– резко спросил Оуэн, и в его голосе появилась незнакомая Тайту твердость.
– Кроме Мейплторпа, я никого не могу назвать наверняка. Но сомневаюсь, что существует магистр колледжа в Кембридже или Оксфорде, который бы в какой-то форме не брал деньги от Уолсингема. После лютеранской ереси в двадцатых годах человек, который отказывался помочь королеве, тем самым признавался в измене. Должны быть и другие. Но мне не известны их имена; хозяин не сообщает слугам о своих тайнах.
– Тогда мы должны их выманить.
Теперь, когда голубой камень был полностью освобожден от плаща, Оуэн держал его в руке, и сидящему рядом Тайту показалось, что свет исходит из самого центра черепа.
Оуэн мгновение смотрел на череп, а потом повернулся к однорукому испанцу, который, похоже, был его телохранителем. Между ними произошел безмолвный разговор, в конце которого Седрик Оуэн набросил свой плащ, чтобы скрыть голубой камень, повернулся к Тайту и сказал:
– Барнабас, сегодня Рождество. Если я предложу тебе должность ректора Бидза в качестве рождественского подарка, что ты мне ответишь?
Тайт невесело рассмеялся.
– Я отвечу, что тебе лучше лечь спать и принять настойку опиума, чтобы завтра мы могли начать разговор с чистого листа.
– Ты не хочешь стать ректором Бидза?
– Конечно хочу. Я отдал всю жизнь колледжу и достаточно тщеславен, чтобы принять в ответ главную почесть. Я бы предпочел ее званию короля Англии, впрочем, даже думать об этом небезопасно. Мейплторп принадлежит к таким людям, которых не стоит задевать. У него трое крепких слуг, и один из них способен победить лучших бойцов Лондона. Он называет их своими мастифами в человеческом облике, и они не раз убивали людей темными ночами, так что никому и в голову не приходило призвать их к ответу. Он скрывается под маской аскетизма и благочестия, но уничтожает тех, кто встает на его пути. Именно по этой причине он и избран ректором; никто из нас не осмелился выступить против.
На лице испанца появилась свирепая улыбка.
– Вызов! Наконец! Англия хорошее место, сеньор Тайт.
Седрик Оуэн не обратил ни малейшего внимания на слова своего телохранителя, что позволило обрадованному Тайту поступить так же. Он уже собрался перевести разговор на более безопасную почву, когда Оуэн встал и допил вино в своем кубке.
– Что ж, значит, сейчас самое подходящее время сходить к Роберту Мейплторпу и рассказать ему о неожиданных гостях, посетивших твой дом. Покажи ему письмо и попроси у него совета как у ректора Бидза, а не как у шпиона Уолсингема, Скажи, что мы измучены и просим тебя о христианском милосердии. Сейчас Рождество, и все дороги непроходимы. Нас невозможно доставить в Лондон, и ты просишь у него совета.
– Он тебя убьет, – коротко сказал Тайт.
Оуэн поклонился.
– В таком случае ты исполнишь свой долг и Уолсингем будет хорошо к тебе относиться. Если я не смогу сделать тебя ректором Бидза, то лучшего рождественского дара не придумаешь. Пожалуйста, иди. Если кто-то видел, как мы к тебе пришли, у тебя будут неприятности, если ты задержишься с докладом Мейплторпу.
ГЛАВА 25
Колледж Бидз, Кембридж, Англия
Канун Рождества 1588 года
Лишь эхо ударов ночного колокола нарушало тишину на совершенно темных улицах Кембриджа.
Снегопад ослабел, адский ветер стихал. Молодая луна упала за край земли, оставив лишь далекие звезды, которые тщетно пытались разогнать мрак.
Однако на сей раз Седрику Оуэну не требовалось зрение, чтобы определить, куда идти. Его вели инстинкт и воспоминания, а когда и они перестали помогать, он вытянул перед собой обе руки, следуя за Барнабасом Тайтом по дороге от Магдален-стрит и вдоль реки к Мидсаммер-Коммон.
Костяшки его пальцев задели дерево, и он свернул налево, под арку геометрического моста Джона Ди. По тому, как изменился хруст снега под ногами и потеплело у него на сердце, Седрик Оуэн понял, что пришел домой.
Он сжал руку старого наставника. Тайт не был бесстрашным человеком по своим инстинктам; его мужество было другого происхождения, он продолжал действовать, несмотря на охвативший все его существо ужас.
– Мы будем ждать здесь, – сказал Оуэн. – Пока ты в безопасности. Держись подальше от схватки, и с тобой ничего не случится.
– А если уловка с факелами не сработает? – спросил Тайт дрогнувшим голосом.
– В Слюисе у нас получилось, – ответил Оуэн. – Сработает и здесь. Люди сражаются намного хуже, когда не знают, сколько у них противников. Темнота наш союзник и их враг.
