«Кабы Стенька схватил войсковой бунчук, то знали бы все, что ворье одолело, а когда свой брат Самаренин брусь отнимет, — знать, то Корнила стал стар и негоден! — раздумывал атаман. — А мне уже обрыдло — на старости лет ото всякого пса терпеть! Хлопочи за весь Дон, старайся, а спасибо никто не скажет, еще и стараются ушибить побольнее! Вот Стеньке есть за что крестного бить, тут счеты заправские, насмерть: либо он, либо я! А я вот схочу да и сяду сейчас в челнок да сам поплыву ко Стеньке. Небось не удавит и голову сечь не велит, коли сам приеду добром; небось и вина укажет поставить, и примет почетно!.. „Стречай, скажу, крестник! Покоя хочу, а с Мишкой да с Логинкой мне не поладить: не дам я им власти над Доном! Прими-ка ты брусь и бунчук… На силу новая сила взросла. Нет сокола краше тебя. Береги от бояр наш казацкий обычай!“ И чарку с ним выпьем да подобру потолкуем. Скажу ему: „Ты мне брата Ивана простить не хочешь, а без крови державы не могут стоять. Ныне ты сам испытал. Небось тоже казнил казаков, — таково атаманство, Степан!“
Корнила в задумчивости мысленно перенесся в Кагальницкий городок, беседуя со Степаном:
«Возьми бунчук, Стенька, а мне лишь богатства мои нажитые оставь. Стану в лавках смотреть на майдане, как торг идет, с рыбаками на ловлю ездить, доходы сбирать. А там еще, смотришь, и я, как твой батька под старость, заступ в руки возьму да яблони стану садить… Не дрожат еще руки заступ держать. Бог даст, еще с двадцать годков поживу. Приедешь к старому крестному в гости, еще и вместе с тобой рассудим, как Доном править… Хитрое дело донское правление: тут волю казацкую поломать страшишься, а там тебя царь и бояре бьют по башке… Башка нужна, Стенька, хитрость нужна! Ого, знаешь, какая великая хитрость! Колоти боярам поклон, а в пазухе кукиш держи… С казаками собакой лайся да помни, что тебя казаки обрали, а коли не будет тебе почета от казаков, то каков же ты войсковой атаман!..
Бывало, я проскочу по улице к бую аль за ворота, в станицу отъехать, не то и попросту на майдан, — услыхал, что ковры хороши али добрый конь продается… По улицам еду, и все казаки без шапок стречают: «Поклон, кричат, атаману!», «Батька, как здоров?», «Заезжай во станицу, кричат, пирогов напекли!» С седла соскочил, подходишь к коню. Народ расступился. Шапки все скинут: сам атаман покупает! Кто приторговывал — замолчит, отойдет к сторонке. Продавец тоже шапку скинет: «Да ты, мол, батька, пошто трудился? Тебе бы лишь свистнуть — и конь стоял бы перед тобой!..» Ныне уж чую — не то. Небось я на улицу выйду — никто не глядит, а кто мимо идет, норовит отвернуться. Кричит на всю улицу: «Куме, эй, ку-ум! Погоди, кажу, куме!» А кума и нет никакого, — кричит, как собака, чтобы меня не видеть, а то башка ему от поклона отмотается напрочь!.. Небось тебе, Стенька, шапку скидают, — ты, стало, и атаман! Все равно ты меня пересилишь…»
Корнила вздрогнул от стука в дверь.
— Корнила Яковлич, там дворянин из Москвы.
— Какой дворянин? — непонимающе переспросил атаман. — Какой дворянин? — Корнила словно свалился откуда-то с крыши в свою горенку. — Дворянин… — повторил он, придя в себя и торопливо схватив со скамьи брошенный рядом кармазинный кафтан. — Баня топлена нынче?
— Горячая банька, ты сам хотел париться нынче, — сказал казак. — А дворянин длинноносый, какой не по разу бывал.
— Готовь дворянину баню да стол там вели накрывать получше: вина да всего… а я выйду тотчас…
Корнила вскочил, напяливая кафтан; словно помолодев, весь подтянулся. Московские послы в эту зиму его позабыли. Приезд Евдокимова не в войсковую избу, а прямо к нему в дом давал Корниле уверенность в том, что, несмотря на все происки, он не вышел из доверия государя и ближних его бояр. И, в один миг позабыв свою воображаемую беседу с Разиным, Корнила готов был по-прежнему крепко держать атаманский брусь…
Дворянин отказался от бани и от стола. Он захотел немедля беседовать с атаманом по тайному делу…
— Указал государь тебе, атаману, сказать, что стар ты и глуп и его велений не разумеешь! — резко сказал всегда вежливый и сдержанный Евдокимов. Это значило, что он говорит точные слова самого государя, которых нельзя ни смягчить, ни исказить…
— Спасибо на добром слове! — с обидой, моргнув, ответил Корнила. — А чем же не угодил я его величеству государю?
— Прошлый год вор Стенька на Дон пришел всего в полутора тысячах казаков, а за зиму у него пять тысяч скопилось! — сказал дворянин. — И ты тому скопу расти не мешал, давал ему волю.
— Перво — у вора всего три тысячи, а не пять! — возразил атаман. — А другое дело — надо было его на Дон оружным не допускать, как в государевой грамоте писано было. Ан вор из Астрахани домой пришел, как Мамай ордой: тысячу казаков привел да с полтысячи беглых стрельцов с пищальми; пушки выставил боем, грозит… Да и то бы его я давил тогда, ан при нем царская грамота: «…на Дон идти и селиться вольно».
— Не всякое слово в строку! — возразил дворянин.
— А теперь вор окреп и собою гордится: «Брусь и бунчук, похваляется, отыму у Корнилы. Пусть, говорит, Корней яблоки садит либо свиней пасет». Вот он что нынче, вор Стенька, толкует, сударь! — с разгоревшейся ненавистью сказал Корнила, уверенный, что не сам он только что выдумал эти слова, а действительно говорил Степан…
— А ты? — спросил дворянин.
— Я старый волк. Я не то что слово — каждую думку его ведаю, — похвастался атаман. — Держит еще Корнила и брусь и бунчук. Я его близко к черкасским стенам не пущу, злодея!..
— «К черкасским стенам»! — передразнил дворянин. — Не ждать надо вора, а самим на него выходить! А ты его в масленицу из кабака в атаманский дом к себе кликал! Ты блины пекчи к ночи собрался, полный стол угощения наставил, бочонок вина из подвала велел откопать…
— Заманивал я его в гости к себе, а там — и управился б с ним! — неуверенно оправдался Корнила, пораженный тем, что московскому гостю так много известно.
— На пасху ворье приехало в церковь молиться! Нашлись богомолы! И вы ворота отворяете им. А что они в городе вызнали? С кем говорили?! Да, может, ты сам с «богомолами» грамоты слал?! Может, вести какие любезному крестничку подавал из Черкасска!
— Помилуй господь! — испугался Корнила. — Да ты меня, что ли, в измене?! — От неожиданности и волнения у старого атамана перехватило дыхание и сперло грудь…
«Вот тебе и приехал в дом, минуя войсковую избу! Вот, Корней, принимай дорогого гостя! Порадуйся милостью царской и верой тебе за твою службу!» — подумал Корнила.
— А что же ты сам не пошел на его воровской городок? — строго спросил дворянин. — На красную горку опять дожидаешь в Черкасск воровских гостей? Свадьбы станешь играть да на свадьбах плясать с ворьем?! Посаженым отцом тебя, может, позвали на свадьбу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152