ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Увидев меня, она помахала рукой и двинулась вперед. Все внутри меня опустилось. Сердце перестало биться. Каждый миг растянулся на годы. Все происходило слишком медленно, и только мысли летали в голове, к чертям разнося череп.
Ухватиться бы сейчас за рукоять болтающегося на поясе меча и снести напичканную заклинаниями голову, но тогда меня вместо него к князю свезут, и никто не станет ни в чем разбираться. Нет, лучше подхватить руками свои ноги покрепче да удрать на край света. Хороша идея, только ватные они, хватай их не хватай, не шевелятся.
Адель раздвинула толпу и, шелестя юбкой, подбежала ко мне. Ее руки сплелись на моей шее, а губы коснулись моих.
– Возвращайся скорей, – прошептала она мне в ухо. – Мы никуда зимой не поедем. Здесь с тетей Шепот будем.
Черт возьми! Ни одной путевой мысли в башку не лезет. Разве что обычное «я скоро», но лучше я промолчу. А как хочется обнять ее, прижать к себе, но проклятущая субординация… И Грамаль глазами сверкает.
Я повернул голову. Народ вокруг умильно улыбался. Молот подмигнул, Грамаль тоже. Вот он стоит, доволен собой и случившимся, нашел он ее, осталось только поведать об этом всему миру, и прощай, Медный.
– Ну хватит чувства проявлять, – дрогнувшим голосом сказал капитан. – Ехать надо.
Будь старик чуточку сентиментальней, обязательно смахнул бы слезу. Да я бы и сам, если бы глядел со стороны, непременно разревелся. Прямо классическая сцена из легенд: она провожает его на битву с врагами, драконами или другой какой нечистью, а он обещает вернуться.
– В путь, пора, – сказал капитан, и никто не посмел оспорить его заявление. Я так вообще чуть не запрыгал от радости.
Караван из четырех повозок двинулся в путь. Грамаля запихали в первую, во второй Холодок разместил штаб, остальные послужат нам спальнями. Надо отоспаться, выспавшийся, я и думаю лучше, да, может, и во сне чего привидится.
Надежды на спокойный сон улетучились, едва я забрался внутрь повозки. Холодок поднял на меня взгляд, целиком соответствующий его прозвищу, и изрек:
– Проползай сюда! Есть разговор.
Вот только разговорчивых лейтенантов не хватало мне для полного счастья. Все остальное просто прелестно. Раннее утро, мелкий моросящий дождик, гудящая от недосыпа голова и гниющий старикашка в соседней повозке. Чем не рай.
Я подполз к лейтенанту, по пути пару раз носом ткнувшись в доски, не прикрытые даже тряпкой, и уселся на тюки, кучей сваленные в углу.
– Чего смурной такой? – пробасил Холодок, глядя на меня острыми и холодными, словно сосульки, глазами.
Не похож он на бабу, это Трепа все придумал. Ну разве бывают они такие скуластые, с носом что яблоко, лохматыми бровями и, черт возьми, таким голосиной. Его холодные, бледно-голубые глаза изучали меня. Правый иногда дергался, и я не знал – от одобрения или от негодования. Подбородок, левую щеку и дерганый глаз пересекали глубокие шрамы. Нет, баб таких точно не бывает. Болтун наш Трепа.
– Спать хочу, – ответил я, зевнув для убедительности.
– Отоспишься, – пообещал Холодок, и так хотелось ему верить. – Потом. Для начала давай обсудим наше положение. Здесь старший я, и ты, как и все остальные, выполняешь мои приказы. Ты – старший по Грамалю, мы – всего лишь сопровождение. И то, и другое будет, пока не передадим его в руки регента или его людей, а там уж как они решат. Тебе это понятно?
Я кивнул, что тут может быть непонятно. Обязанностей у меня, как у всех, но если колдун даст деру или шею себе свернет, то вздернут меня, а Холодок будет стоять в стороне и тихонько посмеиваться. И не он один.
– Теперь по колдуну. Как нам с ним обращаться? – продолжал Холодок.
– Как можно хуже, лучше убить его.
– Я серьезно, – то ли усмехнулся, то ли хмыкнул Холодок. – Никогда не имел дел с колдунами. Ты же сталкивался с ними раньше.
Спеца нашли, мать вашу. Ну уж коли так дело повернулось…
– Связать его надо покрепче, повязку на глаза потемнее и хорошо бы рот завязать.
– Ну рот и руки – понятно, а глаза зачем?
– Посмотрит он на тебя пристально – и все, хрендец твоей спокойной жизни. Будешь ты ему служить на задних лапках. Видел я, как он это делал. Сидел он, значит, у меня в корчме. – Эх, какие были времена, никто не будил с утра, не швырялся тобой и не объявлял героем, чтоб на бойню отправить. – И пристал к нему один пьянчуга, так этот засранец глянул на него – и все, упал наш местный алкоголик и проспал до утра. С тех пор больше и не пил.
– Страшноватая история, – голосом, не выражающим ничего, отозвался Холодок. – Ладно, завяжем и глаза. Что-то еще?
– Да, ни в коем случае не говорить с ним. Заговорит, собака, к чертям.
Холодок выдал подобие улыбки, чем это я его пронял?
Мы замолчали, лейтенант утратил ко мне всякий интерес и занялся разглядыванием своих ногтей. Чертовски интересное занятие, под ногтями можно найти столько всего, даже трехдневную пайку. Я вытянулся, а вдруг и вправду найдет, да не поделится, вон как зыркает.
Бог ты мой, вот это лапа, да я в ней целиком утону, а на такого дурня, как Трепа, и ногтя хватит. Нет, не баба Холодок, не баба. Хотя…
Я вытянулся еще больше, стараясь заглянуть за расстегнутый мундир. Черт, не вижу, надо бы ближе сесть. Я пододвинулся и напоролся на ледяной взгляд Холодка. Он улыбнулся шире:
– Я знаю, что обо мне говорят, и даже знаю кто. И если это не трогает меня, почему это должно трогать тебя?
– Да нет, меня это не трогает. Просто интересно, правда ли то, что говорят?
– Хм… – Он еще и глазами умеет улыбаться. – А если да, что ты будешь делать?
Я задумался, серьезно задумался, но ничего лучшего, чем молча встать и уйти, не придумал. За моей спиной раздался торжествующий хохоток Холодка. Нет, не баба он.
Чертов дождь изводит нас третий день, поганые телеги ломаются одна за другой, заморозок бы скорей, до черта надоело их из грязи выталкивать.
Старый хрыч едва не задохнулся, когда ему завязали рот. Пришлось развязать, и теперь мы наслаждались отборной руганью, вперемежку с историей его жизни. Ругань бывала интересней, чем его жизнь. Будь он странствующим певцом, его давно бы распяли на городских воротах и показывали всем бездарям, норовящим проскочить внутрь.
Меня тошнило всякий раз, как он заводил разговор о своей семье и пользе тяжелого упорного труда и самосовершенствования, нуднее ничего он придумать не мог, вот и изводил нас этой хренью. Дайте я получше отработаю на нем свой удар справа или слева. Ну хоть дайте ему кто-нибудь оглоблей по башке, вон и телега опять сломалась.
Горгон залез под нее целиком, Плеро прыгал вокруг, не зная, за что ухватиться, еще двое молча наблюдали за происходящим.
Мы – люди из охраны Грамаля и не лезем чинить эту дрянь. Толкать – толкаем, но чинить, да в грязи… Нет уж, они-то Грамаля не охраняют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107