подсказывала ему другое. Даже вполне невинные 220 В могут оказаться для человека смертельными, если электрический разряд произойдет в определенную фазу сокращения сердца. Что уж тут говорить о 825 В? От такого напряжения человек может обуглиться.
Впрочем, вода — неважный проводник электричества. Разряд пойдет по кратчайшему пути — от контактного рельса до ближайшего ходового…
И все же…
Гарин знал, что поступает правильно. Они должны были переждать. И они переждали.
Теперь настало время действовать.
В первую секунду он хотел отбросить прочь пластиковую бутылочку, но что-то заставило его удержаться. Интуиция? Она, как известно, развита у врачей не хуже, чем у бизнесменов.
Гарин почувствовал, что вагон слегка накренился. Если бы не сцепки, удерживающие его, он бы наверняка перевернулся.
Но ведь и сцепки могли не выдержать. Значит, надо торопиться. И нарастающий шум воды недвусмысленно говорил об этом.
«Быстрее! Быстрее!!!»
Гарин зажал бутылочку под мышкой — ему пришла в голову блестящая идея, как можно с толком использовать вонючую дрянь, и отпустил поручень.
В темноте все казалось еще более страшным. Он не видел тел погибших, но чувствовал, что они где-то рядом, — мертвецы, еще несколько минут назад бывшие живыми людьми, со своими проблемами, мечтами, печалями, заботами… Смерть подвела всему итог и уравняла всех в правах.
— Ксюша! Где ты? Отзовись! Скажи что-нибудь, я иду к тебе!
— Папа! Я здесь! — послышался голос дочери.
— Говори, не останавливайся, я иду.
— Папа-папа-папа-папа-папа… — говорила Ксюша, и Гарин, перебирая руками по поручням и сиденьям, двигался к ней.
— Я тоже иду, — раздался голос толстяка.
— Аккуратней, — сказал Гарин. — Не раздави меня!
— Миша! — отозвался толстяк. — Меня зовут Михаилом, а как тебя, док?
— Андрей! — сказал Гарин.
— Мы выберемся, Андрей! — сказал толстяк. — Ты чувствуешь, как они болеют за нас?
Гарин кивнул и, осознав, что его кивок в кромешной темноте никому не виден, сказал вслух.
— Да, Миша…
Честно говоря, он и сам так думал. Мертвецы, лежавшие на покатом полу вагона, превратились… ну если не в сообщников и союзников, то в болельщиков. Вряд ли они хотели, чтобы Гарина с компанией постигла та же участь, что и их самих.
«Папа-папа-папа… » — раздавалось уже совсем близко.
— Принцесса, — сказал Гарин. — Ты еще не выбросила вторую половинку зонта?
— Нет.
— Умница. Она нам сейчас пригодится.
— Это еще зачем? — поинтересовался Михаил.
— У тебя больше нет платка? — спросил его Гарин.
— Нет. Зачем мне два платка?
— У меня есть, — подала голос Галочка. Мужчины застыли в удивлении. Затем толстяк с ехидцей сказал:
— Вот уж ни за что бы не подумал.
Послышались неуверенные шаги, и где-то совсем рядом — Гарин сначала почувствовал запах перегара, а потом уж услышал голос — раздалось:
— Это еще почему? Я что, похожа на женщину, у которой нет платка? Интересно, что ты там обо мне вообразил?
Михаил мягко и раскатисто рассмеялся.
— Пардон, мадам. Я не хотел вас обидеть.
— Вот так-то. Эй, кому там нужен платок? Держи!
Толстяк чиркнул зажигалкой, но слабого пламени хватило только на то, чтобы слегка разбавить черноту в радиусе полуметра от его кулака.
И Гарин, и Михаил понимали, что свет зажигалки едва ли поможет им выбраться из вагона. Нужно было придумать что-то другое. И Гарин, кажется, придумал.
Он уловил движение в темноте, словно кто-то встряхнул банку с чернилами, и вытянул руку.
— Давай сюда платок!
— Он чистый! — сказала Галочка. — Я же в него не это… Только деньги заворачиваю, чтобы не потерять. Держи смело!
Гарин нащупал ее руку и взял платок.
— Принцесса, теперь твоя очередь. Дай мне зонтик.
Он взял обломок зонта и накрутил тряпку на конец палки. Затем смочил получившийся факел горючей дрянью из пластиковой бутылочки.
