Но он сумел разглядеть под этими давно не мытыми волосами и неумело намазанными губами, что у нее есть мозги и внешность! А главное — выражение глаз у нее было совсем не «безразлично-коровье», как у большинства официанток, которые сохраняют этот взгляд с 16 лет до глубокой старости, если, конечно, не умрут раньше от какого-нибудь венерического заболевания.
— Ладно, детка, считай, что ты получила работу, — сказал он, — но первая жалоба, — и ты на улице.
В ее взгляде было столько благодарности, что Вилли нервно заерзал в своем кресле. Он полез в карман и достал двадцатку.
— Вот… аванс. Достань себе приличную одежду и поешь…
Эбби, не в силах сказать ни слова, молча глядела на мужчину и на купюру в его руке.
— Ну, ступай, ступай. Приходи завтра вечером, в семь!
Увидев ее на следующий день, Вилли понял, что не прогадал — у девки был вкус. Она была одета строго и элегантно, как на картинках журналов мод. И еще он понял, что с этого момента жизнь его изменится.
За два года его низкопробная забегаловка с борделем превратилась в респектабельное заведение, куда приходили приличные «леди и джентльмены». Эбби, которая мечтала об уважении и ответственности, целиком взяла бар в свои руки. Она сменила обстановку и форму официанток, ввела строгие правила и сама следила за бухгалтерией. К концу третьего года Вилли уже ходил в сшитых на заказ костюмах, а в галстуке у него красовался бриллиант в три карата.
Шел 1924 год, когда семнадцатилетняя Эбби встретила молодого гангстера с короткой кличкой Док. Она тотчас почувствовала в нем такие же амбиции, как и у нее.
Док был небольшого роста и довольно хилый — явно недоедал в детстве. Через всю шею у него тянулся шрам от старой, некогда ужасной раны. Глазки его постоянно бегали. Он прихрамывал на одну ногу, но ходил быстро, то и дело оглядываясь, и все время вертел в руках пулю на цепочке, свисающую с жилета.
Его тенью был высокий, неуклюжий, глуповатого вида детина с наполовину оттяпанной левой рукой — откуда и его кличка. Однорукий Джо следовал за Доком повсюду, даже в туалет. А еще он пробовал еду Дока перед тем, как тот начинал есть.
Когда Док впервые посетил бар, Эбби сама его обслуживала, что делала крайне редко. Что-то в его бегающих глазах и неровной походке подсказало ей, что у них родственные души. С тех пор она обслуживала его только сама.
За шесть месяцев, которые Док посещал бар, он не сказал Эбби ни слова. А потом к ней вдруг подошел Однорукий и объявил, что Док желает с ней поговорить в своей машине.
Эбби не торопилась с ответом. Она догадывалась, что нужно от нее Доку — чтобы она стала его любовницей. В принципе, она бы не возражала: гангстер — это защита. Кроме того, они обычно делают дорогие подарки, которые можно продать и на эти деньги открыть свое собственное дело. И еще — гангстеры долго не живут, что, на ее взгляд, тоже было неплохо. Ей только не нравилось, что придется заниматься с ним любовью, а она не хотела иметь дело ни с каким мужчиной вообще. Судьба матери и ее многочисленные мужья навсегда отбили у Эбби охоту к сексу.
Однако она решила выслушать предложение Дока, вышла на улицу и села в его длинный черный лимузин. Туда же уселся и неизменный Однорукий. То, что предложил ей Док, страшно удивило Эбби: он действительно хотел, чтобы она была его любовницей, но только для вида.
Условия следующие — между ними нет интимных отношений, а у нее нет других мужчин. За это он берет ее на содержание; если захочет, она может бросить работу у Вилли и целыми днями делать себе прически и полировать ногти. Но Эбби была очень предана Вилли, хотя он и недоплачивал ей и ни разу не поблагодарил за все, что она для него сделала. Она хотела остаться у него — он так в ней нуждался. Доку было ровным счетом все равно, и Эбби облегченно вздохнула: слава Богу, этот оказался не из требовательных.
Сидя на заднем сиденье лимузина, она согласилась на условия Дока и получила от него первый из многочисленных подарков: бриллиантовое колье. За год к этому прибавились: полностью меблированная квартира на ее имя, меха, одежда, драгоценности. С ее стороны требовалось выходить с Доком, куда ему вздумается, и всегда блестяще выглядеть, так как это имело для него особое значение: весь мир должен был видеть, что у него самая классная женщина.
