За ним
последовал спор, так же легко и естественно, как ночь следует за днём.
Теперь мы с ним были совершенно чужими друг другу. Это произхошло
почти за одну ночь. Единственным путём избежать даже такого
сравнительно крошечного несчастья, как это, была бы полная капитуляция
с моей стороны. Я оказался неспособным на это. Я был не способен
отказаться от своего мира и принять веру в качестве замены здравого
смысла. Гораздо меньше я был способен капитулировать перед тем, о чём
просил меня Слуга в своём миссионерском запале во имя Самого. Не было
никакого спосособа, никакого вообще, чтобы я согласился подвергнуть
свой разум риску, позволив ему раствориться в некой объединённой
массе.
А если так, то каков был шанс избежать катастрофы?
{Они}, очевидно, продолжали сохранять надежду. Стрела не была
пущена. Другая спасла мне жизнь. Я был волен вернуться на корабль,
неся с собой и плохие новости и настоятельный призыв. Но это у
верующих надежда всегда умирает последней. Поскольку они считают себя
правыми, и в глубине души они верят, что и все остальные должны видеть
их правоту. Упорный отказ разделить их веру, в конце концов, начинает
казаться им обычным упрямством, которое они готовы наказать... из
самых чистых побуждений.
Я отчаянно пытался найти надежду, которая была бы под стать
надежде Слуги.
Но я, несчастный сомневающийся, не мог найти её.
Просто казалось, что её нет.
Я вернулся на "Дедал" поздно вечером, сразу с наступлением
темноты. Я стянул в шлюзе свой порванный костюм и с готовностью
подвергся полной - и довольно неприятной - процедуре обеззараживания.
Затем одел новый костюм. Я был уверен, что он не был необходим, но
ради того, чтобы не пренебречь даже малейшим шансом, а также для
спокойствия остальных это казалось наиболее правильным.
Меня ждал не совсем комитет по встрече. В главном отсеке
находились только трое - Натан и Мариэль, которые сидели перед
стопками бумаг, и Пит Ролвин, который потягивал кофе. Однако, они
прекратили свои дела, когда я вошёл внутрь.
- Привет, Алекс, - сказал Натан. - Путешествие прошло нормально?
- Нет, - сказал я.
- Нашёл что-нибудь на корабле?
- Ничего. - Я сел.
- Что случилось с твоей ногой? - Спросила Мариэль.
- Я свалился со своей лошадки... прямо на рог. Но это ерунда.
Тошлько пощипало немного во время обеззараживания.
Её глаза заглянули в мои, пронизывая насквозь. Она отодвинула
свои бумаги в сторону.
- Я позову остальных, - сказала она.
Её тон сказал Натану, что сейчас было не время слушать в пол-уха.
Он положил свою ручку и начал собирать бумаги в стопку.
- Дашь мне немного кофе, Пит? - Сказал я. - В тюбике. Мне
нравится слишкам сёрбать... Уж лучше я продавлю его сквозь фильтр.
Он протянул мне тюбик. Мариэль привела из лаборатории Конрада и
Линду. Они выглядели так, словно долго и напряжённо работали. Карен
появилась со стороны отсека управления.
Я вкратце изложил им всю историю, не беспокоя особенными
живописными подробностями. Главное внимание я уделил тому, что имело
первостатейное значение. Выводы они могли с таким же успехом сделать
сами. Это должны были быть те же выводы, которые пришли мне в голову
утром. Я больше не был так уверен, что это были правильные выводы, но
они были достаточно очевидными.
- Они были глупцами, полагая, что смогут скрыть это от нас, -
сказал Натан, когда я закончил.
- Почему же, - ответил я. - Если бы не случайность...
- Мы бы и сами догадались, - сказал он уверенно. - Это было
совершенно очевидно, всё указывало на это. Если бы не естественная
предубеждённость в наших рассуждениях, мы бы всё увидели в правильном
свете. Этот барьер не мог продержаться двадцать дней.
- Я не вижу, чтобы это слишком меняло положение вещей, - сказала
Мариэль. - Конечно, центральная проблема остаётся. Облмдает ли паразит
независимым сознанием? Активен ли он в групповом сознании или
пассивен? Являются ли люди контрнолируемыми... управляемыми...
манипулируемыми... или нет?
