– Доброе утро! – крикнул я.
– Доброе утро, – ответила мне Кейт.
Перегородка не позволяла мне заглянуть на соседний балкон, поэтому я спросил:
– Ты голая?
– Да. А ты?
– Конечно. Здесь так здорово.
– Встретимся за завтраком через полчаса.
– Ладно. Кстати, спасибо за выстиранные трусы.
– Только не надейся, что у меня это войдет в привычку.
Мы говорили довольно громко, и у меня появилось такое ощущение, что постояльцы слушают наш разговор. Похоже, и Кейт подумала о том же, потому что спросила:
– Как, ты говорил, тебя зовут?
– Джон.
– Да, точно. А ты хорош в постели, Джон.
– Спасибо, ты тоже.
И вот мы, два взрослых федеральных агента, стояли голые на своих балконах, разделенные перегородкой, и дурачились, изображая новоиспеченных любовников.
– Ты женат? – крикнула Кейт.
– Нет. А ты замужем?
– Нет.
Так, ну и что дальше? В моей голове одновременно крутились две мысли. Первая – мной манипулирует профессионал. Вторая – мне это нравится. Понимая, что этот момент и эта ситуация запомнятся на всю жизнь, я глубоко вздохнул и выпалил:
– Выходи за меня замуж.
Ответом мне стало затянувшееся молчание.
– Соглашайся! – раздался откуда-то женский крик, но голос не принадлежал Кейт.
– Ладно, я выйду за тебя замуж.
Вот теперь уже ответила Кейт.
Откуда-то раздались аплодисменты, нам хлопали двое. Совершенно дурацкая ситуация, но даже вся ее неловкость не могла подавить во мне нараставшее чувство паники. Что же я натворил?
Я вернулся в комнату, оделся, не забыв бронежилет, и спустился в столовую, где попросил принести чашку кофе и «Нью-Йорк таймс».
Газета продолжала рассказывать о трагедии рейса «Транс-континенталь», приводились некоторые новые подробности, сообщенные федеральными властями и властями штата.
Здесь же были помещены небольшая фотография и некролог, посвященный мистеру Лейбовицу, убитому во Франкфурте. Он жил в Манхэттене, имел жену и двоих детей. Во Франкфурт он отправился по делам, где и погиб. Кое-кому понадобилось создать впечатление, что разыскиваемый террорист покинул Америку и объявился в Европе. Вот так, чистая констатация факта и никаких соболезнований жене и детям покойного.
Еще имелась небольшая заметка о двойном убийстве Джеймса Маккоя и Уильяма Сатеруэйта в Музее авиации. Приводилось высказывание детектива из отдела по расследованию убийств, который не исключал возможности того, что мотивом убийства было не ограбление.
В этот момент к столику подошла Кейт. Я встал, и мы поцеловались. Затем уселись за стол и принялись изучать меню. Я с надеждой подумал, что, может быть, Кейт забыла о глупом инциденте на балконе, но она отложила меню и спросила:
– Когда?
– А-а... в июне.
– Хорошо.
Подошла официантка, и мы заказали блины. Очень хотелось дочитать газету, но я инстинктивно понял, что моя утренняя газета за завтраком – это уже в прошлом.
Принесли блины, и Кейт сказала:
– Тебе понравится мой отец.
– Не сомневаюсь.
– Он примерно твоего возраста. Может, чуть старше.
– Это хорошо. – Я вспомнил фразу из старого кинофильма и процитировал ее: – Он вырастил прекрасную дочь.
– Да. Это моя сестра.
Я усмехнулся.
– Мама тебе тоже понравится.
– Вы с ней похожи?
– Нет. Она лучше.
Я снова усмехнулся.
– Ты не возражаешь, если мы поженимся в Миннесоте? – спросила Кейт. – У меня там много родственников.
– Отлично, Миннесота. Это город или штат?
– Я методистка, а ты?
– Меня устраивает любой способ контроля рождаемости.
– Я говорю о религии, моя религия методизм.
– А-а... моя мать католичка. Отец вроде протестант. Он никогда...
– Значит, мы можем воспитывать детей в протестантской вере.
– А у тебя есть дети?
– Не шути, Джон, это серьезный вопрос.
– А я и пытаюсь... шевелить мозгами.
Кейт прекратила есть и посмотрела на меня.
– Ты что, перепугался?
– Нет, конечно.
– А выглядишь очень испуганным.
– Просто немного ноет в животе. Бывает с возрастом.
– Все будет хорошо. Нас ждет счастливая жизнь.
– Очень хорошо. Но знаешь, мы ведь совсем мало знаем друг друга...
– Ничего, к июню будем знать лучше.
– Да, логично.
– Ты меня любишь?
– Конечно, люблю, но любовь...
– А если я сейчас встану и уйду? Что ты почувствуешь? Облегчение?
– Нет, мне будет очень плохо.
– Но почему ты боишься своих чувств?
– Давай не будем анализировать мои чувства.
– Ладно. А вот я не боюсь сказать, что безумно влюблена в тебя. Я хочу выйти за тебя замуж, хочу иметь от тебя детей. Что еще сказать?
– Скажи: «Я люблю Нью-Йорк в июне».
– Я ненавижу Нью-Йорк. Но ради тебя я готова жить где угодно.
– Даже в Нью-Джерси?
– Я же сказала, где угодно.
По моему мнению, наступил момент для полного откровения, поэтому я сказал:
– Послушай, Кейт, ты должна знать, что я грубиян и женоненавистник, я рассказываю сальные анекдоты...
– К чему ты клонишь?
Почувствовав, что вышеперечисленные недостатки меня не спасут, я перешел к следующим:
– А еще я плохо отношусь к властям, всегда не в ладах с начальством, не умею копить, поэтому вечно без денег.
– Именно поэтому тебе нужен хороший адвокат и хороший бухгалтер, то есть я.
– Так, может, мне просто нанять тебя?
– Нет, ты должен жениться на мне. Я мастерица на все руки, могу даже уберечь от преждевременной импотенции.
Бесполезно спорить с профессионалом.
Дружеская перепалка закончилась, и мы посмотрели друг другу в глаза.
– Откуда ты знаешь, что я именно тот, кто тебе нужен? – спросил я.
– Как я могу тебе это объяснить? Когда ты рядом, у меня начинает учащенно биться сердце. Мне нравится твоя внешность, нравится, как ты говоришь, нравится, как от тебя пахнет, нравится дотрагиваться до тебя. И кроме того, ты замечательный любовник.
– Спасибо. Ты тоже. Ладно, не буду больше говорить про карьеру, о жизни в Нью-Йорке, о нищенской пенсии по нетрудоспособности, о разнице в десять лет...
– В четырнадцать.
– Вот именно. Все, я отбрасываю эти аргументы. Я люблю тебя. Просто голова идет кругом от любви. И если я не женюсь на тебе, то буду страдать до конца своих дней.
– Разумеется, будешь страдать. Женитьба на мне – это лучший для тебя выход. Поверь. Я говорю правду. И не смейся. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза.
Я посмотрел – и страх внезапно улетучился. Меня охватило волшебное чувство умиротворенности, какое я испытал, когда истекал кровью на Западной Сто второй улице. Как только перестаешь сопротивляться – женитьбе или смерти, – как только сдаешься и пускаешь все на самотек, то видишь яркий свет, хор поющих ангелов возносит тебя ввысь, а голос говорит: «Смирись, или я надену на тебя наручники».
Нет, на самом деле голос говорит: «Конец борьбе, страдания закончились, начинается новая счастливая жизнь».
Я взял Кейт за руку, мы посмотрели друг другу в глаза, и я промолвил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182