..»
Степан и сам не знал, что будет завтра…
Караван стоял на приколе возле бугра. Разинцы никому из каравана не позволяли сходить со стругов на берег.
В рассветной мгле уже рисовался впереди бугра город Царицын. Спал ли город? Может быть, по стенам уже зарядили пушки, чтобы бить казаков?..
И вдруг к Степану на струг явился Никита Петух. Он рассказал, что в Царицыне слышали бой и воевода отдал приказ, если караван пойдет на низовья, то бить по стругам нещадно из пушек.
— Ан ты не бойся, Степан Тимофеич: пушки палить не станут. Зелейный варщик Потап, мой старый знакомец, с порохом натворил такое…
— Чего же он там натворил? — спросил с недоверием Разин.
— Такое, что порох шипит и запалом лезет. Дым из запала валит, как словно бы из поповой трубы под праздник… Я сам с ним запаливал…
— Ну, ты смотри, Петух. Хоть одна пушка выпалит, то и быть тебе без башки!
Никита уверенно и прямо взглянул в глаза атамана.
— А я, батька, связанный возле тебя стоять буду, и плаха тут. Как выпалит пушка едина, так голову положу на плаху, секи ее к черту!.. — смело сказал Никита.
Степан созвал атаманов. Решили пустить вперед караван с царским жалованьем для Понизовья. На царских стругах оставить всего по десятку своих оружных людей. Колодников и охочих людей из стрельцов взять себе, а кто не захочет, те пусть останутся на царских стругах, чтобы доставить царское жалованье к астраханскому воеводе.
Пушки с царских стругов и зелейный запал свезли на купеческие суда. Сергею Кривому Степан указал раздать казакам оружие, взятое у стрельцов.
Сам Степан перешел на шоринский струг, в шатер, где ютился в пути Флегошка.
Караван пустился в низовья…
Сергей Кривой подплыл на малой лодчонке, пристал к борту струга и ловко, как кошка, вскарабкался наверх. Он был немножко пьян — от вина и от радости.
— Считай-ка, считай, Стяпанка: триста мушкетов, пороху бочек несметно, свинец, сабель сот пять, хлебушка полных тридцать стругов гружено. Вот дуван так дуван!.. А стружки-то, струги!..
— С царем подрались мы, Серега! — сказал Степан о том, что заботило его больше прочего.
— А чего ж нам с царем-то не драться?! — брякнул Сергей в пьяном пылу, но тут же, сдвинув на лоб папаху, поскреб в затылке. — С царе-ом?! — недоверчиво протянул он, словно желая себя успокоить. — Нешто с царем? Дворян да приказчиков били. Чего ж их не бить?! Они, вишь ты, как лупят-то нашего брата!..
— В ответе нам ныне стоять… Кого схватят, того уж на плаху, иного не будет пути.
— Страща-аешь — на плаху. Да мы нешто куры! Попробуй схвати! — Сергей плюнул за борт. — Винцо у монахов — ну чисто святое причастие! Хлебнешь? — спросил он, достав из-за пазухи сулейку.
Степан молча взял, допил до дна.
— В Литве мы экую пили, — сказал он. — Слышь, Сергей, а сколько народу бежало?
— Нечистый их ведат!.. Приказчиков небольших с десяток мы сами пустили, чернец убежал да малость стрельцов, — беззаботно считал Сергей.
— Упредят астраханского воеводу, — уверенно заключил Степан. — Зови-ка сюда Ивана.
Сергей приставил раструбом ладони ко рту и дико заголосил:
— Ива-а-анка-а-а! Стяпанка зове-от!..
— Весь Царицын разбудишь, горлан! — усмехнулся Разин.
— Заря занялась, стало, время вставать, — отшутился Сергей. — Ива-а-анка-а-а! — еще громче выкрикнул он.
— Ку-ка-реку-у-у! — разнесся над Волгой с одного из стругов отклик Черноярца.