В 1926 году, когда ей было девятнадцать, Эбби бросила работу у Вилли. Незадолго до этого она наняла оркестр для его заведения. Однажды певец неожиданно сорвал голос. Эбби лихорадочно искала замену, но бесполезно. Тогда она решила попробовать развлечь публику сама.
И едва она вышла на сцену, как сразу же почувствовала, что это ее призвание. Все, включая Дока и Вилли, считали, что Эбби холодная, как лед. Никто даже не догадывался о тех чувствах, которые кипели у нее внутри и находили выход, только когда она пела. Эбби не умела сказать о том, что чувствует, но она могла это спеть. Каждое слово блюзов, которые она исполняла, было переполнено страданием.
После ее выступления слушатели громко аплодировали стоя, и Эбби поняла, что ей нужно от жизни.
Единственным человеком, который не хотел, чтобы она пела, был Вилли. Он смотрел в будущее, понимал, что теперь Эбби уйдет от него, а он был не в состоянии вести дела без нее. И поэтому сказал ей, что поет она плохо, что публика аплодировала исключительно ее внешности, а вовсе не таланту. С этой минуты он навеки потерял ее преданность. Эбби могла простить ему и жадность, и неблагодарность, и все что угодно, — но не эту ложь.
Она заявила Доку, что хочет уйти от Вилли и петь в хорошем месте. И тот устроил ее в клуб Джубели в Гарлеме — клуб, где женщины сияли в ореоле драгоценностей, а мужчины — в ореоле собственной власти. Именно тогда, подписав двухгодичный контракт у Джубели, она и получила имя Макси.
Макси было трудно приспособиться к новому месту из-за того, что другие женщины невзлюбили ее. У Вилли женщины боялись собственной тени, и все были ей чем-то обязаны. У Джубели же девушки из хора сами были любовницами гангстеров, а некоторые работали на Скальпини, который был значительно более могущественным, чем замухрышка Док.
И надо же было так случиться, что вдобавок ко всем ее хлопотам — изнуряющие ежедневные репетиции, коллеги, которые в лучшем случае относились к ней прохладно, а в худшем — с ненавистью, вызывающая все большее раздражение необходимость постоянно прекрасно выглядеть для Дока — появился еще и Майкл Рэнсом. Он был нанят Джубели танцевать с посетительницами, чьи кавалеры были слишком толстыми, слишком ленивыми или просто слишком устали.
Майкл Рэнсом действительно стал для Макси проблемой, так как все девочки в клубе были в него влюблены. Да это и понятно. У него был крутой подбородок и глаза цвета штормового моря — не то голубые, не то серые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Ладно, детка, считай, что ты получила работу, — сказал он, — но первая жалоба, — и ты на улице.
В ее взгляде было столько благодарности, что Вилли нервно заерзал в своем кресле. Он полез в карман и достал двадцатку.
— Вот… аванс. Достань себе приличную одежду и поешь…
Эбби, не в силах сказать ни слова, молча глядела на мужчину и на купюру в его руке.
— Ну, ступай, ступай. Приходи завтра вечером, в семь!
Увидев ее на следующий день, Вилли понял, что не прогадал — у девки был вкус. Она была одета строго и элегантно, как на картинках журналов мод. И еще он понял, что с этого момента жизнь его изменится.
За два года его низкопробная забегаловка с борделем превратилась в респектабельное заведение, куда приходили приличные «леди и джентльмены». Эбби, которая мечтала об уважении и ответственности, целиком взяла бар в свои руки. Она сменила обстановку и форму официанток, ввела строгие правила и сама следила за бухгалтерией. К концу третьего года Вилли уже ходил в сшитых на заказ костюмах, а в галстуке у него красовался бриллиант в три карата.
Шел 1924 год, когда семнадцатилетняя Эбби встретила молодого гангстера с короткой кличкой Док. Она тотчас почувствовала в нем такие же амбиции, как и у нее.
Док был небольшого роста и довольно хилый — явно недоедал в детстве. Через всю шею у него тянулся шрам от старой, некогда ужасной раны. Глазки его постоянно бегали. Он прихрамывал на одну ногу, но ходил быстро, то и дело оглядываясь, и все время вертел в руках пулю на цепочке, свисающую с жилета.
Его тенью был высокий, неуклюжий, глуповатого вида детина с наполовину оттяпанной левой рукой — откуда и его кличка. Однорукий Джо следовал за Доком повсюду, даже в туалет. А еще он пробовал еду Дока перед тем, как тот начинал есть.
Когда Док впервые посетил бар, Эбби сама его обслуживала, что делала крайне редко. Что-то в его бегающих глазах и неровной походке подсказало ей, что у них родственные души. С тех пор она обслуживала его только сама.
