- Одна суровая зима - один неурожай - любое несчастье -
причинит вам серьёзные неприятности.
- У нас есть достаточно для наших нужд, - сказал он. - В море
всегда пищи в избытке.
- А что происходит, когда ваше население увеличивается? - Спросил
я. - Вы продолжаете сроить новые стены города и расширять кольцо
обрабатываемых земель вокруг него? Вы не миожете делать это вечно.
- Сам решит, что делать, - заверил он меня.
У меня не было сомнений на этот счёт. Он решит ограничить
население, тем или иным способом. Или он решит, что должен быть
построен ещё один город, и ещё, и ещё...
Но его это не интересовало. Он знал только, что если возникнет
вопрос, на него найдётся ответ. Я не мог понять такое отсуствие
интереса к возможному будущему. Что могло им двигать, если не
предвидение того или иного рода? Но его жизнь не обещала ему никаких
наград, которые были бы мне понятны, у него была своя роль, и он
скурпулёзно исполнял её. Меня подмывало спросить его, каковы его
желания, каковы цели его жизни, но мне был известен ответ, который я
бы получил. Невозмутимый взгляд, оскорбительный в своей демонстрации
отсуствия взаимопонимания.
Один из нас - сумасшедший, подумал я, и мне хотелось быть
уверенным, что это - не я.
Самое старое возражение против утопических проектов заключается в
том, что они никому не предоставляют побудительных мотивов к работе.
Никто не зависит от своих собственных усилий, а только от усилий всей
коммуны в целом. Никто ничего не делает для себя, а только для всей
коммуны. Циники говорят, что Утопия не может работать. Я был согласен
с ними. Муравьи и пчёлы могут осуществлять это, но их коммуны обладают
единым разумом - коллективным самосознанием роя.
Многое из того, что мы видели здесь на Аркадии, наводило на
мысль, чтолюди достигли аналогичной степени коллективного самосознания
- их город и их жизнь очень походили на жизнь роя. Но было трудно
понять, как объединение с паразитом повлияло на них - или для них -
таким образом. Даже, если содружество было наибольшим благом в мире...
даже, если паразитические клетки, маскируясь под клетки мозга,
снабдили мозг хозяина новыми потенциальными возможностями и новыми
силами... это было трудно понять. Если только они не были наделены
чрезвычайными телепатическими способностями. Я задержался на этой
возможности. Они не могли читать {наши} мысли - это точно. И Мариэль
не могла читать {их}. Я не верил и в то, что они могли читать мысли
друг друга. И всё же, они обладали этим исключительно сильным
ощущением социального единства, необычно сильного слияния не каждого с
каждым, но каждого со всеми.
И все они знали, что Бог существует. Они {знали} это, без
каких-либо вопросов. Не могло ли это знание, задумался я, иметь своим
источником то же чувство взаимного слияния?
- Что происходит, - спросил я его, - с людьми, которые умирают?
Его лицо несколько раслабилось, пока длилось молчание. Теперь же
я увидел как его мышцы неожиданно напряглись. Его лицо окаменело. Я
понял, что приблизился к области, которую Сам определил, как запретную
- знание, которое от нас должно было скрываться до тех пор, пока мы не
согласимся на надлежащий способ понимания.
- Их тела уничтожаются, - сказал он.
- В газовых печах? - Спросил я. - Вместе с навозом и морскими
водорослями?
- Да, - ответил он.
Это не казалось дающим слишком много. Это было логичным... быть
может, несмного слишком логичным. Но это не было ключевым вопросом.
Что я действительно хотел знать, так это...
- А что происходит с компаньоном?
Его лицо уже приобрело каменное выражение, и теперь на нём не
дрогнул ни одни мускул.
- Компаньон не умирает, - сказал он. Это было достаточно верно.
Коммуны никогда не умирают. Отдельные клетки умирают, но их смерть не
пробивает бреши, как это случается при удалении клеток из сложно
устроенных организмов.
- Так что же происходит с ним? Он вытаскивает свои корни и ждёт,
пока его пересадят новому хозяину?
- Я не могу ответить на этот вопрос, - ответил он. По крайней
мере, это было откровенное заявление. {Здесь} начинался барьер.
{Здесь} находились секреты, которые скрывались от нас в течение
двадцати-дневной ознакомительной игры.
