Дети, — повторил он в замешательстве.
Спеша увезти Эшлин, он забыл попрощаться со своей дочерью. А вот Эшлин никогда не забывала о детях, ни на минуту. Да, как родитель он ей и в подметки не годится.
Они попрощались со всеми, и он протянул ей руку, но Эшлин ее не взяла.
— Я согласилась поехать с тобой. Совершенно не обязательно тянуть меня за собой, как… как преступницу в наручниках.
— Но я не собираюсь надевать на тебя наручники. Я просто хотел дойти до машины рука об руку с моей невестой, Эшлин.
Она решила, что он ее поддразнивает.
— Я тебе не невеста, Корд. Почему ты ни слова не можешь сказать серьезно?
— Если я и улыбаюсь, лишь потому, что мы наконец-то заключили перемирие в этой войне нервов и теперь, наверное, сможем найти какое-нибудь решение.
Корд догнал ее и взял за руку, сжав ее пальцы в своих.
— Перемирие, найти решение. Твои слова еще более неоднозначны, чем слова политиков. Я думаю, что с таким талантом ты более достоин поста, чем Уатт. — Сердце Эшлин бешено колотилось, мысли проносились в голове с безумной скоростью. — Почему бы нам не назвать вещи своими именами.
— И как же ты это назвала бы?
— Шантаж. Сексуальный шантаж. Я еду с тобой в дом твоего брата, и, если я соглашусь переспать с тобой, мне не будет угрожать иск об опеке.
Корд увидел, как она побледнела, и немедленно остановился.
— Я хочу, чтобы ты знала: я не собираюсь начинать судебное дело, Эшлин. Я уже говорил тебе, что никогда не заберу ребенка у его матери, но ты, кажется, мне не поверила. — Эшлин покачала головой. Ее преследовали тревожные голоса — и Рейлин, и Этана, и ее собственный, — и эти голоса не позволяли ей забыть об опасности, которую представляли бы могущественные Уэи, выступи они в суде против нее. — Верь мне, Эшлин, — это был приказ. Он смотрел на нее сверху вниз темными глазами, требуя доверия к своим словам. — Я не заберу у тебя Дэйзи, но я действительно хочу занять какое-то место в жизни моей дочери, а не просто посылать ей чеки из Монтаны. Я ведь не кот, который походя плодит детей и преспокойно идет себе дальше, ни о чем не заботясь. Неужели ты думаешь, что я могу забыть о своем ребенке, когда я наконец-то узнал, что он у меня есть? — Корд нахмурился. — Учитывая твое невысокое мнение о моей особе, наверное, так оно и есть. Но позволь мне просветить тебя, Эшлин. Я не заберу Дэйзи, но и не брошу ее. — Слова звучали так убедительно. Эшлин пристально смотрела в его темные глаза. — И это снова возвращает нас к вопросу о сексуальном шантаже, — в голосе Корда звучала насмешка, но выражение лица наводило на мысль об опасности. — Я не только не отрываю маленьких детей от материнской груди, я еще и никогда не прибегаю к шантажу в моих отношениях с женщинами. Поэтому, если ты думаешь, что я увезу тебя к Уатту и дурно с тобой обойдусь, ты сильно ошибаешься. — Он коротко и холодно рассмеялся. — Я сказал, что нам нужно поговорить в таком месте, где нас не будут постоянно прерывать. Дом Уатта — единственное известное мне место, где нас оставят в покое.
— Да… — неуверенно повторила Эшлин.
Доводивший ее до дурноты страх потерять Дэйзи прошел, уступив место физическому напряжению. Оно росло и ширилось, пока не заставило ее задрожать всем телом.
— Это кажется тебе диким?
— Да, если дело касается тебя и меня, — выпалила Эшлин. — Если мы останемся одни в доме твоего брата, это обязательно закончится постелью, и тебе прекрасно это известно!
Губы Корда медленно расплылись в улыбке.
— Нет, я этого не знал, но, по-моему, ты в этом уверена. Почему, Эшлин? Да потому, что ты желаешь меня так же сильно, как я тебя, и никакая сила не сможет удержать нас от любви!
Эшлин, ошеломленная своими собственными словами и тем, как понял их Корд, густо покраснела.
— Ты… Ты переиначишь все, что бы я ни сказала.
— Что же я переиначил? Это ведь ты сказала, что. если мы останемся одни в доме Уатта, это закончится постелью.
И он зло рассмеялся.
Она увязла в этой перепалке, как в трясине, и, пытаясь выбраться, только погружалась еще глубже.
— Этого не будет!
Такое возражение вряд ли могло поставить Корда на место. Оно было недостаточно оригинальным, зато достаточно неистовым.
Корд только плечами пожал.
— По-моему, ты просто никак не можешь решиться, Эшлин.
— Я достаточно решительна!
— Ну, если ты так считаешь… — На его губах мелькнула улыбка. Она раздражала, почти как улыбка Дэна Кларкстона. — Уверяю тебя, ничего не случится, если ты сама этого не захочешь. Я не собираюсь играть в игры с маленькой нервной девственницей, которая говорит «нет», хотя ей самой не терпится.
