С ним мы не ебались. Он нам кофе приготовил, экзотические напитки придумывал, музыку включил. Мы, полуголые, танцевали перед ним, а он, как хореограф, руководил нашим танцем. Был очень популярен фильм с Луи де Фюнесом «Человек-оркестр», вот мы и подражали девочкам из фильма. В ванной мы обнаружили чью-то косметику – «Ланком» – и, усевшись на мягенький кожаный диван, размалевывали себя, пока мужик рассказывал нам истории.
И противно, и интересно было. Про какую-то центровую блядь, ебущуюся с другим мужиком под дирижирование этого вот мужика. Как это он не продирижировал нашей еблей втроем?! Сначала они, мол, просто ебались, потом она сосала ему хуй. А потом – «быстренько, быстренько ее в жопу!» – как точно я запомнила его слова! – «а теперь в ротик, в ротик…» А мы с Ольгой красили глаза. Мужик в пижаме заржал: «Все зубы у нее в дерьме были! Между зубов – дерьмо!» Конец истории заключался в том, что мужик кончил ей в рот, и она, стоя на четвереньках, улыбалась.
Ольга улыбалась, показывая свои кривые передние зубы. Когда она ест, между ними всегда застревают кусочки пищи.
17
Во второй класс меня никто не провожал. А в девятый – провожают. Александр. «Раз обещал…» Я выпустила его вчера. Уже без слез.
Ольга одолжила мне белую блузку. В первый день не обязательно в школьной форме быть. Так что вроде комсомолки – белая кофта, черная юбка. Я не комсомолка. Устав учить было лень, никто не заставлял. Времени перед экзаменами нет, в иняз для карьеры дипа, как юноша на велике у тетки на даче, желания поступать нет.
Вот он стоит рядом со мной в трамвае. Вид защитника. Только попробуй коснись меня кто, он сразу даст в морду. Да даже прикоснуться не успеете! Он предупредит все ваши движения. Предупреждал. Опережал.
Школа на том же канале Грибоедова, что и бывшая моя. Только в другом его конце. Здесь Кировский театр, который так и называют по старинке – Мариинский. Здесь Консерватория, в которую меня так хотели подготовить… Театральная площадь. Выходим на канал «Горя от ума». Я останавливаюсь на углу. Сашка испуганно смотрит на меня. Боится. А вдруг я сейчас разревусь, истерику закачу. Нет, ничего этого не будет. Поэтому мы и ежика не взяли, найденного на дорожке, – за него ведь ответственность нести надо было бы, заботиться о нем, если бы взяли. Но ты ведь меня взял! Ты – пришел ко мне домой, а потом взял меня!
– Школа за углом. Ты уже дальше не иди.
Он выглядывает за угол, улыбается. Я тоже смотрю. Перед школой выстроены рядами первоклашки. Все с цветами и бантами. Некоторые плачут. Родители малышей толпятся на противоположной стороне. Подбегают, успокаивают плачущих, поправляют банты, запихивают в портфели что-то. Яблоки, наверное. Старшеклассники чуть поодаль. Нестройно, кучкой. Вот к ним я сейчас и пойду. Как ни в чем не бывало примкну к рядам – куче – школьников, ровесников?…
– Ну, давай иди, школьница… Гуд лак!
Он целует меня в щеку и подталкивает за угол. И я иду. В школу!
Несколько секунд – и я, ступая с тротуара на мостовую, оказываюсь среди них, своих сверстников. «Девятый Б?» – я уже с одноклассниками. «Медведка!» – Ленька Фролов. Он-то откуда здесь? Ну и вымахал! И так здоровый всегда был, а сейчас, пожалуй, метр восемьдесят. В костюмчике фирменном – труды папаши-скрипача, ездящего в загранку с оркестром. Рядом с ним белобрысый малыш. Фролов тащит меня подальше от одноклассников.
– Это Ромчик – свой парень. Натаха, бабцы – уроды, все в прыщах, недоноски. Ни одного клевого чувака. Все лабухи. Садимся на заднюю парту и шмалим, а?
Не изменился Флер. Так его все в бывшей школе называли. На цветочек он никогда похож не был. План, диски, фирма… Его приятель в пиджаке с очень длинными рукавами, он плюется во все стороны через передние зубы. Думает, наверное, что таким образом он солидней и независимей. Я обвожу взглядом девчонок, у которых, действительно, прыщи – подружек не будет. Придется удовлетвориться компанией этих вот – Тарапунька и Штепсель. Ну, и не надо подружек! Что я им расскажу, чем поделюсь?…
Классной руководительницей становится физичка, и я ее сразу же ненавижу. Мы таки садимся с Флером на последнюю «парту». Парты были в начальных классах – теперь столы. И со всеми на «вы». Хорошо, что первые дни занятия будут не очень серьезными – больше ознакомление с учащимися. Хоть я и готова расплакаться каждые десять минут, атмосфера школы втягивает и отвлекает.