– У него трое охранников, да и сам он фехтует не хуже любого из них. Возможно, даже лучше.
– А в Реймсе их было шестеро. Все они мертвы. Если и можно верить чему-нибудь в нашем мире, так это быстроте клинка Фернандеса.
– Ты не будешь сражаться?
– Мне не потребуется.
Оуэн постарался, чтобы его голос прозвучал уверенно. Он наблюдал, как Тайт набрался мужества и шагнул в темноту ночи. Пламя факела, который нес старик, медленно продвигалось к воротам колледжа и вскоре исчезло внутри.
В холодной рождественской ночи остались двое мужчин. Вытянув руку, Оуэн ощутил на ладони знакомый бархат темно-желтого камзола де Агилара. Он услышал скрип железа по смазанной жиром коже и в свете звезд разглядел слабое свечение полированного клинка.
– Тридцать лет приготовлений, чтобы добиться успеха сейчас, – тихо сказал де Агилар. – Теперь кажется, что времени прошло не так уж и много.
Его дыхание стало глубоким, напряжение, которое он ощущал в доме Барнабаса Тайта, исчезло.
– Оно было долгим, – заметил Оуэн. – Живой камень подарил нам три десятилетия. Остается лишь выяснить, способны ли мы выполнить поставленные перед нами задачи, ведь если мы потерпим неудачу, все окажется напрасным.
– Ничего еще не определено, друг мой. – Оуэн почувствовал, что испанец на него смотрит. – В Слюисе было всего пять человек, и двое из них настолько пьяны, что едва держались на ногах. Мейплторп запрещает пить своим людям. Наше положение здесь намного сложнее.
– Я знаю. Но Тайта следовало подбодрить. У тебя и у меня есть все, чтобы добиться успеха.
Они ждали, как люди, умеющие терпеть и способные переносить холод.
Голубой камень негромко пел. И перед тем как появился свет, его напев изменился.
Из домика привратника колледжа не доносилось ни звука, но маленькая боковая дверь распахнулась, и появилось сразу три факела.
– Только три. Мейплторп не пришел, – прошипел де Агилар.
– Он придет. Я знал его, когда был студентом. Уже в те времена он травил медведей для развлечения. И сейчас не упустит шанс поучаствовать в убийстве. Подожди, и ты увидишь, он обязательно появится.
Они ждали. Факелы, выстроившись в линию, приближались. В определенный момент, когда песня голубого живого камня вновь изменилась, свет вспыхнул, дверь в домик привратника распахнулась, и двое мужчин вышли в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Кроме Мейплторпа, я никого не могу назвать наверняка. Но сомневаюсь, что существует магистр колледжа в Кембридже или Оксфорде, который бы в какой-то форме не брал деньги от Уолсингема. После лютеранской ереси в двадцатых годах человек, который отказывался помочь королеве, тем самым признавался в измене. Должны быть и другие. Но мне не известны их имена; хозяин не сообщает слугам о своих тайнах.
– Тогда мы должны их выманить.
Теперь, когда голубой камень был полностью освобожден от плаща, Оуэн держал его в руке, и сидящему рядом Тайту показалось, что свет исходит из самого центра черепа.
Оуэн мгновение смотрел на череп, а потом повернулся к однорукому испанцу, который, похоже, был его телохранителем. Между ними произошел безмолвный разговор, в конце которого Седрик Оуэн набросил свой плащ, чтобы скрыть голубой камень, повернулся к Тайту и сказал:
– Барнабас, сегодня Рождество. Если я предложу тебе должность ректора Бидза в качестве рождественского подарка, что ты мне ответишь?
Тайт невесело рассмеялся.
– Я отвечу, что тебе лучше лечь спать и принять настойку опиума, чтобы завтра мы могли начать разговор с чистого листа.
– Ты не хочешь стать ректором Бидза?
– Конечно хочу. Я отдал всю жизнь колледжу и достаточно тщеславен, чтобы принять в ответ главную почесть. Я бы предпочел ее званию короля Англии, впрочем, даже думать об этом небезопасно. Мейплторп принадлежит к таким людям, которых не стоит задевать. У него трое крепких слуг, и один из них способен победить лучших бойцов Лондона. Он называет их своими мастифами в человеческом облике, и они не раз убивали людей темными ночами, так что никому и в голову не приходило призвать их к ответу. Он скрывается под маской аскетизма и благочестия, но уничтожает тех, кто встает на его пути. Именно по этой причине он и избран ректором; никто из нас не осмелился выступить против.
На лице испанца появилась свирепая улыбка.
– Вызов! Наконец! Англия хорошее место, сеньор Тайт.
Седрик Оуэн не обратил ни малейшего внимания на слова своего телохранителя, что позволило обрадованному Тайту поступить так же. Он уже собрался перевести разговор на более безопасную почву, когда Оуэн встал и допил вино в своем кубке.