Эшлин была в ярости, и за те полчаса, что они добирались до дома Уатта, не произнесла ни слова.
Его Честь обрадовался, увидев их. Перебрав весь ассортимент своих собачьих игрушек, он по очереди клал их к ногам Эшлин. Затем перевернулся на спину и посмотрел на нее с обожанием.
— Он всегда так дружелюбен с людьми, которых в первый раз видит? — Это позабавило Эшлин, несмотря на нервное напряжение, усилившееся в тот момент, когда она вошла в дом. — А что, если бы мы были грабителями?
— Его Честь не походит на других служебных собак. — Корд погладил пса по огромной голове. — Он больше склоняется к философскому постулату: мой дом — твой дом.
— А ты, по-видимому, склоняешься к тому, что дом твоего брата является твоим владением. Ты даже не спросил Уатта, можно ли прийти сюда. Ты просто поставил его перед фактом.
Но Корда не взволновало замечание о творимом им произволе.
— Уатт ведь мог и отказать нам, — заявил он.
Эшлин подбросила одну из игрушек — желтую резиновую кошку — Его Чести, и пес бросился за ней, в восторге оттого, что с ним решили поиграть. Эшлин бросала кошку снова и снова. Корд молча наблюдал.
Просто стоял, засунув руки в карманы, и с улыбкой смотрел, как собака подпрыгивала и с увлечением бросалась за игрушкой. Он вел себя так, как будто привез сюда Эшлин единственно ради того, чтобы насладиться зрелищем ее игры с собакой. Эшлин, затеявшая игру, чтобы подавить приступ робости, не знала теперь, как остановиться, и что будет, если она остановится.
Его Честь первый вышел из игры. Раз пятьдесят кряду поймав свою кошку, он, потеряв интерес, уронил игрушку к ногам Эшлин, тихо ушел в гостиную и забрался на диван. Эшлин, снова пытаясь вовлечь его в игру, стала подталкивать к нему красный мячик, но Его Честь решил, что с него достаточно. Он прикрыл свои выразительные карие глаза и задремал.
— Счет не в пользу Его Чести. — Темные глаза Корда таинственно мерцали. — Ты его замучила.
— Да мы ведь просто дурачились, — попыталась защититься Эшлин. В доме было так тихо. Она взглянула на часы. — Мне… Мне пора домой. На воскресные вечера всегда приходится куча дел: и обед приготовить, и детей искупать, и помочь им собраться в школу… А мне еще надо погладить и обдумать меню на неделю, и…
— Ты просто мужеубийца, — тихо пожаловался Корд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Спеша увезти Эшлин, он забыл попрощаться со своей дочерью. А вот Эшлин никогда не забывала о детях, ни на минуту. Да, как родитель он ей и в подметки не годится.
Они попрощались со всеми, и он протянул ей руку, но Эшлин ее не взяла.
— Я согласилась поехать с тобой. Совершенно не обязательно тянуть меня за собой, как… как преступницу в наручниках.
— Но я не собираюсь надевать на тебя наручники. Я просто хотел дойти до машины рука об руку с моей невестой, Эшлин.
Она решила, что он ее поддразнивает.
— Я тебе не невеста, Корд. Почему ты ни слова не можешь сказать серьезно?
— Если я и улыбаюсь, лишь потому, что мы наконец-то заключили перемирие в этой войне нервов и теперь, наверное, сможем найти какое-нибудь решение.
Корд догнал ее и взял за руку, сжав ее пальцы в своих.
— Перемирие, найти решение. Твои слова еще более неоднозначны, чем слова политиков. Я думаю, что с таким талантом ты более достоин поста, чем Уатт. — Сердце Эшлин бешено колотилось, мысли проносились в голове с безумной скоростью. — Почему бы нам не назвать вещи своими именами.
— И как же ты это назвала бы?
— Шантаж. Сексуальный шантаж. Я еду с тобой в дом твоего брата, и, если я соглашусь переспать с тобой, мне не будет угрожать иск об опеке.
Корд увидел, как она побледнела, и немедленно остановился.
— Я хочу, чтобы ты знала: я не собираюсь начинать судебное дело, Эшлин. Я уже говорил тебе, что никогда не заберу ребенка у его матери, но ты, кажется, мне не поверила. — Эшлин покачала головой. Ее преследовали тревожные голоса — и Рейлин, и Этана, и ее собственный, — и эти голоса не позволяли ей забыть об опасности, которую представляли бы могущественные Уэи, выступи они в суде против нее. — Верь мне, Эшлин, — это был приказ. Он смотрел на нее сверху вниз темными глазами, требуя доверия к своим словам. — Я не заберу у тебя Дэйзи, но я действительно хочу занять какое-то место в жизни моей дочери, а не просто посылать ей чеки из Монтаны. Я ведь не кот, который походя плодит детей и преспокойно идет себе дальше, ни о чем не заботясь. Неужели ты думаешь, что я могу забыть о своем ребенке, когда я наконец-то узнал, что он у меня есть? — Корд нахмурился. — Учитывая твое невысокое мнение о моей особе, наверное, так оно и есть. Но позволь мне просветить тебя, Эшлин. Я не заберу Дэйзи, но и не брошу ее. — Слова звучали так убедительно. Эшлин пристально смотрела в его темные глаза. — И это снова возвращает нас к вопросу о сексуальном шантаже, — в голосе Корда звучала насмешка, но выражение лица наводило на мысль об опасности. — Я не только не отрываю маленьких детей от материнской груди, я еще и никогда не прибегаю к шантажу в моих отношениях с женщинами. Поэтому, если ты думаешь, что я увезу тебя к Уатту и дурно с тобой обойдусь, ты сильно ошибаешься. — Он коротко и холодно рассмеялся. — Я сказал, что нам нужно поговорить в таком месте, где нас не будут постоянно прерывать. Дом Уатта — единственное известное мне место, где нас оставят в покое.