— Ку-ка-реку-у-у! — откликнулся издалека царицынский петух. По всему каравану пронесся хохот.
Черноярец в лодчонке с двумя гребцами, обгоняя тяжелые, медленно идущие струги, подплыл к переднему шоринскому, взобрался на палубу.
— Ваня, ты по пушкарским делам искусник. Глядел бы пушчонок наших. Я мыслю, нам ныне от бою с боярами уже некуда деться, — сказал Степан.
На переднем струге по-старому флаг с орлом — знак государева каравана, он первым проходит мимо царицынских стен, но на носу струга вместо стольника Лабунова стоит есаул Степан Наумыч Наумов.
Весла дружно вздымаются в лад. На палубах видны стрельцы.
Царицынский воевода со стен наблюдал прохождение каравана. Девять стругов с хлебным жалованьем Понизовью. Уже довольно светло, чтобы видеть, что на стругах нет пушек, что стрельцы без оружия, что впереди и позади на каждом струге стоят казаки. Но как бить из пушек по государеву флагу? И караван идет по своему пути в Астрахань!..
— Эй, на стругах! — в берестовую говорную трубу закричал воевода. — Чей караван?
— Ты что, дурак? Государева знака не ведаешь, что ли?! — спокойно спросил Наумов.
Воевода видел усмешки пушкарей и стрельцов: что, мол, слопал? И вправду дурак, что так-то спросил!.. А палить из пушек все же нельзя…
Девять царских стругов миновались. За ними сажен на пятьдесят другой караван. По всему должен быть купеческий, но на стругах всюду пушки, все люди оружны, на палубах пляска, гомон…
Возле пушки стоит на переднем струге чернобородый казак.
— Чей караван? — закричал воевода.
— Мой караван! — дерзко ответил казак, подняв голову.
— Ворочай назад. Прохода по Волге нету! Из пушек стану палить…
— А меня не возьмут ни пищали, ни пушки! Себе на беду запалишь! — ответил все тот же казак.
— Зелье трави-и! — закричал воевода.
Пушкари поднесли фитили к запалам… Вот тебе и «трави-и»! С шипеньем и свистом, с вонючим дымом порох сгорал, выходя запалами.
— Ну, постой, воевода! Назад ворочусь — я те бороду выщиплю! — крикнул Степан со струга.
Караван миновал Царицын. Паруса, теченье и весла быстро несли суда.
— Батька! — окликнул Никита Петух атамана. — Развязывай, что ли!..
— Ну, ты добрый лазутчик! — сказал Степан, саблей разрезав веревку на руках Петуха. — И саблю мою возьми. Клинок адамашский. Кабы пушка палила — сей саблей башку тебе снес бы…
Рассвело. Караван шел по неоглядной шири волжского половодья. По правому берегу невдалеке, объехав Царицын, медленно двигалась ватага конных.
«Вот те на, Степан Тимофеич, с царем подрался! — думал Разин. — Теперь хошь не хошь, а води человеков, да что ни шаг, то ногой тычь — топь аль путь…»
— Водить человеков — великое дело! — вслух произнес Степан, вспомнив давнего друга, старого беломорского рыбака.
В Яицком городке
Казачий есаул Яицкого Гурьева-городка Федор Сукнин, высоко закатав рукава белой рубахи и присев под конское брюхо, ставил припарку к ноге любимца.
Друг Федора — Левка Неделин вошел к нему во двор, поросший густой, сочной зеленью и душистыми кустами цветов, в которых гудели жуки.
— Здоров, Федор Власыч! — окликнул гость есаула. — Отреножил коняка?
Федор поднялся и покачал головой.
— И лих его знает, отколь взялась у копыта гниль! Чаял, пройдет, ан все хуже. Татарин мне насоветовал класть сырую печенку — и снова хуже…
Федор вышел из-под навеса к колодцу, помыл из медного мусульманского кумганчика руки и, вытерев их о холщовый рушник, приветливо повитался за руку с казаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Степан и сам не знал, что будет завтра…
Караван стоял на приколе возле бугра. Разинцы никому из каравана не позволяли сходить со стругов на берег.
