— Слухи живо расползаются по городу! Я-то не верил, но вы были правы, что нужно было атаковать Собека!
— Хорошо ли ты заплатил тем ложным стражникам, которые затеяли смуту в речном судоходстве?
— Хорошо... Через посредников... И все очень довольны... До нас никто не докопается. Но продолжать в том же духе невозможно: Собек предпринял радикальные меры. На каждом торговом судне есть теперь стража, усилен контроль.
— Подумаешь, мы достигли нашей первой цели: запятнать репутацию Собека-Защитника. Даже визирь начинает сомневаться в его компетенции, а значит, и в его честности!
— С удовольствием представляю, как он сердится! Ведь он думал, что неуязвим, а теперь ему снятся кошмары!
— Ладно, продолжим, — решил Медес.
— А это не будет... неосторожно?
— Тогда для чего мы потратили столько сил? Чтобы остаться с этим? Нет, сделать Собека уязвимым мало. Нужно его убрать!
Жергу расхотелось пить.
— Давайте потерпим! Может быть, визирь его заменит?
— Улик недостаточно, а Собек еще слишком близок к царю. Нам нужно предоставить доказательства его предательства.
— Не вижу, каким образом!
— У тебя ведь есть под рукой несколько ребят, которые способны уверенно лгать?
— Никаких проблем.
— Значит, мы одним ударом избавляемся от Собека, превращая подозрения визиря в уверенность!
Каждый раз, когда ливанец встречался с Провозвестником, у него моментально пропадал аппетит, а желудок сводило судорогой. Он пугал его и одновременно завораживал. С того момента, как этот человек-сокол едва его не убил, впечатав в тело приснопамятный след, негоциант знал, что всегда будет на него работать и никогда от него не избавится. Притерпевшись к судьбе, он извлекал из нее максимум выгоды и вел честную игру по отношении к своему сомнительному партнеру. Как только у него появлялись новости, он тут же информировал Провозвестника. Потому что тот не простил бы ему ни опоздания, ни небрежности.
На низких столиках никаких пирожных, на диванах меньше подушек, во всем доме больше строгости... Ливанец всеми средствами пытался избежать упреков Провозвестника.
— Дай-ка мне соли.
— Тотчас, господин!
Провозвестник окинул презрительным взглядом салон ливанца. К чему вся эта роскошь? Новое общество, которое будет руководствоваться истинным законом, все это оставит в прошлом.
Торговец вернулся с большим бокалом.
— Вот цветы пустыни.
Провозвестник вдоволь насытился пеной Сета.
— Ну какие у тебя новости?
— Это всего лишь слухи, но такие упорные, что у них должны быть причины. Подозревают начальника всей стражи царства Собека-Защитника. Ему вменяют в вину то, что он пресекает свободный проход граждан и по собственному произволу изменяет правила судоходства. Два дела были замяты, но отношения между ним и визирем Хнум-Хотепом стали прохладными.
— Как тебе кажется, можно ли подкупить Собека?
— Конечно же, нет. Это чистый человек и суровый стражник. Неподкупный. Кто-то пытается его скомпрометировать, чтобы снять с должности.
— Есть какие-нибудь подозрения?
— Нет, господин. Но я веду свое расследование и не знаю пока, чем оно кончится. Тот, кто осмеливается атаковать Собека-Защитника, должен быть злым и очень осторожным.
— Разве визирь позволит себя увлечь сфабрикованными обвинениями?
— Маловероятно, но Хнум-Хотеп надзирает за справедливым применением закона, и его репутация строгого человека не запятнана. Если у него появятся веские доказательства, то есть в нашем случае достаточно хорошо подстроенные, он будет вынужден отстранить Собека от должности. А как только его удалят, вся система безопасности распадется, по крайней мере, на какое-то время. И Сесострис станет уязвим.
24
Икер любил бывать в храме ранним утром. После очищения на заре участие в церемонии возложения жертв наполняло душу блаженным покоем. Созерцая священное озеро, он забывал о своих горестях и о своем ужасном плане. Жизнь снова становилась гармоничной и мирной, словно зла и не существовало.
Но заканчивался ритуал, и реальность вновь возвращалась.
— Ты выглядишь усталым, — сказал Икеру Верховный жрец. — Пора тебе прекращать помогать астрономам. У меня есть для тебя новое дело, но боюсь, что оно не слишком понравится любителю права и литературы. И, тем не менее, разве писец не должен получить образование во всех направлениях?
— Я в вашем распоряжении.
— Я вижу в послушании высшую добродетель, Икер, и оно у тебя есть. С сегодняшнего дня ты занимаешься контролем за мясом.
Это решение Верховного жреца, хоть и принятое Икером, болью отозвалось в его душе. Видеть, как убивают животных, было для него невыносимо. Он подумал о Северном Ветре, которого бросил в Кахуне. Но он был уверен, что Секари позаботится о нем.
С бледным лицом, тяжело ступая, Икер отправился в отделение, где приносились кровавые жертвоприношения. Они состояли из бойни и мясного отдела, там работали эксперты по видам мяса. В этой бригаде не было ни слюнтяев, ни плакс.
Люди привыкли к жестокости смерти и стойко переносили последний взгляд животных, осознающих свою судьбу. Эти мужчины держались особняком и неохотно смешивались с интеллектуалами в льняных жреческих одеждах.
Икер пришел как раз во время перерыва. Мясники с аппетитом лакомились сочными антрекотами. Не прерывая еды, они посмотрели на вновь прибывшего с недоверием.
— Ты кто? — спросил Икера мясник, крепкий человек лет сорока с седыми волосами и прямой осанкой.
— Я — Икер, новый ответственный за контроль мяса.
— Еще один писака, считающий нас нечистыми на руку... Ты ел?
— Мне не хочется.
— Тебе не нравится жареное мясо?
— Нравится, но... не сейчас.
— Тебе не нравится наша работа, так? Ты не единственный, мой мальчик! И все же нужны специалисты, умеющие убивать животных и поставлять добрую пищу таким хищникам, какими являются люди.
— Я нисколько не презираю вашу работу, но признаю, что не способен ею заниматься.
Мясник похлопал Икера по плечу.
— Взбодрись, от тебя это и не требуется! Иди, поешь. Потом запишешь число кусков, отрезанных сегодня утром.
Икер вынужден был научиться отличать филе, тонкий филей, селезенку, печень, потроха и остальные части тела жертвенных быков. Он удостоверял протоколы ветеринаров, которые после пробы крови каждого животного давали гарантию ее чистоты. Постепенно Икер привык к своеобразной атмосфере этого места, где царила самая строгая гигиена. Но ни разу юноша не присутствовал при забое, который осуществляли по меньшей мере четверо технических работников, причем только единственный мастер имел право резать животное, умаляя, как мог, его страдания.
Между Икером и другими работниками сложились доверительные отношения и взаимное уважение. Он не выказывал излишней придирчивости, не желая их задевать, а они старались быть менее грубыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90