Литературу будет преподавать толстенький дядечка. Историю – пизда с указкой. Нервная и подозрительная. Для английского класс разделяют на две группы, и Флер закатывает скандал, потому что его определяют в другую группу, не со мной. Его переводят. Так вот, английский у нас будет вести Фаина Яковлевна, говорящая по-английски хуже, по-моему, чем я. И все говорят – не говорят – по-английски хуево. Остальные предметы меня не интересуют.
Тут же – в первый день! – ко мне подлетает то ли пионервожатая, то ли комсомольский предводитель, и сразу с предложением. Причем отказаться и не подумай! «Мы знаем, что вы устраивали культмероприятия в бывшей школе… надо сделать концерт… начало года… заложите фундамент…» – тараторит, как умалишенная. Я вам заложу, бля, фундамент! Я вам взрывчатку под школу заложу. Флера и Ромчика подговорю – они с радостью, только свистни. Так я думаю, но говорю – тематика, мол, нужна. «Без темы я сама могу выступать – сольный концерт H. М.» Она очень рада моей «заинтересованности». Предлагает: «Что же думать? Осень – Пушкин, а?» Я обещаю ей дать план вечера через несколько дней, а сама думаю – пошла ты! На все-то у вас бирки наклеены – на осень – Пушкин, на зиму – Некрасов!
Из школы иду с Флером и Ромчиком. Тоска и гадливость. Ромчик – плевательная машина. Мы с Флером изощряемся в «поливке» одноклассников.
– Флер, достань плана. Я тебе половину денег дам. Побыстрей, а?
Флер достанет. И мы укуримся. В куски.
* * *
Оставь меня в покое, мама! Что ты смотришь на меня жалостливо? Ты добилась своего. Он меня бросил! Я вас ненавижу всех. И в то же время вы мне безразличны. И это даже хуже, чем ненависть. Не говори со мной заискивающим голосом. Не надо мне твоего проклятого «супчика» и «пышных» котлеток. Ненавижу!
В чем я пойду завтра в школу? Неужели передник надену? Школьный, черный, на лямках – передник.
И ты, Александр, защитник. Трус ты! Но я-то – идиотка, – мне что же, пятьдесят лет, он моя лебединая песня?! Почему я решила, что без него и жизни нет? Да кто он такой? Фарцовщик хуев! И в тысячу раз все лучше без него будет. В школу буду ходить. Ходить! а не пропускать. Вот концерт устрою. Я им устрою концерт!.. И в театральную студию буду ходить. Станиславская обещала новый спектакль поставить в этом году. А в прошлогоднем я буду играть Моргану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
И противно, и интересно было. Про какую-то центровую блядь, ебущуюся с другим мужиком под дирижирование этого вот мужика. Как это он не продирижировал нашей еблей втроем?! Сначала они, мол, просто ебались, потом она сосала ему хуй. А потом – «быстренько, быстренько ее в жопу!» – как точно я запомнила его слова! – «а теперь в ротик, в ротик…» А мы с Ольгой красили глаза. Мужик в пижаме заржал: «Все зубы у нее в дерьме были! Между зубов – дерьмо!» Конец истории заключался в том, что мужик кончил ей в рот, и она, стоя на четвереньках, улыбалась.
Ольга улыбалась, показывая свои кривые передние зубы. Когда она ест, между ними всегда застревают кусочки пищи.
17
Во второй класс меня никто не провожал. А в девятый – провожают. Александр. «Раз обещал…» Я выпустила его вчера. Уже без слез.
Ольга одолжила мне белую блузку. В первый день не обязательно в школьной форме быть. Так что вроде комсомолки – белая кофта, черная юбка. Я не комсомолка. Устав учить было лень, никто не заставлял. Времени перед экзаменами нет, в иняз для карьеры дипа, как юноша на велике у тетки на даче, желания поступать нет.
Вот он стоит рядом со мной в трамвае. Вид защитника. Только попробуй коснись меня кто, он сразу даст в морду. Да даже прикоснуться не успеете! Он предупредит все ваши движения. Предупреждал. Опережал.
Школа на том же канале Грибоедова, что и бывшая моя. Только в другом его конце. Здесь Кировский театр, который так и называют по старинке – Мариинский. Здесь Консерватория, в которую меня так хотели подготовить… Театральная площадь. Выходим на канал «Горя от ума». Я останавливаюсь на углу. Сашка испуганно смотрит на меня. Боится. А вдруг я сейчас разревусь, истерику закачу. Нет, ничего этого не будет. Поэтому мы и ежика не взяли, найденного на дорожке, – за него ведь ответственность нести надо было бы, заботиться о нем, если бы взяли. Но ты ведь меня взял! Ты – пришел ко мне домой, а потом взял меня!
– Школа за углом. Ты уже дальше не иди.
