Хорошо еще, что этот клоун с бородой меня маленько развлекает, а то бы совсем грустно было. Я продвинулся чуть ближе, положил меч поудобней и стал следить за мелькающими пальцами колдуна. Может, научусь чему полезному, пока гляжу за ним.
Грамаль словно почувствовал неладное. Он повернул голову в мою сторону и поймал взглядом мои глаза. Не страх, скорее жалость, жалость к нам и усмешка были в его глазах. И еще что-то неотвратимое, страшное, древнее. Дрожь бежала по спине от этого взгляда. Я отвел глаза в сторону, но Грамаля не выпустил из виду.
Колдун улыбнулся и отвернулся. Он знает, что я здесь. Он меня чувствует. Он знает, как трясутся у меня поджилки. Он слышит, как мелькают в голове мысли, слышит, какой шум они создают, ударяясь о череп. Проклятый колдун! Я поднял руку, пальцы тряслись, а вместе с пальцами и вся ладонь. Надо унять дрожь, надо что-то с этим сделать. Я сунул руку под колено и крепко сжал ногу. Колено начало дрожать.
Холодок истошно завопил. Они выскочили одновременно с двух сторон. Я задержался лишь на мгновение, уничтожая в себе накативший страх и унимая дрожь во всем теле. Это спасло мне жизнь.
Грамаль метнул одной рукой молнию в Холодка, другой в солдата князя, но на меня у него времени не хватило. Меч описал дугу и рукоять саданула его по голове. Грамаль рухнул.
Я бросил взгляд на лежащие вокруг тела. Солдат князя бился в конвульсиях, колдовство Грамаля пробило ему грудь, остальные лежали без движения. Колдун запыхтел и поднялся на колени.
– Это ты, мальчик мой? – улыбаясь, спросил он.
– Ослеп, что ль, на старости лет? – ответил я. – Че развалился? Вставай! Домой пойдем.
– Отпусти меня, – жалобно попросил он, – отпусти, и твоя тайна уйдет вместе со мной.
– Да что ж ты вредный такой? Сказано тебе, не отпущу!
– Отпусти, – голос стал настойчивей, – или все узнают, кто твоя подружка. А если ты меня отпустишь, я клянусь тебе, что исчезну навсегда и никогда никому не скажу об этом.
Поверила мышка кошке, и что вышло? Нет, я не та глупая мышь. Тебе же только дай свободу, так ты сразу петь начнешь на всех углах. Интересной для многих будет эта песня, но не веселая для меня. Грустная такая песенка о потерянной жизни.
– Нет, – коротко ответил я.
– Почему? – удивленно спросил Грамаль
– Че пристал, сказано – не отпущу! – Я пнул его в костлявый зад.
Колдун перевернулся в воздухе и, смеясь покатился по земле.
– Ты солдат, хороший солдат, – смеясь, сказал он, вновь поднимаясь на колени, – ты готов пожертвовать всем ради долга. Вокруг тебя призраки несбывшихся желаний и зажимаемых тобой страстей. И ты готов пожертвовать мечтой. Ты готов умереть, скрывая ото всех то, что может навредить твоей девочке. Ведь она твоя девочка? Но она не только твоя девочка, но и богатая наследница, а это нельзя скрывать вечно. Подумай над этим. То, что знаем мы с тобой, скоро станет известно многим, и что тогда? Ты не хочешь отпускать меня, я понимаю, ты думаешь, что я сам не буду держать это в тайне. Может, так, а может, и нет. Может, моя жизнь и не зависит от молчания. Или ты думаешь, я случайно сбежал? Мальчик, не становился бы ты на пути голодного дракона. Этот дракон сожрет тебя и не подавится. Подумай, что с тобой будет, если все узнают о том, что ты прячешь?
Я задумался, точнее, сделал вид, что задумался. И так все понятно, убьют меня или в лучшем случае сгноят в подвалах того же Лесфада. Но сначала им надо будет найти меня и Адель.
– Знаешь, – я почесал затылок, – а, пожалуй, ты прав. – Мой взгляд скользнул по камышам. – Пожалуй, я тебя отпущу.
