Те бы ехали прямо к дому. Похоже, это кто-то из города пытается проследить за Триш.
– Как бы я хотел, чтобы она не была негритянкой.
– Колин, пожалуйста, не говори так. В Триш есть цветная кровь. Боже! Сотни лет эти джентльмены на Юге заводили детей, не может быть там белых без примеси цветной крови.
– Но она… белая, как я.
– Я знаю. Но оказывается, что, если в ней течет хоть чуточка негритянской крови, она считается негритянкой и с ней обращаются как с… собственностью.
– Мужчины не хватают белых девушек.
– Да, – подтвердила Эдди, тайком оглядываясь на следившего за ними человека.
– Мистер Толлмен не обращает внимания на то, что Триш негритянка.
– Он рос среди индейцев или по крайней мере его отец. Есть места, где к индейцам относятся хуже, чем к неграм.
– Почему белые так себя ведут?
– Не все. Колин, он уходит. Остановился и… смотрит на дом. Он ему виден оттуда. Собирай овец. – Эдди стала спешно собирать скошенную траву.
Когда они обогнули вершину холма и направились к дому, Эдди снова оглядела местность и высмотрела всадника.
– Он все еще здесь, следит за домом. Триш в саду, Диллон и Джейн Энн на крыльце.
– Что будем делать?
– Идем домой.
Триш вышла им навстречу, когда они загоняли овец в загон:
– Быстро вы.
– Там человек на лошади смотрит на дом в подзорную трубу.
– Зачем он это делает?
– Не смотри туда. Веди себя так, будто мы его не видим.
– Дерьмо он. Хотела бы я иметь такое стеклышко поглядеть на него.
– Вырасти, вот чего я хочу. – Колин пнул комок грязи голой ногой.
После ужина маленьких умыли и уложили в постель. Когда Эдди потушила лампу, остальные в темноте начали беседу.
– Нам нужна собака, – сказала Эдди. – Тогда мы будем знать, если кто окажется поблизости.
– Как сторожа хороши также гуси. Я знала одну леди в Орлеане, у которой было два гуся. Кто-нибудь проходит, они начинают гоготать.
– Лучше б нам собаку, чем гусей.
– Думаете, мистер Толлмен вернется? – раздался из темноты голос Колина. За последнее время он уже второй раз задавал этот вопрос.
– Думаю, да, – ответила Эдди. – Но мы не можем рассчитывать на это. Если проповедник будет настаивать, чтобы ты перешел к мистеру Реншоу, я обойду всех прихожан и расскажу, что за тип этот Эллис Реншоу.
– Они вам не поверят, – едко заметила Триш. – Кроме того, миссис Эдди, вы не способны говорить гадости, я знаю.
– Можно поступить иначе. Собраться и ночью уехать. Переселимся в другой город, например Форт-Смит, и начнем все сначала, возможно, откроем закусочную. Конечно, мы могли бы так поступить, но у нас нет денег. Нужно продать ферму.
– Продать ферму? – В голосе Колина звучало недоверие. – Это же ваш дом.
– Это просто жилье. Домом нам может стать любое другое место, где мы будем вместе.
– И вы откажетесь от него, чтобы… оставить меня и Джейн Энн у себя?
– Я сделаю ради этого гораздо большее, дорогой мой.
– Но вы же говорили, что любите ферму.
– Я говорила это. Но правда в том, что… я люблю вас больше.
Джон вышел из магистрата с выражением гнева и разочарования на лице. Днем раньше ему сказали, что мировой судья на день уехал. Он вернулся утром и ожидал, пока тот появится. Когда наконец это произошло, вид судьи говорил о ночной пьянке.
«Никчемная падаль», – бормотал про себя Джон, шагая к конюшне.
Юг загнивает, подумал он, если они облекают властью отбросы общества. Как только Джон назвал цель своего визита, судья сказал ему, что Реншоу оформил опекунство над сиротой Колином Харрисом. Нет, о сестре мальчика речь не шла, поскольку в доме опекуна нет женщин.
После этого заявления все, что пытался Джон объяснить про Реншоу, было как о стенку горох. Судья искренне посмеялся над предположением, будто Реншоу – извращенец. Он даже не понял сначала, пока Джон не объяснил, что встречаются отдельные мужчины, получающие удовольствие от молоденьких мальчиков.
Судья объявил, что Эллис Реншоу – честнейший гражданин их округа, и выдвинул в противовес другое обвинение – в адрес Эдди Гайд. Он сказал, что когда мистер Гайд ушел на войну, она не только давала приют беглым рабам, но превратила ферму в очаг проституции. Дом с испорченной репутацией – не место для детей. Судья даже намекнул, что, поскольку Гайд убит, Сайкс собирается просить лишить миссис Гайд материнских прав.
Тут Джон не мог больше сдержать ярость.
– Если сделаешь это, – сказал Джон мягко, но кулаки его сжались, он встал во весь рост, – я твою грязную шкуру прибью к дереву, а кости будут валяться рядом.