— А ну-ка, Мишель!
Толстяк поднес зажигалку к факелу, и тот вспыхнул голубоватым холодным пламенем.
— Ну вот. Теперь мы готовы. Миша, — Гарин передал факел и бутылочку толстяку, — пойдешь первым. Освещай дорогу.
— Принцесса, — он нагнулся и взял дочку на руки, — обхвати мою шею здоровой рукой и ничего не бойся.
— А я не и боюсь, папа, — ответила Ксюша и прижалась к нему.
Гарин чувствовал, как она дрожала.
— Не бойся, — повторил он. — Нам уже нечего бояться.
— Это точно! — хрипло рассмеялась Галочка. — Люди сами создают себе проблемы. Дрожат из-за каждого пустяка, а потом оказывается, что это совсем не страшно. Вот я помню, когда мне было четырнадцать, один парень…
— Хватит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Гарин присмотрелся. В маленькой пластиковой бутылочке из-под пепси-колы плескалась мутноватая жидкость.
— Здоровье поправить… — Он покачал головой. — Дура. Травишь себя, чем попало… Давай сюда, — он протянул руку за бутылочкой. — Ну?!
Все это напоминало театр абсурда. Они были в вагоне, зажатом огромным плывуном, который все надвигался и угрожал с минуты на минуту раздавить их, а он почему-то думал о бутылочке с горючей жидкостью. О том, чтобы эта дрянь не попала в желудок нищей бродяжки.
Женщина стала торопливо откручивать пробку.
— Нормально, могу и тебе оставить, — говорила она, и руки ее дрожали. — Не бойся, не потравишься. Вот, смотри, я сама сейчас попробую…
— Я тебе попробую! — прикрикнул на нее Гарин, и пьянчужка покорно протянула ему бутылочку.
— Я пойду?
— Да куда ты пойдешь? — подал голос толстяк. — Ты что, не видишь, что здесь творится? Мы в метро! Авария! Понимаешь?
— А? — она стала осматриваться. Бездыханные тела, выбитые окна, гул в тоннеле… — Это как же?
Внезапно Гарин и толстяк, как по команде, уставились на потолок. Свет, лившийся из плафонов, замигал и потускнел, будто кто-то решил убавить яркость.
Движения Гарина стали резкими и порывистыми.
— Началось! — воскликнул он. — Пора!
Он выхватил бутылочку из рук женщины и бросился к сиденью, где сидела Ксюша.
— Принцесса, мы сейчас… — последние слова потонули в грохоте.
Пол под ногами подпрыгнул, словно они стояли на палубе корабля, угодившего в шторм. Гарин ухватился за поручень, успев заметить, что толстяк последовал его примеру.
Колесные пары заскрежетали. Вагон двигался по путям, потом он соскочил с рельсов и развернулся поперек тоннеля. Гарин ощутил сильный удар.
— Держись! — заорал он, обращаясь ко всем сразу, но в первую очередь, конечно, к дочери.
Яркая голубая вспышка прорезала темноту тоннеля. Она была настолько ослепительной, что Гарин зажмурился. А когда открыл глаза, то не увидел ничего, даже собственной руки.
«И как же мы теперь будем выбираться? — подумал он. — Наверное, все-таки правы были те, кто сразу полез из вагонов. У них был шанс, и они этот шанс использовали».
Но интуиция подсказывала ему другое. Даже вполне невинные 220 В могут оказаться для человека смертельными, если электрический разряд произойдет в определенную фазу сокращения сердца. Что уж тут говорить о 825 В? От такого напряжения человек может обуглиться.
Впрочем, вода — неважный проводник электричества. Разряд пойдет по кратчайшему пути — от контактного рельса до ближайшего ходового…
И все же…
Гарин знал, что поступает правильно. Они должны были переждать. И они переждали.
Теперь настало время действовать.
В первую секунду он хотел отбросить прочь пластиковую бутылочку, но что-то заставило его удержаться. Интуиция? Она, как известно, развита у врачей не хуже, чем у бизнесменов.
Гарин почувствовал, что вагон слегка накренился. Если бы не сцепки, удерживающие его, он бы наверняка перевернулся.
Но ведь и сцепки могли не выдержать. Значит, надо торопиться. И нарастающий шум воды недвусмысленно говорил об этом.
