— Я ущипнула ее. Конечно, не настолько сильно, чтобы оставить синяк, но вполне достаточно, чтобы двухлетний ребенок заплакал. Дабы в этом удостовериться, я прежде ущипнула себя и чуть не заплакала. Но Кэт только смотрела на меня своими огромными синими глазами, полными недоумения и… прощения.
Алекса уставилась на свои руки, сцепив их в мертвый замок на коленях, и думала только о том, услышит ли сейчас удаляющиеся шаги бросившегося вон из комнаты Джеймса. Нет, она не могла их услышать, потому что в висках оглушительно громко стучало, до невыносимого звона. Алекса не могла услышать шаги Джеймса, но, когда к ней наконец вернулось мужество, чтобы поднять глаза, она не сомневалась, что его уже нет в квартире.
— И это все? — осторожно спросил Джеймс, уже понимая, что «все», и понимая также, что это все для милой Алексы было действительно кошмарным и не прощаемым себе преступлением.
— Все? — уставившись на него, переспросила Алекса, пораженная тем, что видит в глазах Джеймса не гнев и досаду, а нежность и сочувствие. — А этого мало? Тебе не кажется такое поведение непростительной жестокостью?
— Мне кажется это проявлением обычной детской ревности, возможно, в излишне резкой форме. Алекса, если ты хочешь доказать мне, что в детстве была жестокой девочкой, то должна рассказать что-нибудь пострашнее.
— Но больше ничего и не было. Я просто перестала обращать внимание на Кэт.
— Это ее сильно расстраивало?
— Да нет, не думаю. И с чего бы? Жизнь Кэт была наполнена музыкой и любовью наших родителей.
— Итак, жила-была девочка, которая страшно ревновала свою младшую сестренку. Но вспомни: ты ведь тоже тогда была еще маленькой. И до шести лет росла единственным обожаемым ребенком в семье. Вот тебе простое объяснение. Кроме того, мне кажется, Алекса, что эта история очень и очень давняя. Я не слышал ревности или ненависти в твоих теперешних рассказах о Кэт. Напротив, я чувствую в них только гордость и любовь.
— Я горжусь Кэт, и я действительно ее люблю… хотя мы почти и не знаем друг друга.
— Значит, на каком-то этапе что-то в ваших взаимоотношениях изменилось?
— Да. — Алекса сокрушенно покачала головой, вспомнив, из-за кого и почему произошла эта перемена.
— И что же случилось?
— Случилась Хилари Саманта Баллинджер.
— Да-а?
— С первого дня моего появления в «Баллинджер» Хилари сразу дала всем понять, что я недостаточно хороша и богата для нее и для ее школы.
— Понимаю, — заверил Джеймс.
Став взрослой женщиной, и в особенности женой Роберта, Хилари научилась скрывать свое презрение к тем, кого считала ниже себя. Но Стерлинг мог представить себе демонстративное пренебрежение Хилари-подростка к красивой и яркой провинциальной девчонке из Канзаса, так же как и мог понять ненависть Алексы.
— Я определенно раздражала Хилари, но ее друзья приняли меня в свою компанию. Не чурался моего общества и парень самой Хилари.
— Ты увела у нее парня?
— Это не было похищением века, Джеймс. Он переметнулся ко мне по собственной воле, и с восторгом.
— А после того как ты увела его своими чарами у Хилари? Он стал действительно ценной наградой?
— Конечно, нет. В конце концов он вернулся к Хилари, что свидетельствовало о его безнадежно испорченном вкусе и об отсутствии чувства собственного достоинства.
— Так это было просто игра?
— Нет, это была просто война.
И Алекса рассказала ему о встрече на стадионе субботним апрельским днем.
— Хилари действительно назвала тебя «нищенкой и шлюхой»? — спросил Джеймс, начиная наконец понимать истинную глубину вражды между «наследницей» и «провинциальной девчонкой».
— Так и назвала. Я не знаю, насколько Кэт поняла смысл этих слов, но она кинулась на мою защиту, точно маленький отважный терьер на огромную тигрицу.
— И что же сделала ты?
— Ничего. Впервые за десять лет обняла свою сестру, и мы пошли домой.
— А почему бы мне и сейчас не обнять тебя? — лукаво предложил Джеймс.
Алекса была безмерно благодарна за то, что он все еще хочет обнимать ее.
— Спасибо тебе.
— Пожалуйста, — пробормотал Джеймс в ее шелковые золотистые волосы и попросил продолжить историю сестер. — После этого вы с Кэт подружились?
— Не знаю, — задумчиво ответила Алекса. — Наверное, это было начало дружбы, насколько мне не изменяет память. Мы провели вместе полтора месяца перед моим отъездом в Нью-Йорк и с тех пор очень редко виделись: короткие встречи на Рождество да на праздники, и всякий раз между этими встречами в наших жизнях происходило столько перемен, что мы не успевали толком узнать друг друга, а не то что укрепить нашу дружбу. За последние восемь лет Кэт из маленькой девочки превратилась в молодую женщину, а я.
— Ты стала суперзвездой. А Кэт, быть может, маленькой восходящей звездочкой?
— О нет. Зачем ей это? Ее достижения давно гораздо выше моих.
— Что ты говоришь?
— Но это так! Допустим, моя карьера более заметная, мой успех более громкий, но… Я же говорила тебе о конкурсах, на которых Кэт победила, о концертном турне, об альбоме и о том, что дела ее ведет «Фордайс» — самое лучшее артистическое агентство. Кэт достигла гораздо большего, чем я. Если честно, то мне кажется, что именно моя известность препятствует нашему сближению. Когда я приезжаю в Топику, друзья и соседи постоянно к нам заходят, не давая возможности спокойно побеседовать, а когда я пытаюсь навестить Кэт в Оберлине, там меня поджидают толпы ее однокашников, которым не терпится со мной познакомиться.
— Именно поэтому ты с таким нетерпением и волнением ждешь приезда Кэт в Нью-Йорк? Потому что знаменитостям здесь легче спрятаться?
— Точно. Поэтому и потому, что впервые в жизни чувствую: мы с Кэт одного возраста. В детстве шесть лет кажутся громадной разницей, а теперь мы обе взрослые, вдали от дома, каждая занята своей карьерой. — Алекса помолчала, а когда заговорила, в голосе ее звучала надежда:
— Я уже фантазирую о том, что, хотя Кэт будет жить здесь, а я в Вашингтоне, мы обе постараемся видеться почаще. Знаешь, я, например, могу прилетать к позднему завтраку в «Плазе», или Кэт будет появляться на выходные в Роуз-Клиффе. — Алекса пожала плечами. — Такие вот мечты старшей сестры.
— Кэт наверняка тоже хочет чего-то в этом роде.
— Нет. Кэт нужно быть в Нью-Йорке, и вполне естественно ей остановиться на полгода в моей пустующей квартире. Вот и все.
Джеймс смотрел в полные робкой надежды глаза Алексы, и ему страшно хотелось убедить ее в том, что Кэт, как и Алекса, хочет обрести сестру. Но поскольку он не был знаком с младшей Тейлор, то понимал, что его заверения прозвучат скорее всего фальшиво.
— А в эту субботу Кэт действительно исполняется двадцать один год? — в конце концов спросил он, вспомнив странное извинение Алексы перед Робертом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111