Съежившийся судья заглянул в горящие гневом глаза и понял, что незнакомец, одетый как переселенец, может в мгновение ока пырнуть его ножом в живот.
– За мной закон.
– Закон? – Джон усмехнулся. – Закон здесь неуместен, как сиськи на хряке. Дерьмо ты, а не законник. Пьянчуга!
– Я арестую вас.
– Попробуй. Если надо убить змею, я ее убиваю, и не важно как. Я три года жил с шони, и незаметно нанести удар в спину ножом – самое милое для меня дело! Запомни это.
Джерри Симмонс по кличке Пистолет видел, как Джон вышел из магистрата и пошел на конюшню. Он был сильно зол, что-то бормотал себе под нос. Стоя в дверях лавки шорника, Джерри наблюдал за Джоном. Тот вывел лошадь, прыгнул в седло и выехал из города, направляясь к ферме Гайд.
Зачем известному скотоводу встречаться с представителями закона в этом захолустном городишке? Симмонс отправился на конюшню. Лошадь Толлмена стояла в стойле, а предыдущей ночью ее не было. Ночевал ли он у Гайд? Единственное, что там было интересного, – это женщины. Какая привлекла его внимание?
«Блондинка хороша, – думал Симмонс, – но за ее юбку цепляются три малыша. Нужно быть во власти страсти, чтобы взвалить их на себя». Он не верил, что Толлмен на такое способен. Может быть, это девушка Триш. Почти все мужчины в городе знали ее. Никто не ведал, откуда она взялась и почему поселилась на ферме. В ней течет негритянская кровь.
«Триш, Триш…» Пистолету нравилось произносить ее имя. Примесь черной крови не имела значения. Она была прекраснее тех женщин, которых он знал, и не выходила у него из головы с тех пор, как увидел ее. Вчера, когда Джерри следил за ней в подзорную трубу, он волновался, как мальчик, впервые увидевший обнаженную женщину. Движения ее были свободными, так что оставалось гадать, носит ли она что-нибудь под платьем. В городе девушка казалась послушной, но он мог побиться об заклад на свой большой складной нож, что, стоит ее поприжать, она превратится в дикую кошку. Джерри захихикал.
Он вспомнил покрытую бизоньей шкурой лачугу на Волчьем Ручье в Оклахоме. И женщину из племени киова, которую звали Красивый Цветок. Она заботилась о нем, когда он съел гнилое мясо и едва не умер.
Слава Богу, их не связывали дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Как бы я хотел, чтобы она не была негритянкой.
– Колин, пожалуйста, не говори так. В Триш есть цветная кровь. Боже! Сотни лет эти джентльмены на Юге заводили детей, не может быть там белых без примеси цветной крови.
– Но она… белая, как я.
– Я знаю. Но оказывается, что, если в ней течет хоть чуточка негритянской крови, она считается негритянкой и с ней обращаются как с… собственностью.
– Мужчины не хватают белых девушек.
– Да, – подтвердила Эдди, тайком оглядываясь на следившего за ними человека.
– Мистер Толлмен не обращает внимания на то, что Триш негритянка.
– Он рос среди индейцев или по крайней мере его отец. Есть места, где к индейцам относятся хуже, чем к неграм.
– Почему белые так себя ведут?
– Не все. Колин, он уходит. Остановился и… смотрит на дом. Он ему виден оттуда. Собирай овец. – Эдди стала спешно собирать скошенную траву.
Когда они обогнули вершину холма и направились к дому, Эдди снова оглядела местность и высмотрела всадника.
– Он все еще здесь, следит за домом. Триш в саду, Диллон и Джейн Энн на крыльце.
– Что будем делать?
– Идем домой.
Триш вышла им навстречу, когда они загоняли овец в загон:
– Быстро вы.
– Там человек на лошади смотрит на дом в подзорную трубу.
– Зачем он это делает?
– Не смотри туда. Веди себя так, будто мы его не видим.
– Дерьмо он. Хотела бы я иметь такое стеклышко поглядеть на него.
– Вырасти, вот чего я хочу. – Колин пнул комок грязи голой ногой.
После ужина маленьких умыли и уложили в постель. Когда Эдди потушила лампу, остальные в темноте начали беседу.
– Нам нужна собака, – сказала Эдди. – Тогда мы будем знать, если кто окажется поблизости.
– Как сторожа хороши также гуси. Я знала одну леди в Орлеане, у которой было два гуся. Кто-нибудь проходит, они начинают гоготать.
– Лучше б нам собаку, чем гусей.
– Думаете, мистер Толлмен вернется? – раздался из темноты голос Колина. За последнее время он уже второй раз задавал этот вопрос.
– Думаю, да, – ответила Эдди. – Но мы не можем рассчитывать на это. Если проповедник будет настаивать, чтобы ты перешел к мистеру Реншоу, я обойду всех прихожан и расскажу, что за тип этот Эллис Реншоу.
