Стало уже почти привычным видеть его сидящим на ее кровати.
— Что из перечисленного тебя больше всего взволновало? Еда, Бэррет или наряды?
— Как ты думаешь, а тот симпатичный голубой жакет, ну, что с большими пуговицами, тоже прибыл?
— Значит, одежда, — резюмировал он, доставая булочку из пакета. — Я так и думал, что тебя не заинтересует человек, который может оказаться твоим родственником. Тут тебя вполне понимаю. Меня тоже вся эта родня просто бесит.
Позевывая, Саманта очень медленно села в кровати и прислонилась к ее спинке.
— Ты не понимаешь, что говоришь. И даже не представляешь, какой ты счастливчик, что у тебя есть родственники. Твоя кузина Вики была очень мила со мной и очень терпима по отношению к тебе.
Протягивая ей булочку и большой пластмассовый стакан с только что выжатым апельсиновым соком, Майк ответил:
— Она одна из немногих Монтгомери, которых еще можно терпеть, но она идет по линии, которая родом не из штата Мэн.
Он произносил все это с набитым ртом, и крошки уже просыпались на кровать, но все равно он был удивительно красив в эти минуты. Его густая черная шевелюра была еще влажной после душа, он был свежевыбрит и одет в мягкую рубашку, которая подчеркивала каждую мышцу его сильного тела. «Лучше, чтобы он говорил, — думала Саманта. — Пока он говорит, он не лезет ко мне». Она глубоко вздохнула.
— Кто такие эти Монтгомери?
— Мои двоюродные родственники. Жуткие зануды.
— Зануды?
— Ну да. Обожают пить чай, и при этом каждый из них упадет в обморок, если вдруг его подадут не в соответствующей посуде.
— И эти родственники живут в штате Мэн? — спросила она, откусив от булочки из отрубей.
— Ну! — В голосе Майка послышалась враждебность, и она подумала, что же сделали его родственники, если сумели вызвать у него такое отношение. Видя выражение ее лица, он решил дать разъяснения.
— Видишь ли, в моей семье сложилась традиция, что дети Монтгомери проводят пол-лета в Колорадо, а дети Таггертов — пол-лета в Мэне. Понятия не имею, кто ввел эту традицию, но убежден, что он жарится сейчас в аду.
— Вот как? Что же стряслось, когда ты находился в Мэне?
— Наши негодяи родственники пытались нас убить!
— Шутишь?
— Чистая правда. Они делали все, что было в их силах, чтобы мы не дотянули до осени. Многие из них живут на берегу моря и стали почти русалками. Мой брат говорил, что у них вместо кожи рыбья чешуя. Так они выкидывали, например, такие штучки: отвозили нас в лодке в открытый океан, а затем прыгали в воду и плыли к берегу. Они знали, что никто из нас не умел плавать.
— Как же вы возвращались на берег?
Майк ухмыльнулся.
— Гребли веслами.
— А что было, когда они приезжали в Колорадо?
— Ну, мы были в какой-то степени обижены на то, как они себя вели в Мэне…
— Это объяснимо…
— И потом, надо знать этих Монтгомери. Это самые большие зануды в мире. Они не переставая благодарили нашу маму, никогда не забывали пользоваться за столом салфеткой. К тому же они аккуратно складывали одежду.
— Тяжелый случай, — Саманта прикрыла улыбку пластиковым стаканом. Но Майк, кажется, не почувствовал сарказма в ее словах.
— Поэтому то, что мы делали, было вполне оправданно. Мы усаживали их на самых диких лошадей, каких только могли сыскать. Мы заводили их в Скалистые горы и бросали там на ночь. Без еды, воды и теплой одежды.
— Это же опасно?
— Ни черта! Только не для Монтгомери. Если можно так выразиться, у них к смерти иммунитет. Мой брат отвел одну из кузин в горы, обвязал веревкой и опустил ее со скалы, оставив так висеть, — Майк мечтательно улыбнулся, полный воспоминаний. — Внизу был обрыв в 200 футов глубиной.
— Что же сделала твоя кузина?
— Не знаю. Как-то взобралась наверх по веревке. Она даже не опоздала к ужину.
Саманта поставила свой апельсиновый сок на тумбочку у кровати и захохотала.
— Майк, ты ужасен, — сквозь смех проговорила она, поняв, что он выдумал всю эту историю (или, по крайней мере, преувеличил отдельные детали), чтобы развеселить ее.
Майк разлегся на кровати и улыбался, напоминая большого самодовольного кота, который только что слизал пенки. Он был явно доволен, что ему удалось ее развлечь.
— Рад видеть, что ты умеешь смеяться. — Он вытащил из пакета новую булочку, распространявшую вкусный аромат. — А это специально для тебя.
Взяв булочку, она подумала: «Кормит и еще развлекает». Потом спросила:
— А она с чем?
— С шоколадом.
Саманта протянула булочку назад с видимым сожалением.
— Слишком жирно. Мне нельзя.
Он отстранил ее руку.
— Я так и думал.
— Что это значит?