- Это может быть и остаётся центральным вопросом, - задумчиво
сказал Конрад. - Но всё может оказаться теперь более трудным. Я имею в
виду не более трудно нам ответить, поскольку в любом случае у нас
теперь несколько больше шансов найти ответ, но более трудно задать
вопрос. Он может в значительной мере утратить свой смысл. Пока мы
думали об отдельных человеческих разумах, похожих на наш собственый,
было достаточно просто представить себе состояние свободы и состояние
подчинённости внешней силе или управляющему сознанию. Мы воспринимали
ситуацию применительно к себе - используя свой образ существования в
качестве отправной точки.
- Теперь эта отправная точка больше не подходит. Мы говорим
теперь о едином колективном сознании... о Самом с большой буквы, со
всем, что за этим следует. Если мы говорим теперь: "является ли
человеческий элемент коллектива доминирующим или подчинённым?" мы
пытаемся сделать выбор из двух состояний, которые являются, на сколько
мы можем судить, почти немыслимыми. Вопрос переносится {полностью} на
почву домыслов. Как мы можем осмысленно обсуждать это?
- Да ладно вам, - сказала Карен. - Всё это высокие слова. Не
стоит заниматься философским пустословием. Вопрос был и остаётся
достаточно простым для того, чтобы его можно было задать, даже, если
на него не так-то просто ответить. Находятся люди под контролем или
нет?
- Нет, Карен, - сказал я терпеливо. - Конрад прав. - Было
достаточно просто сказать "находятся ли люди под контролем?", когда мы
думали, что знаем, кого имеем в виду, говоря "люди"... что это
совокупность индивидуальностей, множественное число "личности". Но
теперь мы больше этого не знаем. "Люди" теперь не множественое число,
а единственное. Сам это не просто надуманная метафора... это нечто
реальное. Теперь мы {знаем}, что личности в городе подчинены - что над
ними доминирует сознание, которое не является их индивидуальным
сознанием. Но мы не знаем и не можем знать какого рода это сознание
или на сколько полон его контроль. Мы не знаем, есть ли какая-либо
разница между своего рода разумом роя, которым они обладают, и
отношениями типа рабы-господин, которые мы предполагаем. Является ли
одно тем же, что и другое? Действительно ли одно является таким же
злом, или таким же благом и преимуществом, как второе? То, на что
Конрад пытается обратить наше внимание, это что наше {суждение} о
ситуации больше не является трезвым, поскольку мы больше не обладаем
точкой отсчёта для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
последовал спор, так же легко и естественно, как ночь следует за днём.
Теперь мы с ним были совершенно чужими друг другу. Это произхошло
почти за одну ночь. Единственным путём избежать даже такого
сравнительно крошечного несчастья, как это, была бы полная капитуляция
с моей стороны. Я оказался неспособным на это. Я был не способен
отказаться от своего мира и принять веру в качестве замены здравого
смысла. Гораздо меньше я был способен капитулировать перед тем, о чём
просил меня Слуга в своём миссионерском запале во имя Самого. Не было
никакого спосособа, никакого вообще, чтобы я согласился подвергнуть
свой разум риску, позволив ему раствориться в некой объединённой
массе.
А если так, то каков был шанс избежать катастрофы?
{Они}, очевидно, продолжали сохранять надежду. Стрела не была
пущена. Другая спасла мне жизнь. Я был волен вернуться на корабль,
неся с собой и плохие новости и настоятельный призыв. Но это у
верующих надежда всегда умирает последней. Поскольку они считают себя
правыми, и в глубине души они верят, что и все остальные должны видеть
их правоту. Упорный отказ разделить их веру, в конце концов, начинает
казаться им обычным упрямством, которое они готовы наказать... из
самых чистых побуждений.
Я отчаянно пытался найти надежду, которая была бы под стать
надежде Слуги.
Но я, несчастный сомневающийся, не мог найти её.
Просто казалось, что её нет.
Я вернулся на "Дедал" поздно вечером, сразу с наступлением
темноты. Я стянул в шлюзе свой порванный костюм и с готовностью
подвергся полной - и довольно неприятной - процедуре обеззараживания.
Затем одел новый костюм. Я был уверен, что он не был необходим, но
ради того, чтобы не пренебречь даже малейшим шансом, а также для
спокойствия остальных это казалось наиболее правильным.
Меня ждал не совсем комитет по встрече. В главном отсеке
находились только трое - Натан и Мариэль, которые сидели перед
стопками бумаг, и Пит Ролвин, который потягивал кофе. Однако, они
прекратили свои дела, когда я вошёл внутрь.
- Привет, Алекс, - сказал Натан. - Путешествие прошло нормально?
- Нет, - сказал я.
- Нашёл что-нибудь на корабле?