– Они вам не поверят, – едко заметила Триш. – Кроме того, миссис Эдди, вы не способны говорить гадости, я знаю.
– Можно поступить иначе. Собраться и ночью уехать. Переселимся в другой город, например Форт-Смит, и начнем все сначала, возможно, откроем закусочную. Конечно, мы могли бы так поступить, но у нас нет денег. Нужно продать ферму.
– Продать ферму? – В голосе Колина звучало недоверие. – Это же ваш дом.
– Это просто жилье. Домом нам может стать любое другое место, где мы будем вместе.
– И вы откажетесь от него, чтобы… оставить меня и Джейн Энн у себя?
– Я сделаю ради этого гораздо большее, дорогой мой.
– Но вы же говорили, что любите ферму.
– Я говорила это. Но правда в том, что… я люблю вас больше.
Джон вышел из магистрата с выражением гнева и разочарования на лице. Днем раньше ему сказали, что мировой судья на день уехал. Он вернулся утром и ожидал, пока тот появится. Когда наконец это произошло, вид судьи говорил о ночной пьянке.
«Никчемная падаль», – бормотал про себя Джон, шагая к конюшне.
Юг загнивает, подумал он, если они облекают властью отбросы общества. Как только Джон назвал цель своего визита, судья сказал ему, что Реншоу оформил опекунство над сиротой Колином Харрисом. Нет, о сестре мальчика речь не шла, поскольку в доме опекуна нет женщин.
После этого заявления все, что пытался Джон объяснить про Реншоу, было как о стенку горох. Судья искренне посмеялся над предположением, будто Реншоу – извращенец. Он даже не понял сначала, пока Джон не объяснил, что встречаются отдельные мужчины, получающие удовольствие от молоденьких мальчиков.
Судья объявил, что Эллис Реншоу – честнейший гражданин их округа, и выдвинул в противовес другое обвинение – в адрес Эдди Гайд. Он сказал, что когда мистер Гайд ушел на войну, она не только давала приют беглым рабам, но превратила ферму в очаг проституции. Дом с испорченной репутацией – не место для детей. Судья даже намекнул, что, поскольку Гайд убит, Сайкс собирается просить лишить миссис Гайд материнских прав.
Тут Джон не мог больше сдержать ярость.
– Если сделаешь это, – сказал Джон мягко, но кулаки его сжались, он встал во весь рост, – я твою грязную шкуру прибью к дереву, а кости будут валяться рядом.
Съежившийся судья заглянул в горящие гневом глаза и понял, что незнакомец, одетый как переселенец, может в мгновение ока пырнуть его ножом в живот.
– За мной закон.
– Закон? – Джон усмехнулся. – Закон здесь неуместен, как сиськи на хряке. Дерьмо ты, а не законник. Пьянчуга!
– Я арестую вас.
– Попробуй. Если надо убить змею, я ее убиваю, и не важно как. Я три года жил с шони, и незаметно нанести удар в спину ножом – самое милое для меня дело! Запомни это.
Джерри Симмонс по кличке Пистолет видел, как Джон вышел из магистрата и пошел на конюшню. Он был сильно зол, что-то бормотал себе под нос. Стоя в дверях лавки шорника, Джерри наблюдал за Джоном. Тот вывел лошадь, прыгнул в седло и выехал из города, направляясь к ферме Гайд.
Зачем известному скотоводу встречаться с представителями закона в этом захолустном городишке? Симмонс отправился на конюшню. Лошадь Толлмена стояла в стойле, а предыдущей ночью ее не было. Ночевал ли он у Гайд? Единственное, что там было интересного, – это женщины. Какая привлекла его внимание?
«Блондинка хороша, – думал Симмонс, – но за ее юбку цепляются три малыша. Нужно быть во власти страсти, чтобы взвалить их на себя». Он не верил, что Толлмен на такое способен. Может быть, это девушка Триш. Почти все мужчины в городе знали ее. Никто не ведал, откуда она взялась и почему поселилась на ферме. В ней течет негритянская кровь.
«Триш, Триш…» Пистолету нравилось произносить ее имя. Примесь черной крови не имела значения. Она была прекраснее тех женщин, которых он знал, и не выходила у него из головы с тех пор, как увидел ее. Вчера, когда Джерри следил за ней в подзорную трубу, он волновался, как мальчик, впервые увидевший обнаженную женщину. Движения ее были свободными, так что оставалось гадать, носит ли она что-нибудь под платьем. В городе девушка казалась послушной, но он мог побиться об заклад на свой большой складной нож, что, стоит ее поприжать, она превратится в дикую кошку. Джерри захихикал.
Он вспомнил покрытую бизоньей шкурой лачугу на Волчьем Ручье в Оклахоме. И женщину из племени киова, которую звали Красивый Цветок. Она заботилась о нем, когда он съел гнилое мясо и едва не умер.
Слава Богу, их не связывали дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71