- А как насчёт души мёртвого человека? - Продолжил я. - Она
попадает на небеса посредством генерации газа? Она отлетает от
покойника, чтобы встретитья с его создателем?
Сарказм, конечно, пропал даром - так же, как и некоторый вызов.
- Душа, - ответил он, - не меняется со смертью. Она такова, какой
была всегда, в Самом и исходит от Самого.
Здесь, снова, был явный менталитет роя. Индивидуальность - это
всего лишь часть целого. На жизнь и разум целого не оказывает никакого
влияния смерть индивидуума. Индивидуум был {частью} целого, но умерев,
он становится ничем, а целое остаётся тем же самым. Зачем им относится
с почтением к своим мёртвым? что я делаю с клочками состриженных волос
или кусочками ногтей? Какое мне дело доклеток кожи, которые отмирают
каждый день? Они были частью меня, но больше ими не являются. Я же не
изменился. Но эти клетки никогда не обладали каким-либо собственным
существованием. Если бы я был образованием основанным на базе
общественных псевдо-организмов, думал бы ли я так же? И если бы я был
частью человеческого общества, которое каким-то образом обладало
{ментальностью} общественных псевдо-организмов, мог бы я тогда думать
о собственой жизни в тех же понятиях, что я думаю о жизни этих
кусочках ногтей или клетках кожи?
Возможно.
Но я всё ещё не мог до конца осознать, что могло происходить
здесь... какого рода отношения существовали между аркадийцами и их
паразитами. Этомогло быть замечательное содружество, когда чёрные
клетки дают всевозможные преимущества в обмен на жизненные соки,
которые они получают от своих хозяев - лучший контроль над телом и
разумом, возможно, защиту от болезней, если защитные ресурсы паразита
прибавляются ресурсам тела хозяина.
С другой стороны, это мог быть полный контроль хищника над
жертвой - все те же преимущества, но действующие исключительно в
интересах побегов и их совершенно гипотетических независимых
личностей, родившихся в присвоенных мозговых клетках.
Такие личности, если они существовали, имели бы некоторые
существенные преимущества перед их первоначальным вариантом.
Изменчивость. И свободу от морали. И единственным ограничением их
потенциальных возможностей и разума было бы то, на сколько большими
они смогли бы вырасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
причинит вам серьёзные неприятности.
- У нас есть достаточно для наших нужд, - сказал он. - В море
всегда пищи в избытке.
- А что происходит, когда ваше население увеличивается? - Спросил
я. - Вы продолжаете сроить новые стены города и расширять кольцо
обрабатываемых земель вокруг него? Вы не миожете делать это вечно.
- Сам решит, что делать, - заверил он меня.
У меня не было сомнений на этот счёт. Он решит ограничить
население, тем или иным способом. Или он решит, что должен быть
построен ещё один город, и ещё, и ещё...
Но его это не интересовало. Он знал только, что если возникнет
вопрос, на него найдётся ответ. Я не мог понять такое отсуствие
интереса к возможному будущему. Что могло им двигать, если не
предвидение того или иного рода? Но его жизнь не обещала ему никаких
наград, которые были бы мне понятны, у него была своя роль, и он
скурпулёзно исполнял её. Меня подмывало спросить его, каковы его
желания, каковы цели его жизни, но мне был известен ответ, который я
бы получил. Невозмутимый взгляд, оскорбительный в своей демонстрации
отсуствия взаимопонимания.
Один из нас - сумасшедший, подумал я, и мне хотелось быть
уверенным, что это - не я.
Самое старое возражение против утопических проектов заключается в
том, что они никому не предоставляют побудительных мотивов к работе.
Никто не зависит от своих собственных усилий, а только от усилий всей
коммуны в целом. Никто ничего не делает для себя, а только для всей
коммуны. Циники говорят, что Утопия не может работать. Я был согласен
с ними. Муравьи и пчёлы могут осуществлять это, но их коммуны обладают
единым разумом - коллективным самосознанием роя.
Многое из того, что мы видели здесь на Аркадии, наводило на
мысль, чтолюди достигли аналогичной степени коллективного самосознания
- их город и их жизнь очень походили на жизнь роя. Но было трудно
понять, как объединение с паразитом повлияло на них - или для них -
таким образом. Даже, если содружество было наибольшим благом в мире...
