Кривая Глотка обещал ему, что Несмонту будет первым, кого он сможет без труда убить.
Старый воин видел, как вылетело из руки убийцы предназначенное ему оружие.
Инстинктивно он бросился в сторону. Острие чиркнуло по левому плечу, прочертив кровавую полосу.
Египетские лучники тут же навели свои стрелы на нападавшего.
— Не стрелять! — приказал Несмонту. — Вытащите мне его живым из этой норы! И проверьте, нет ли еще кого поблизости.
Думая, что его сейчас будут мучить, ханаанин взвыл.
— Не покалечьте мне его, — приказал генерал. — Я допрошу его лично.
Пока военный врач ухаживал за Несмонту, старый солдат внимательно изучал человека, который хотел его убить. Маленького роста, щеки и подбородок покрыты рыжей щетиной. Взгляд ненавидящий...
Дежурный офицер на всякий случай еще раз проверил, хорошо ли связаны его руки и ноги.
— Ты — бездарность, — строго сказал Несмонту. — На таком расстоянии я бы не промахнулся. Но твой главарь еще глупее тебя. Когда замышляют убрать командующего египетской армии, то используют умелых людей.
— Не долго же вам жить! — прошипел ханаанин.
— В любом случае дольше, чем тебе, потому что тебя убьют еще до того, как закончится моя перевязка.
Ханаанин взглянул на генерала испуганно и удивленно.
— Разве вы... Вы не будете меня допрашивать?
— Ты же все равно или ничего мне не скажешь, или соврешь. Да даже если бы ты и захотел сказать мне правду, что может знать такой жалкий тип, как ты?
— Ошибаетесь, мой генерал! Я — настоящий воин и воюю против вашего грязного завоевания! И сотни других встанут после меня на путь борьбы!
Несмонту расхохотался.
— Ты путаешься в счете!
— А счет здесь и не важен! Нам все равно удастся выгнать вас из Ханаанской земли!
— Меня всегда удивляло, что недоноски вроде тебя так тщеславны. Это, заметь, упрощает мне мою задачу. Вы трусливы, пугливы, а значит, не способны развернуть действительно крупную операцию.
— К победе нас поведет Провозвестник!
Лицо Несмонту стало жестким.
— Твой Провозвестник давно мертв.
Ханаанин ухмыльнулся.
— Это вы так думаете, псы египетские!
— Труп твоего Провозвестника я видел собственными глазами.
— Наш наставник жив и здоров. И скоро, очень скоро от вас не останется и следа, потому что он победит!
— Где он прячется, твой великий защитник?
— Этого я не скажу даже под пыткой!
Одной рукой Несмонту схватил пленника за шиворот и приподнял как щенка.
— Если бы я поступал по своему усмотрению, то повесил бы тебя на крюк в мясной лавке — это значительно упростило бы наш диалог! Но фараон требует от меня гуманности даже в отношении таких мерзавцев, как ты. Поэтому я отдаю тебя в руки специалистов по допросам.
Ханаанин назвал имена только своих давно умерших родителей и одного товарища, погибшего во время первого Сихемского бунта. Обыск у него дома ничего не дал.
Казнь совершалась на самой большой площади города в присутствии многочисленной толпы. Тело пронзенного стрелами бандита было зарыто без всяких церемоний. Речь Несмонту, в чьем здоровом состоянии мог убедиться каждый житель Сихема, была короткой и ясной: любая попытка мятежа будет караться с предельной жестокостью.
Допрашивавшие пришли к единому мнению. Ханаанин был неуравновешенным одиночкой, действовавшим без опоры на организованную банду.
И все же старый генерал сомневался.
Его нюх подсказывал ему, что к этому инциденту нельзя относиться легкомысленно. То, что его попытались убить, было неудивительным. Эта попытка будет не последней. Несмонту удивили слова нападавшего. С тех пор как Сихем находился под военным контролем, имя того сумасшедшего, который когда-то поднял здесь мятеж, всплыло в первый раз. Означало ли это, что кто-то другой поднял его факел?
Это кажется неправдоподобным.
Но ведь новое появление Провозвестника тоже неправдоподобно?
Несмонту созвал офицеров, приказал им поднять по тревоге личный состав по всей Сирийской Палестине и велел с пристрастием провести допросы подозреваемых. Отчеты и допрошенных лидеров доставлять ему лично.
— Вот уже два дня, как азиаты не движутся дальше, — с досадой сказал Секари. — Можно подумать, что они ждут подкрепления.
— Может быть, они сомневаются, по какой дороге идти? — предположил Икер.
— Это бы меня удивило. По-моему, они действуют по четкому плану. Они что, на полпути между Файюмом и долиной убедились, что не готовы? Это не любители, уж поверь мне.
— Может, предупредить армию?
— Они заметят ее и рассеются по местности. Если мы хотим понять их истинные намерения, не будем терять из виду. Но рисковать не следует ни мне, ни тебе. Я бы предпочел сейчас посидеть на пиру, а потом провести ночку с хорошенькой девочкой. Ах! дивные служанки Кахуна и льняные простыни из твоего прекрасного дома!
— Ты отлично разыгрывал роль слуги, — напомнил Икер.
— Да я и не играл! Мои родители были простыми людьми, и сам я — человек из народа. Быть слугой не унижает меня.
— Как же фараон заметил тебя?
Секари широко улыбнулся.
— Одной из моих многочисленных профессий была профессия птицелова, и я научился разговаривать на птичьем языке. И когда дворцовый интендант беседовал со мной перед приемом на службу, из царского вольера вышел удод. От неожиданности птица так испугалась, забилась и в итоге покалечила бы сама себя. Насвистывая, мне удалось ее утихомирить. При этом присутствовал Сесострис, ему понравилась моя ловкость, и он подозвал меня. Сам фараон, вообрази! Знал бы ты, как я испугался! Лицом к лицу с этим гигантом я чувствовал себя слабее новорожденного. И, по сути дела, с тех пор ничто и не изменилось. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что фараон поддерживает прямую связь с богами.
— Ты часто ездил в Абидос?
— Абидос, Абидос... Это навязчивая мысль!
— Разве это не духовный центр Египта?
— Возможно, но у нас есть и другие занятия.
Икер подумал об Исиде, жившей в этом святом городе, таком далеком, таком недостижимом. Будет ли еще явлен судьбой случай, когда он сможет с ней поговорить и открыть ей свое сердце?
— Они зашевелились, — заметил Секари.
Северный Ветер и двое мужчин, скрытые в зарослях тамариска, вжались в землю.
Азиаты снова двинулись вперед.
Ибша, казалось, занимался оружием всегда. Когда он жил в Сихеме, то имел тайную кузницу. Ее немногочисленная продукция служила для снабжения оружием маленьких групп, за которыми охотилась египетская стража.
Потом появился Провозвестник. Слушая его слова, Ибша понял, что только жестокость позволит ханаанам прогнать захватчиков и стать великим народом, более могущественным, чем египтяне. Поэтому нужно убивать. И он убивал. Поэтому нужно было жертвовать своими бойцами — это должно было вызывать у противника чувство неуверенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90