В рассветной мгле уже рисовался впереди бугра город Царицын. Спал ли город? Может быть, по стенам уже зарядили пушки, чтобы бить казаков?..
И вдруг к Степану на струг явился Никита Петух. Он рассказал, что в Царицыне слышали бой и воевода отдал приказ, если караван пойдет на низовья, то бить по стругам нещадно из пушек.
— Ан ты не бойся, Степан Тимофеич: пушки палить не станут. Зелейный варщик Потап, мой старый знакомец, с порохом натворил такое…
— Чего же он там натворил? — спросил с недоверием Разин.
— Такое, что порох шипит и запалом лезет. Дым из запала валит, как словно бы из поповой трубы под праздник… Я сам с ним запаливал…
— Ну, ты смотри, Петух. Хоть одна пушка выпалит, то и быть тебе без башки!
Никита уверенно и прямо взглянул в глаза атамана.
— А я, батька, связанный возле тебя стоять буду, и плаха тут. Как выпалит пушка едина, так голову положу на плаху, секи ее к черту!.. — смело сказал Никита.
Степан созвал атаманов. Решили пустить вперед караван с царским жалованьем для Понизовья. На царских стругах оставить всего по десятку своих оружных людей. Колодников и охочих людей из стрельцов взять себе, а кто не захочет, те пусть останутся на царских стругах, чтобы доставить царское жалованье к астраханскому воеводе.
Пушки с царских стругов и зелейный запал свезли на купеческие суда. Сергею Кривому Степан указал раздать казакам оружие, взятое у стрельцов.
Сам Степан перешел на шоринский струг, в шатер, где ютился в пути Флегошка.
Караван пустился в низовья…
Сергей Кривой подплыл на малой лодчонке, пристал к борту струга и ловко, как кошка, вскарабкался наверх. Он был немножко пьян — от вина и от радости.
— Считай-ка, считай, Стяпанка: триста мушкетов, пороху бочек несметно, свинец, сабель сот пять, хлебушка полных тридцать стругов гружено. Вот дуван так дуван!.. А стружки-то, струги!..
— С царем подрались мы, Серега! — сказал Степан о том, что заботило его больше прочего.
— А чего ж нам с царем-то не драться?! — брякнул Сергей в пьяном пылу, но тут же, сдвинув на лоб папаху, поскреб в затылке. — С царе-ом?! — недоверчиво протянул он, словно желая себя успокоить. — Нешто с царем? Дворян да приказчиков били. Чего ж их не бить?! Они, вишь ты, как лупят-то нашего брата!..
— В ответе нам ныне стоять… Кого схватят, того уж на плаху, иного не будет пути.
— Страща-аешь — на плаху. Да мы нешто куры! Попробуй схвати! — Сергей плюнул за борт. — Винцо у монахов — ну чисто святое причастие! Хлебнешь? — спросил он, достав из-за пазухи сулейку.
Степан молча взял, допил до дна.
— В Литве мы экую пили, — сказал он. — Слышь, Сергей, а сколько народу бежало?
— Нечистый их ведат!.. Приказчиков небольших с десяток мы сами пустили, чернец убежал да малость стрельцов, — беззаботно считал Сергей.
— Упредят астраханского воеводу, — уверенно заключил Степан. — Зови-ка сюда Ивана.
Сергей приставил раструбом ладони ко рту и дико заголосил:
— Ива-а-анка-а-а! Стяпанка зове-от!..
— Весь Царицын разбудишь, горлан! — усмехнулся Разин.
— Заря занялась, стало, время вставать, — отшутился Сергей. — Ива-а-анка-а-а! — еще громче выкрикнул он.
— Ку-ка-реку-у-у! — разнесся над Волгой с одного из стругов отклик Черноярца.