даже, если паразитические клетки, маскируясь под клетки мозга,
снабдили мозг хозяина новыми потенциальными возможностями и новыми
силами... это было трудно понять. Если только они не были наделены
чрезвычайными телепатическими способностями. Я задержался на этой
возможности. Они не могли читать {наши} мысли - это точно. И Мариэль
не могла читать {их}. Я не верил и в то, что они могли читать мысли
друг друга. И всё же, они обладали этим исключительно сильным
ощущением социального единства, необычно сильного слияния не каждого с
каждым, но каждого со всеми.
И все они знали, что Бог существует. Они {знали} это, без
каких-либо вопросов. Не могло ли это знание, задумался я, иметь своим
источником то же чувство взаимного слияния?
- Что происходит, - спросил я его, - с людьми, которые умирают?
Его лицо несколько раслабилось, пока длилось молчание. Теперь же
я увидел как его мышцы неожиданно напряглись. Его лицо окаменело. Я
понял, что приблизился к области, которую Сам определил, как запретную
- знание, которое от нас должно было скрываться до тех пор, пока мы не
согласимся на надлежащий способ понимания.
- Их тела уничтожаются, - сказал он.
- В газовых печах? - Спросил я. - Вместе с навозом и морскими
водорослями?
- Да, - ответил он.
Это не казалось дающим слишком много. Это было логичным... быть
может, несмного слишком логичным. Но это не было ключевым вопросом.
Что я действительно хотел знать, так это...
- А что происходит с компаньоном?
Его лицо уже приобрело каменное выражение, и теперь на нём не
дрогнул ни одни мускул.
- Компаньон не умирает, - сказал он. Это было достаточно верно.
Коммуны никогда не умирают. Отдельные клетки умирают, но их смерть не
пробивает бреши, как это случается при удалении клеток из сложно
устроенных организмов.
- Так что же происходит с ним? Он вытаскивает свои корни и ждёт,
пока его пересадят новому хозяину?
- Я не могу ответить на этот вопрос, - ответил он. По крайней
мере, это было откровенное заявление. {Здесь} начинался барьер.
{Здесь} находились секреты, которые скрывались от нас в течение
двадцати-дневной ознакомительной игры.
- А как насчёт души мёртвого человека? - Продолжил я. - Она
попадает на небеса посредством генерации газа? Она отлетает от
покойника, чтобы встретитья с его создателем?
Сарказм, конечно, пропал даром - так же, как и некоторый вызов.
- Душа, - ответил он, - не меняется со смертью. Она такова, какой
была всегда, в Самом и исходит от Самого.
Здесь, снова, был явный менталитет роя. Индивидуальность - это
всего лишь часть целого. На жизнь и разум целого не оказывает никакого
влияния смерть индивидуума. Индивидуум был {частью} целого, но умерев,
он становится ничем, а целое остаётся тем же самым. Зачем им относится
с почтением к своим мёртвым? что я делаю с клочками состриженных волос
или кусочками ногтей? Какое мне дело доклеток кожи, которые отмирают
каждый день? Они были частью меня, но больше ими не являются. Я же не
изменился. Но эти клетки никогда не обладали каким-либо собственным
существованием. Если бы я был образованием основанным на базе
общественных псевдо-организмов, думал бы ли я так же? И если бы я был
частью человеческого общества, которое каким-то образом обладало
{ментальностью} общественных псевдо-организмов, мог бы я тогда думать
о собственой жизни в тех же понятиях, что я думаю о жизни этих
кусочках ногтей или клетках кожи?
Возможно.
Но я всё ещё не мог до конца осознать, что могло происходить
здесь... какого рода отношения существовали между аркадийцами и их
паразитами. Этомогло быть замечательное содружество, когда чёрные
клетки дают всевозможные преимущества в обмен на жизненные соки,
которые они получают от своих хозяев - лучший контроль над телом и
разумом, возможно, защиту от болезней, если защитные ресурсы паразита
прибавляются ресурсам тела хозяина.
С другой стороны, это мог быть полный контроль хищника над
жертвой - все те же преимущества, но действующие исключительно в
интересах побегов и их совершенно гипотетических независимых
личностей, родившихся в присвоенных мозговых клетках.
Такие личности, если они существовали, имели бы некоторые
существенные преимущества перед их первоначальным вариантом.
Изменчивость. И свободу от морали. И единственным ограничением их
потенциальных возможностей и разума было бы то, на сколько большими
они смогли бы вырасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50