Он выглядывает за угол, улыбается. Я тоже смотрю. Перед школой выстроены рядами первоклашки. Все с цветами и бантами. Некоторые плачут. Родители малышей толпятся на противоположной стороне. Подбегают, успокаивают плачущих, поправляют банты, запихивают в портфели что-то. Яблоки, наверное. Старшеклассники чуть поодаль. Нестройно, кучкой. Вот к ним я сейчас и пойду. Как ни в чем не бывало примкну к рядам – куче – школьников, ровесников?…
– Ну, давай иди, школьница… Гуд лак!
Он целует меня в щеку и подталкивает за угол. И я иду. В школу!
Несколько секунд – и я, ступая с тротуара на мостовую, оказываюсь среди них, своих сверстников. «Девятый Б?» – я уже с одноклассниками. «Медведка!» – Ленька Фролов. Он-то откуда здесь? Ну и вымахал! И так здоровый всегда был, а сейчас, пожалуй, метр восемьдесят. В костюмчике фирменном – труды папаши-скрипача, ездящего в загранку с оркестром. Рядом с ним белобрысый малыш. Фролов тащит меня подальше от одноклассников.
– Это Ромчик – свой парень. Натаха, бабцы – уроды, все в прыщах, недоноски. Ни одного клевого чувака. Все лабухи. Садимся на заднюю парту и шмалим, а?
Не изменился Флер. Так его все в бывшей школе называли. На цветочек он никогда похож не был. План, диски, фирма… Его приятель в пиджаке с очень длинными рукавами, он плюется во все стороны через передние зубы. Думает, наверное, что таким образом он солидней и независимей. Я обвожу взглядом девчонок, у которых, действительно, прыщи – подружек не будет. Придется удовлетвориться компанией этих вот – Тарапунька и Штепсель. Ну, и не надо подружек! Что я им расскажу, чем поделюсь?…
Классной руководительницей становится физичка, и я ее сразу же ненавижу. Мы таки садимся с Флером на последнюю «парту». Парты были в начальных классах – теперь столы. И со всеми на «вы». Хорошо, что первые дни занятия будут не очень серьезными – больше ознакомление с учащимися. Хоть я и готова расплакаться каждые десять минут, атмосфера школы втягивает и отвлекает.
Литературу будет преподавать толстенький дядечка. Историю – пизда с указкой. Нервная и подозрительная. Для английского класс разделяют на две группы, и Флер закатывает скандал, потому что его определяют в другую группу, не со мной. Его переводят. Так вот, английский у нас будет вести Фаина Яковлевна, говорящая по-английски хуже, по-моему, чем я. И все говорят – не говорят – по-английски хуево. Остальные предметы меня не интересуют.
Тут же – в первый день! – ко мне подлетает то ли пионервожатая, то ли комсомольский предводитель, и сразу с предложением. Причем отказаться и не подумай! «Мы знаем, что вы устраивали культмероприятия в бывшей школе… надо сделать концерт… начало года… заложите фундамент…» – тараторит, как умалишенная. Я вам заложу, бля, фундамент! Я вам взрывчатку под школу заложу. Флера и Ромчика подговорю – они с радостью, только свистни. Так я думаю, но говорю – тематика, мол, нужна. «Без темы я сама могу выступать – сольный концерт H. М.» Она очень рада моей «заинтересованности». Предлагает: «Что же думать? Осень – Пушкин, а?» Я обещаю ей дать план вечера через несколько дней, а сама думаю – пошла ты! На все-то у вас бирки наклеены – на осень – Пушкин, на зиму – Некрасов!
Из школы иду с Флером и Ромчиком. Тоска и гадливость. Ромчик – плевательная машина. Мы с Флером изощряемся в «поливке» одноклассников.
– Флер, достань плана. Я тебе половину денег дам. Побыстрей, а?
Флер достанет. И мы укуримся. В куски.
* * *
Оставь меня в покое, мама! Что ты смотришь на меня жалостливо? Ты добилась своего. Он меня бросил! Я вас ненавижу всех. И в то же время вы мне безразличны. И это даже хуже, чем ненависть. Не говори со мной заискивающим голосом. Не надо мне твоего проклятого «супчика» и «пышных» котлеток. Ненавижу!
В чем я пойду завтра в школу? Неужели передник надену? Школьный, черный, на лямках – передник.
И ты, Александр, защитник. Трус ты! Но я-то – идиотка, – мне что же, пятьдесят лет, он моя лебединая песня?! Почему я решила, что без него и жизни нет? Да кто он такой? Фарцовщик хуев! И в тысячу раз все лучше без него будет. В школу буду ходить. Ходить! а не пропускать. Вот концерт устрою. Я им устрою концерт!.. И в театральную студию буду ходить. Станиславская обещала новый спектакль поставить в этом году. А в прошлогоднем я буду играть Моргану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51