– Что ж, значит, сейчас самое подходящее время сходить к Роберту Мейплторпу и рассказать ему о неожиданных гостях, посетивших твой дом. Покажи ему письмо и попроси у него совета как у ректора Бидза, а не как у шпиона Уолсингема, Скажи, что мы измучены и просим тебя о христианском милосердии. Сейчас Рождество, и все дороги непроходимы. Нас невозможно доставить в Лондон, и ты просишь у него совета.
– Он тебя убьет, – коротко сказал Тайт.
Оуэн поклонился.
– В таком случае ты исполнишь свой долг и Уолсингем будет хорошо к тебе относиться. Если я не смогу сделать тебя ректором Бидза, то лучшего рождественского дара не придумаешь. Пожалуйста, иди. Если кто-то видел, как мы к тебе пришли, у тебя будут неприятности, если ты задержишься с докладом Мейплторпу.
ГЛАВА 25
Колледж Бидз, Кембридж, Англия
Канун Рождества 1588 года
Лишь эхо ударов ночного колокола нарушало тишину на совершенно темных улицах Кембриджа.
Снегопад ослабел, адский ветер стихал. Молодая луна упала за край земли, оставив лишь далекие звезды, которые тщетно пытались разогнать мрак.
Однако на сей раз Седрику Оуэну не требовалось зрение, чтобы определить, куда идти. Его вели инстинкт и воспоминания, а когда и они перестали помогать, он вытянул перед собой обе руки, следуя за Барнабасом Тайтом по дороге от Магдален-стрит и вдоль реки к Мидсаммер-Коммон.
Костяшки его пальцев задели дерево, и он свернул налево, под арку геометрического моста Джона Ди. По тому, как изменился хруст снега под ногами и потеплело у него на сердце, Седрик Оуэн понял, что пришел домой.
Он сжал руку старого наставника. Тайт не был бесстрашным человеком по своим инстинктам; его мужество было другого происхождения, он продолжал действовать, несмотря на охвативший все его существо ужас.
– Мы будем ждать здесь, – сказал Оуэн. – Пока ты в безопасности. Держись подальше от схватки, и с тобой ничего не случится.
– А если уловка с факелами не сработает? – спросил Тайт дрогнувшим голосом.
– В Слюисе у нас получилось, – ответил Оуэн. – Сработает и здесь. Люди сражаются намного хуже, когда не знают, сколько у них противников. Темнота наш союзник и их враг.
– У него трое охранников, да и сам он фехтует не хуже любого из них. Возможно, даже лучше.
– А в Реймсе их было шестеро. Все они мертвы. Если и можно верить чему-нибудь в нашем мире, так это быстроте клинка Фернандеса.
– Ты не будешь сражаться?
– Мне не потребуется.
Оуэн постарался, чтобы его голос прозвучал уверенно. Он наблюдал, как Тайт набрался мужества и шагнул в темноту ночи. Пламя факела, который нес старик, медленно продвигалось к воротам колледжа и вскоре исчезло внутри.
В холодной рождественской ночи остались двое мужчин. Вытянув руку, Оуэн ощутил на ладони знакомый бархат темно-желтого камзола де Агилара. Он услышал скрип железа по смазанной жиром коже и в свете звезд разглядел слабое свечение полированного клинка.
– Тридцать лет приготовлений, чтобы добиться успеха сейчас, – тихо сказал де Агилар. – Теперь кажется, что времени прошло не так уж и много.
Его дыхание стало глубоким, напряжение, которое он ощущал в доме Барнабаса Тайта, исчезло.
– Оно было долгим, – заметил Оуэн. – Живой камень подарил нам три десятилетия. Остается лишь выяснить, способны ли мы выполнить поставленные перед нами задачи, ведь если мы потерпим неудачу, все окажется напрасным.
– Ничего еще не определено, друг мой. – Оуэн почувствовал, что испанец на него смотрит. – В Слюисе было всего пять человек, и двое из них настолько пьяны, что едва держались на ногах. Мейплторп запрещает пить своим людям. Наше положение здесь намного сложнее.
– Я знаю. Но Тайта следовало подбодрить. У тебя и у меня есть все, чтобы добиться успеха.
Они ждали, как люди, умеющие терпеть и способные переносить холод.
Голубой камень негромко пел. И перед тем как появился свет, его напев изменился.
Из домика привратника колледжа не доносилось ни звука, но маленькая боковая дверь распахнулась, и появилось сразу три факела.
– Только три. Мейплторп не пришел, – прошипел де Агилар.
– Он придет. Я знал его, когда был студентом. Уже в те времена он травил медведей для развлечения. И сейчас не упустит шанс поучаствовать в убийстве. Подожди, и ты увидишь, он обязательно появится.
Они ждали. Факелы, выстроившись в линию, приближались. В определенный момент, когда песня голубого живого камня вновь изменилась, свет вспыхнул, дверь в домик привратника распахнулась, и двое мужчин вышли в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98