— Да так. Я только что сам у себя выиграл пари. Ты, кроме всего прочего, не пьешь спиртного, и если за тобой не присматривать, одеваешься, как старуха. Ты когда-нибудь ешь то, что вредно для здоровья? Уверен, у тебя даже желания не возникало попробовать наркотики.
— Подай-ка мне кусочек масла, — сказала она, впившись в него взглядом. — Нет, лучше два.
С улыбкой на лице он подал ей масло и пластмассовый ножик.
— Если ты беспокоишься, как отработать эти калории, я знаю одно отличное упражнение.
Саманта была слишком сосредоточена на этой восхитительной булочке, чтобы обращать внимание на его слова. Шоколад! Свежее пшеничное тесто! Расплавившееся масло!
— Черт побери! Саманта, прекрати так смотреть на еду! — рявкнул Майк с неподдельным гневом в голосе. Потом крепко схватил ее руку, поднес ко рту и откусил от булочки, поймав при этом палец Саманты своими теплыми губами и слизнув с него масло. Во взгляде его была страсть.
Она вырвала руку:
— Есть хоть что-нибудь, что может отбить у тебя охоту…
— Не-а, — равнодушно произнес Майк, облизывая свои пальцы. Затем он лениво встал с кровати и потянулся.
Булочка застряла у Саманты в горле. Она смотрела на его широкие плечи, тонкую талию, крепкие бедра. Такая демонстрация тела заставила ее забыть даже о шоколаде.
Она быстро отвела взгляд, надеясь, что Майк не заметил, как она на него уставилась. Он проворно наклонился и собрал в пакет остатки еды.
— Почему ты… я хочу сказать, — она прочистила горло, — почему ты так выглядишь?
— Что ты имеешь в виду? — спросил он нарочито наивным голосом.
Саманта знала, что он хочет добиться от нее комплимента. Конечно же, ему хотелось услышать что-то вроде: «Почему у тебя такие мускулы?», или «Почему ты похож на греческого бога?», или «Отчего у тебя такое тело, которое мечтал бы изваять Микеланджело?». Но вместо всех этих слов, которые уже были у нее на устах, она только посмотрела на него так, будто говорила: «Сам знаешь, что я имею в виду».
— Занимаюсь со штангой и гантелями, — объяснил он, взяв поднос с кровати и поставив его на письменный стол.
— Как на Олимпийских играх?
Майк насмешливо хрюкнул.
— Хорошенькие мальчики… Олимпийский вид спорта — поднятие штанги, а то, чем занимается Шварценеггер, — так это культуризм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Что из перечисленного тебя больше всего взволновало? Еда, Бэррет или наряды?
— Как ты думаешь, а тот симпатичный голубой жакет, ну, что с большими пуговицами, тоже прибыл?
— Значит, одежда, — резюмировал он, доставая булочку из пакета. — Я так и думал, что тебя не заинтересует человек, который может оказаться твоим родственником. Тут тебя вполне понимаю. Меня тоже вся эта родня просто бесит.
Позевывая, Саманта очень медленно села в кровати и прислонилась к ее спинке.
— Ты не понимаешь, что говоришь. И даже не представляешь, какой ты счастливчик, что у тебя есть родственники. Твоя кузина Вики была очень мила со мной и очень терпима по отношению к тебе.
Протягивая ей булочку и большой пластмассовый стакан с только что выжатым апельсиновым соком, Майк ответил:
— Она одна из немногих Монтгомери, которых еще можно терпеть, но она идет по линии, которая родом не из штата Мэн.
Он произносил все это с набитым ртом, и крошки уже просыпались на кровать, но все равно он был удивительно красив в эти минуты. Его густая черная шевелюра была еще влажной после душа, он был свежевыбрит и одет в мягкую рубашку, которая подчеркивала каждую мышцу его сильного тела. «Лучше, чтобы он говорил, — думала Саманта. — Пока он говорит, он не лезет ко мне». Она глубоко вздохнула.
— Кто такие эти Монтгомери?
— Мои двоюродные родственники. Жуткие зануды.
— Зануды?
— Ну да. Обожают пить чай, и при этом каждый из них упадет в обморок, если вдруг его подадут не в соответствующей посуде.
— И эти родственники живут в штате Мэн? — спросила она, откусив от булочки из отрубей.
— Ну! — В голосе Майка послышалась враждебность, и она подумала, что же сделали его родственники, если сумели вызвать у него такое отношение. Видя выражение ее лица, он решил дать разъяснения.
— Видишь ли, в моей семье сложилась традиция, что дети Монтгомери проводят пол-лета в Колорадо, а дети Таггертов — пол-лета в Мэне. Понятия не имею, кто ввел эту традицию, но убежден, что он жарится сейчас в аду.
— Вот как? Что же стряслось, когда ты находился в Мэне?
— Наши негодяи родственники пытались нас убить!
— Шутишь?