— Ку-ка-реку-у-у! — откликнулся издалека царицынский петух. По всему каравану пронесся хохот.
Черноярец в лодчонке с двумя гребцами, обгоняя тяжелые, медленно идущие струги, подплыл к переднему шоринскому, взобрался на палубу.
— Ваня, ты по пушкарским делам искусник. Глядел бы пушчонок наших. Я мыслю, нам ныне от бою с боярами уже некуда деться, — сказал Степан.
На переднем струге по-старому флаг с орлом — знак государева каравана, он первым проходит мимо царицынских стен, но на носу струга вместо стольника Лабунова стоит есаул Степан Наумыч Наумов.
Весла дружно вздымаются в лад. На палубах видны стрельцы.
Царицынский воевода со стен наблюдал прохождение каравана. Девять стругов с хлебным жалованьем Понизовью. Уже довольно светло, чтобы видеть, что на стругах нет пушек, что стрельцы без оружия, что впереди и позади на каждом струге стоят казаки. Но как бить из пушек по государеву флагу? И караван идет по своему пути в Астрахань!..
— Эй, на стругах! — в берестовую говорную трубу закричал воевода. — Чей караван?
— Ты что, дурак? Государева знака не ведаешь, что ли?! — спокойно спросил Наумов.
Воевода видел усмешки пушкарей и стрельцов: что, мол, слопал? И вправду дурак, что так-то спросил!.. А палить из пушек все же нельзя…
Девять царских стругов миновались. За ними сажен на пятьдесят другой караван. По всему должен быть купеческий, но на стругах всюду пушки, все люди оружны, на палубах пляска, гомон…
Возле пушки стоит на переднем струге чернобородый казак.
— Чей караван? — закричал воевода.
— Мой караван! — дерзко ответил казак, подняв голову.
— Ворочай назад. Прохода по Волге нету! Из пушек стану палить…
— А меня не возьмут ни пищали, ни пушки! Себе на беду запалишь! — ответил все тот же казак.
— Зелье трави-и! — закричал воевода.
Пушкари поднесли фитили к запалам… Вот тебе и «трави-и»! С шипеньем и свистом, с вонючим дымом порох сгорал, выходя запалами.
— Ну, постой, воевода! Назад ворочусь — я те бороду выщиплю! — крикнул Степан со струга.
Караван миновал Царицын. Паруса, теченье и весла быстро несли суда.
— Батька! — окликнул Никита Петух атамана. — Развязывай, что ли!..
— Ну, ты добрый лазутчик! — сказал Степан, саблей разрезав веревку на руках Петуха. — И саблю мою возьми. Клинок адамашский. Кабы пушка палила — сей саблей башку тебе снес бы…
Рассвело. Караван шел по неоглядной шири волжского половодья. По правому берегу невдалеке, объехав Царицын, медленно двигалась ватага конных.
«Вот те на, Степан Тимофеич, с царем подрался! — думал Разин. — Теперь хошь не хошь, а води человеков, да что ни шаг, то ногой тычь — топь аль путь…»
— Водить человеков — великое дело! — вслух произнес Степан, вспомнив давнего друга, старого беломорского рыбака.
В Яицком городке
Казачий есаул Яицкого Гурьева-городка Федор Сукнин, высоко закатав рукава белой рубахи и присев под конское брюхо, ставил припарку к ноге любимца.
Друг Федора — Левка Неделин вошел к нему во двор, поросший густой, сочной зеленью и душистыми кустами цветов, в которых гудели жуки.
— Здоров, Федор Власыч! — окликнул гость есаула. — Отреножил коняка?
Федор поднялся и покачал головой.
— И лих его знает, отколь взялась у копыта гниль! Чаял, пройдет, ан все хуже. Татарин мне насоветовал класть сырую печенку — и снова хуже…
Федор вышел из-под навеса к колодцу, помыл из медного мусульманского кумганчика руки и, вытерев их о холщовый рушник, приветливо повитался за руку с казаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152