- Ничего. - Я сел.
- Что случилось с твоей ногой? - Спросила Мариэль.
- Я свалился со своей лошадки... прямо на рог. Но это ерунда.
Тошлько пощипало немного во время обеззараживания.
Её глаза заглянули в мои, пронизывая насквозь. Она отодвинула
свои бумаги в сторону.
- Я позову остальных, - сказала она.
Её тон сказал Натану, что сейчас было не время слушать в пол-уха.
Он положил свою ручку и начал собирать бумаги в стопку.
- Дашь мне немного кофе, Пит? - Сказал я. - В тюбике. Мне
нравится слишкам сёрбать... Уж лучше я продавлю его сквозь фильтр.
Он протянул мне тюбик. Мариэль привела из лаборатории Конрада и
Линду. Они выглядели так, словно долго и напряжённо работали. Карен
появилась со стороны отсека управления.
Я вкратце изложил им всю историю, не беспокоя особенными
живописными подробностями. Главное внимание я уделил тому, что имело
первостатейное значение. Выводы они могли с таким же успехом сделать
сами. Это должны были быть те же выводы, которые пришли мне в голову
утром. Я больше не был так уверен, что это были правильные выводы, но
они были достаточно очевидными.
- Они были глупцами, полагая, что смогут скрыть это от нас, -
сказал Натан, когда я закончил.
- Почему же, - ответил я. - Если бы не случайность...
- Мы бы и сами догадались, - сказал он уверенно. - Это было
совершенно очевидно, всё указывало на это. Если бы не естественная
предубеждённость в наших рассуждениях, мы бы всё увидели в правильном
свете. Этот барьер не мог продержаться двадцать дней.
- Я не вижу, чтобы это слишком меняло положение вещей, - сказала
Мариэль. - Конечно, центральная проблема остаётся. Облмдает ли паразит
независимым сознанием? Активен ли он в групповом сознании или
пассивен? Являются ли люди контрнолируемыми... управляемыми...
манипулируемыми... или нет?
- Это может быть и остаётся центральным вопросом, - задумчиво
сказал Конрад. - Но всё может оказаться теперь более трудным. Я имею в
виду не более трудно нам ответить, поскольку в любом случае у нас
теперь несколько больше шансов найти ответ, но более трудно задать
вопрос. Он может в значительной мере утратить свой смысл. Пока мы
думали об отдельных человеческих разумах, похожих на наш собственый,
было достаточно просто представить себе состояние свободы и состояние
подчинённости внешней силе или управляющему сознанию. Мы воспринимали
ситуацию применительно к себе - используя свой образ существования в
качестве отправной точки.
- Теперь эта отправная точка больше не подходит. Мы говорим
теперь о едином колективном сознании... о Самом с большой буквы, со
всем, что за этим следует. Если мы говорим теперь: "является ли
человеческий элемент коллектива доминирующим или подчинённым?" мы
пытаемся сделать выбор из двух состояний, которые являются, на сколько
мы можем судить, почти немыслимыми. Вопрос переносится {полностью} на
почву домыслов. Как мы можем осмысленно обсуждать это?
- Да ладно вам, - сказала Карен. - Всё это высокие слова. Не
стоит заниматься философским пустословием. Вопрос был и остаётся
достаточно простым для того, чтобы его можно было задать, даже, если
на него не так-то просто ответить. Находятся люди под контролем или
нет?
- Нет, Карен, - сказал я терпеливо. - Конрад прав. - Было
достаточно просто сказать "находятся ли люди под контролем?", когда мы
думали, что знаем, кого имеем в виду, говоря "люди"... что это
совокупность индивидуальностей, множественное число "личности". Но
теперь мы больше этого не знаем. "Люди" теперь не множественое число,
а единственное. Сам это не просто надуманная метафора... это нечто
реальное. Теперь мы {знаем}, что личности в городе подчинены - что над
ними доминирует сознание, которое не является их индивидуальным
сознанием. Но мы не знаем и не можем знать какого рода это сознание
или на сколько полон его контроль. Мы не знаем, есть ли какая-либо
разница между своего рода разумом роя, которым они обладают, и
отношениями типа рабы-господин, которые мы предполагаем. Является ли
одно тем же, что и другое? Действительно ли одно является таким же
злом, или таким же благом и преимуществом, как второе? То, на что
Конрад пытается обратить наше внимание, это что наше {суждение} о
ситуации больше не является трезвым, поскольку мы больше не обладаем
точкой отсчёта для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50