— Чистая правда. Они делали все, что было в их силах, чтобы мы не дотянули до осени. Многие из них живут на берегу моря и стали почти русалками. Мой брат говорил, что у них вместо кожи рыбья чешуя. Так они выкидывали, например, такие штучки: отвозили нас в лодке в открытый океан, а затем прыгали в воду и плыли к берегу. Они знали, что никто из нас не умел плавать.
— Как же вы возвращались на берег?
Майк ухмыльнулся.
— Гребли веслами.
— А что было, когда они приезжали в Колорадо?
— Ну, мы были в какой-то степени обижены на то, как они себя вели в Мэне…
— Это объяснимо…
— И потом, надо знать этих Монтгомери. Это самые большие зануды в мире. Они не переставая благодарили нашу маму, никогда не забывали пользоваться за столом салфеткой. К тому же они аккуратно складывали одежду.
— Тяжелый случай, — Саманта прикрыла улыбку пластиковым стаканом. Но Майк, кажется, не почувствовал сарказма в ее словах.
— Поэтому то, что мы делали, было вполне оправданно. Мы усаживали их на самых диких лошадей, каких только могли сыскать. Мы заводили их в Скалистые горы и бросали там на ночь. Без еды, воды и теплой одежды.
— Это же опасно?
— Ни черта! Только не для Монтгомери. Если можно так выразиться, у них к смерти иммунитет. Мой брат отвел одну из кузин в горы, обвязал веревкой и опустил ее со скалы, оставив так висеть, — Майк мечтательно улыбнулся, полный воспоминаний. — Внизу был обрыв в 200 футов глубиной.
— Что же сделала твоя кузина?
— Не знаю. Как-то взобралась наверх по веревке. Она даже не опоздала к ужину.
Саманта поставила свой апельсиновый сок на тумбочку у кровати и захохотала.
— Майк, ты ужасен, — сквозь смех проговорила она, поняв, что он выдумал всю эту историю (или, по крайней мере, преувеличил отдельные детали), чтобы развеселить ее.
Майк разлегся на кровати и улыбался, напоминая большого самодовольного кота, который только что слизал пенки. Он был явно доволен, что ему удалось ее развлечь.
— Рад видеть, что ты умеешь смеяться. — Он вытащил из пакета новую булочку, распространявшую вкусный аромат. — А это специально для тебя.
Взяв булочку, она подумала: «Кормит и еще развлекает». Потом спросила:
— А она с чем?
— С шоколадом.
Саманта протянула булочку назад с видимым сожалением.
— Слишком жирно. Мне нельзя.
Он отстранил ее руку.
— Я так и думал.
— Что это значит?
— Да так. Я только что сам у себя выиграл пари. Ты, кроме всего прочего, не пьешь спиртного, и если за тобой не присматривать, одеваешься, как старуха. Ты когда-нибудь ешь то, что вредно для здоровья? Уверен, у тебя даже желания не возникало попробовать наркотики.
— Подай-ка мне кусочек масла, — сказала она, впившись в него взглядом. — Нет, лучше два.
С улыбкой на лице он подал ей масло и пластмассовый ножик.
— Если ты беспокоишься, как отработать эти калории, я знаю одно отличное упражнение.
Саманта была слишком сосредоточена на этой восхитительной булочке, чтобы обращать внимание на его слова. Шоколад! Свежее пшеничное тесто! Расплавившееся масло!
— Черт побери! Саманта, прекрати так смотреть на еду! — рявкнул Майк с неподдельным гневом в голосе. Потом крепко схватил ее руку, поднес ко рту и откусил от булочки, поймав при этом палец Саманты своими теплыми губами и слизнув с него масло. Во взгляде его была страсть.
Она вырвала руку:
— Есть хоть что-нибудь, что может отбить у тебя охоту…
— Не-а, — равнодушно произнес Майк, облизывая свои пальцы. Затем он лениво встал с кровати и потянулся.
Булочка застряла у Саманты в горле. Она смотрела на его широкие плечи, тонкую талию, крепкие бедра. Такая демонстрация тела заставила ее забыть даже о шоколаде.
Она быстро отвела взгляд, надеясь, что Майк не заметил, как она на него уставилась. Он проворно наклонился и собрал в пакет остатки еды.
— Почему ты… я хочу сказать, — она прочистила горло, — почему ты так выглядишь?
— Что ты имеешь в виду? — спросил он нарочито наивным голосом.
Саманта знала, что он хочет добиться от нее комплимента. Конечно же, ему хотелось услышать что-то вроде: «Почему у тебя такие мускулы?», или «Почему ты похож на греческого бога?», или «Отчего у тебя такое тело, которое мечтал бы изваять Микеланджело?». Но вместо всех этих слов, которые уже были у нее на устах, она только посмотрела на него так, будто говорила: «Сам знаешь, что я имею в виду».
— Занимаюсь со штангой и гантелями, — объяснил он, взяв поднос с кровати и поставив его на письменный стол.
— Как на Олимпийских играх?
Майк насмешливо хрюкнул.
— Хорошенькие мальчики… Олимпийский вид спорта — поднятие штанги, а то, чем занимается Шварценеггер, — так это культуризм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109