— Да… — неуверенно повторила Эшлин.
Доводивший ее до дурноты страх потерять Дэйзи прошел, уступив место физическому напряжению. Оно росло и ширилось, пока не заставило ее задрожать всем телом.
— Это кажется тебе диким?
— Да, если дело касается тебя и меня, — выпалила Эшлин. — Если мы останемся одни в доме твоего брата, это обязательно закончится постелью, и тебе прекрасно это известно!
Губы Корда медленно расплылись в улыбке.
— Нет, я этого не знал, но, по-моему, ты в этом уверена. Почему, Эшлин? Да потому, что ты желаешь меня так же сильно, как я тебя, и никакая сила не сможет удержать нас от любви!
Эшлин, ошеломленная своими собственными словами и тем, как понял их Корд, густо покраснела.
— Ты… Ты переиначишь все, что бы я ни сказала.
— Что же я переиначил? Это ведь ты сказала, что. если мы останемся одни в доме Уатта, это закончится постелью.
И он зло рассмеялся.
Она увязла в этой перепалке, как в трясине, и, пытаясь выбраться, только погружалась еще глубже.
— Этого не будет!
Такое возражение вряд ли могло поставить Корда на место. Оно было недостаточно оригинальным, зато достаточно неистовым.
Корд только плечами пожал.
— По-моему, ты просто никак не можешь решиться, Эшлин.
— Я достаточно решительна!
— Ну, если ты так считаешь… — На его губах мелькнула улыбка. Она раздражала, почти как улыбка Дэна Кларкстона. — Уверяю тебя, ничего не случится, если ты сама этого не захочешь. Я не собираюсь играть в игры с маленькой нервной девственницей, которая говорит «нет», хотя ей самой не терпится.
Эшлин была в ярости, и за те полчаса, что они добирались до дома Уатта, не произнесла ни слова.
Его Честь обрадовался, увидев их. Перебрав весь ассортимент своих собачьих игрушек, он по очереди клал их к ногам Эшлин. Затем перевернулся на спину и посмотрел на нее с обожанием.
— Он всегда так дружелюбен с людьми, которых в первый раз видит? — Это позабавило Эшлин, несмотря на нервное напряжение, усилившееся в тот момент, когда она вошла в дом. — А что, если бы мы были грабителями?
— Его Честь не походит на других служебных собак. — Корд погладил пса по огромной голове. — Он больше склоняется к философскому постулату: мой дом — твой дом.
— А ты, по-видимому, склоняешься к тому, что дом твоего брата является твоим владением. Ты даже не спросил Уатта, можно ли прийти сюда. Ты просто поставил его перед фактом.
Но Корда не взволновало замечание о творимом им произволе.
— Уатт ведь мог и отказать нам, — заявил он.
Эшлин подбросила одну из игрушек — желтую резиновую кошку — Его Чести, и пес бросился за ней, в восторге оттого, что с ним решили поиграть. Эшлин бросала кошку снова и снова. Корд молча наблюдал.
Просто стоял, засунув руки в карманы, и с улыбкой смотрел, как собака подпрыгивала и с увлечением бросалась за игрушкой. Он вел себя так, как будто привез сюда Эшлин единственно ради того, чтобы насладиться зрелищем ее игры с собакой. Эшлин, затеявшая игру, чтобы подавить приступ робости, не знала теперь, как остановиться, и что будет, если она остановится.
Его Честь первый вышел из игры. Раз пятьдесят кряду поймав свою кошку, он, потеряв интерес, уронил игрушку к ногам Эшлин, тихо ушел в гостиную и забрался на диван. Эшлин, снова пытаясь вовлечь его в игру, стала подталкивать к нему красный мячик, но Его Честь решил, что с него достаточно. Он прикрыл свои выразительные карие глаза и задремал.
— Счет не в пользу Его Чести. — Темные глаза Корда таинственно мерцали. — Ты его замучила.
— Да мы ведь просто дурачились, — попыталась защититься Эшлин. В доме было так тихо. Она взглянула на часы. — Мне… Мне пора домой. На воскресные вечера всегда приходится куча дел: и обед приготовить, и детей искупать, и помочь им собраться в школу… А мне еще надо погладить и обдумать меню на неделю, и…
— Ты просто мужеубийца, — тихо пожаловался Корд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108