За шесть месяцев, которые Док посещал бар, он не сказал Эбби ни слова. А потом к ней вдруг подошел Однорукий и объявил, что Док желает с ней поговорить в своей машине.
Эбби не торопилась с ответом. Она догадывалась, что нужно от нее Доку — чтобы она стала его любовницей. В принципе, она бы не возражала: гангстер — это защита. Кроме того, они обычно делают дорогие подарки, которые можно продать и на эти деньги открыть свое собственное дело. И еще — гангстеры долго не живут, что, на ее взгляд, тоже было неплохо. Ей только не нравилось, что придется заниматься с ним любовью, а она не хотела иметь дело ни с каким мужчиной вообще. Судьба матери и ее многочисленные мужья навсегда отбили у Эбби охоту к сексу.
Однако она решила выслушать предложение Дока, вышла на улицу и села в его длинный черный лимузин. Туда же уселся и неизменный Однорукий. То, что предложил ей Док, страшно удивило Эбби: он действительно хотел, чтобы она была его любовницей, но только для вида.
Условия следующие — между ними нет интимных отношений, а у нее нет других мужчин. За это он берет ее на содержание; если захочет, она может бросить работу у Вилли и целыми днями делать себе прически и полировать ногти. Но Эбби была очень предана Вилли, хотя он и недоплачивал ей и ни разу не поблагодарил за все, что она для него сделала. Она хотела остаться у него — он так в ней нуждался. Доку было ровным счетом все равно, и Эбби облегченно вздохнула: слава Богу, этот оказался не из требовательных.
Сидя на заднем сиденье лимузина, она согласилась на условия Дока и получила от него первый из многочисленных подарков: бриллиантовое колье. За год к этому прибавились: полностью меблированная квартира на ее имя, меха, одежда, драгоценности. С ее стороны требовалось выходить с Доком, куда ему вздумается, и всегда блестяще выглядеть, так как это имело для него особое значение: весь мир должен был видеть, что у него самая классная женщина.
В 1926 году, когда ей было девятнадцать, Эбби бросила работу у Вилли. Незадолго до этого она наняла оркестр для его заведения. Однажды певец неожиданно сорвал голос. Эбби лихорадочно искала замену, но бесполезно. Тогда она решила попробовать развлечь публику сама.
И едва она вышла на сцену, как сразу же почувствовала, что это ее призвание. Все, включая Дока и Вилли, считали, что Эбби холодная, как лед. Никто даже не догадывался о тех чувствах, которые кипели у нее внутри и находили выход, только когда она пела. Эбби не умела сказать о том, что чувствует, но она могла это спеть. Каждое слово блюзов, которые она исполняла, было переполнено страданием.
После ее выступления слушатели громко аплодировали стоя, и Эбби поняла, что ей нужно от жизни.
Единственным человеком, который не хотел, чтобы она пела, был Вилли. Он смотрел в будущее, понимал, что теперь Эбби уйдет от него, а он был не в состоянии вести дела без нее. И поэтому сказал ей, что поет она плохо, что публика аплодировала исключительно ее внешности, а вовсе не таланту. С этой минуты он навеки потерял ее преданность. Эбби могла простить ему и жадность, и неблагодарность, и все что угодно, — но не эту ложь.
Она заявила Доку, что хочет уйти от Вилли и петь в хорошем месте. И тот устроил ее в клуб Джубели в Гарлеме — клуб, где женщины сияли в ореоле драгоценностей, а мужчины — в ореоле собственной власти. Именно тогда, подписав двухгодичный контракт у Джубели, она и получила имя Макси.
Макси было трудно приспособиться к новому месту из-за того, что другие женщины невзлюбили ее. У Вилли женщины боялись собственной тени, и все были ей чем-то обязаны. У Джубели же девушки из хора сами были любовницами гангстеров, а некоторые работали на Скальпини, который был значительно более могущественным, чем замухрышка Док.
И надо же было так случиться, что вдобавок ко всем ее хлопотам — изнуряющие ежедневные репетиции, коллеги, которые в лучшем случае относились к ней прохладно, а в худшем — с ненавистью, вызывающая все большее раздражение необходимость постоянно прекрасно выглядеть для Дока — появился еще и Майкл Рэнсом. Он был нанят Джубели танцевать с посетительницами, чьи кавалеры были слишком толстыми, слишком ленивыми или просто слишком устали.
Майкл Рэнсом действительно стал для Макси проблемой, так как все девочки в клубе были в него влюблены. Да это и понятно. У него был крутой подбородок и глаза цвета штормового моря — не то голубые, не то серые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109