«Быстрее! Быстрее!!!»
Гарин зажал бутылочку под мышкой — ему пришла в голову блестящая идея, как можно с толком использовать вонючую дрянь, и отпустил поручень.
В темноте все казалось еще более страшным. Он не видел тел погибших, но чувствовал, что они где-то рядом, — мертвецы, еще несколько минут назад бывшие живыми людьми, со своими проблемами, мечтами, печалями, заботами… Смерть подвела всему итог и уравняла всех в правах.
— Ксюша! Где ты? Отзовись! Скажи что-нибудь, я иду к тебе!
— Папа! Я здесь! — послышался голос дочери.
— Говори, не останавливайся, я иду.
— Папа-папа-папа-папа-папа… — говорила Ксюша, и Гарин, перебирая руками по поручням и сиденьям, двигался к ней.
— Я тоже иду, — раздался голос толстяка.
— Аккуратней, — сказал Гарин. — Не раздави меня!
— Миша! — отозвался толстяк. — Меня зовут Михаилом, а как тебя, док?
— Андрей! — сказал Гарин.
— Мы выберемся, Андрей! — сказал толстяк. — Ты чувствуешь, как они болеют за нас?
Гарин кивнул и, осознав, что его кивок в кромешной темноте никому не виден, сказал вслух.
— Да, Миша…
Честно говоря, он и сам так думал. Мертвецы, лежавшие на покатом полу вагона, превратились… ну если не в сообщников и союзников, то в болельщиков. Вряд ли они хотели, чтобы Гарина с компанией постигла та же участь, что и их самих.
«Папа-папа-папа… » — раздавалось уже совсем близко.
— Принцесса, — сказал Гарин. — Ты еще не выбросила вторую половинку зонта?
— Нет.
— Умница. Она нам сейчас пригодится.
— Это еще зачем? — поинтересовался Михаил.
— У тебя больше нет платка? — спросил его Гарин.
— Нет. Зачем мне два платка?
— У меня есть, — подала голос Галочка. Мужчины застыли в удивлении. Затем толстяк с ехидцей сказал:
— Вот уж ни за что бы не подумал.
Послышались неуверенные шаги, и где-то совсем рядом — Гарин сначала почувствовал запах перегара, а потом уж услышал голос — раздалось:
— Это еще почему? Я что, похожа на женщину, у которой нет платка? Интересно, что ты там обо мне вообразил?
Михаил мягко и раскатисто рассмеялся.
— Пардон, мадам. Я не хотел вас обидеть.
— Вот так-то. Эй, кому там нужен платок? Держи!
Толстяк чиркнул зажигалкой, но слабого пламени хватило только на то, чтобы слегка разбавить черноту в радиусе полуметра от его кулака.
И Гарин, и Михаил понимали, что свет зажигалки едва ли поможет им выбраться из вагона. Нужно было придумать что-то другое. И Гарин, кажется, придумал.
Он уловил движение в темноте, словно кто-то встряхнул банку с чернилами, и вытянул руку.
— Давай сюда платок!
— Он чистый! — сказала Галочка. — Я же в него не это… Только деньги заворачиваю, чтобы не потерять. Держи смело!
Гарин нащупал ее руку и взял платок.
— Принцесса, теперь твоя очередь. Дай мне зонтик.
Он взял обломок зонта и накрутил тряпку на конец палки. Затем смочил получившийся факел горючей дрянью из пластиковой бутылочки.
— А ну-ка, Мишель!
Толстяк поднес зажигалку к факелу, и тот вспыхнул голубоватым холодным пламенем.
— Ну вот. Теперь мы готовы. Миша, — Гарин передал факел и бутылочку толстяку, — пойдешь первым. Освещай дорогу.
— Принцесса, — он нагнулся и взял дочку на руки, — обхвати мою шею здоровой рукой и ничего не бойся.
— А я не и боюсь, папа, — ответила Ксюша и прижалась к нему.
Гарин чувствовал, как она дрожала.
— Не бойся, — повторил он. — Нам уже нечего бояться.
— Это точно! — хрипло рассмеялась Галочка. — Люди сами создают себе проблемы. Дрожат из-за каждого пустяка, а потом оказывается, что это совсем не страшно. Вот я помню, когда мне было четырнадцать, один парень…
— Хватит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64