– Да? – Он оживился и тоже оглядел камыши. – Хорошо, что ты надумал. – Он начал подниматься. – Я уже засомневался, есть ли в тебе хоть капля разума. Вижу, что есть. На твоем месте я бы, как и ты, сделал все, чтобы никто не узнал, кто она, по крайней мере до тех пор, пока не найдется человек, которому я бы поверил.
– Я отпущу тебя, если ты поклянешься сохранить тайну, – не обращая внимания на его болтовню, проговорил я.
– Я же уже поклялся.
– Еще раз! – рявкнул я, ну, если нас кто подслушивает.
– Хорошо. – Он встал на колени и поднял руку. – Клянусь тебе днем и ночью, клянусь светом и тьмой, клянусь небом, землей и своим здоровьем, что никогда, ни при каких обстоятельствах не скажу никому о том, кто твоя девочка. Достаточно?
– Да. – Я смотрел сквозь него, ему за спину.
Он повернулся в ту же сторону.
Грамаль не пикнул, не издал ни звука, и только в глазах его отрубленной головы было непонимание.
– Теперь, старик, – я наклонился к голове и заглянул в глаза, – теперь я уверен, что ты никогда и никому не расскажешь о том, что видел. Теперь моя тайна останется со мной. Навсегда. – Я воткнул меч в землю и сел рядом.
Мне оставалось только ждать. Ждать, когда меня найдут и уж потом решат мою судьбу. Я сидел и думал о том, как могло все получиться, если бы сразу прикончить Грамаля, а еще лучше не находить того медальона. Нет, лучше всего мне бы остаться у себя в трактире и потихоньку наращивать себе живот.
Холодок застонала. Я бросился к ней, как я мог забыть о лейтенанте, она ранена и ей нужна помощь, а мои сопли на помощь не похожи.
– Колдун мертв, – сообщил я, когда она открыла глаза.
– Хорошо, – простонала она, слабо улыбнулась. – Надо было его сразу пришибить. Скажи, только честно, мне сильно паршиво?
– Да, – ответил я.
Молния Грамаля выворотила Холодку внутренности наружу.
– Тебе сильно паршиво, – добавил я, отвернувшись и украдкой смахнув слезу.
– Жаль, – еще одна улыбка, – мне так хотелось еще пожить. И наконец соблазнить тебя не в повозке, а в нормальной постели, со свечами и прочим дерьмом. – Бледные губы широко улыбнулись, она засмеялась, но смех перешел в кашель. – Медный, – рука протянулась ко мне, – не дай им узнать, кем я была. Слышишь, не дай!
– Не дам! – пообещал я, и это обещание я намерен сдержать.
Мы замолчали. Она закрыла глаза, а я смотрел на нее и не мог думать ни о чем другом, кроме как о несправедливости жизни. Почему от нас уходят такие люди, как Холодок, а всякие твари остаются жить.
– Снег пошел, – чуть слышным шепотом проговорила лейтенант. – Все же я дожила до зимы. – Она закрыла глаза.
На ее губы упала крупная снежинка и уже не растаяла. Холодок выдохнула и умерла.
Я отполз в сторону от тела, давясь слезами.
Из кустов высунулась морда в шлеме солдат князя. Высунулась, придирчиво осмотрела поляну и исчезла.
– Здесь они, – заорал солдат, – господин полковник, нашел я их!
Он выбежал на поляну и кинулся ко мне:
– Ты как? В порядке?
– В порядке, – ответил я, – даже не ранен. Да ты князем лучше займись, досталось ему. – Я отпихнул пытавшегося ощупать меня солдата, он ошалело поднял глаза. – Вон там он, у камышей, – кивнул я себе за спину.
Солдат бросился туда, послышался вздох облегчения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Грамаль словно почувствовал неладное. Он повернул голову в мою сторону и поймал взглядом мои глаза. Не страх, скорее жалость, жалость к нам и усмешка были в его глазах. И еще что-то неотвратимое, страшное, древнее. Дрожь бежала по спине от этого взгляда. Я отвел глаза в сторону, но Грамаля не выпустил из виду.
Колдун улыбнулся и отвернулся. Он знает, что я здесь. Он меня чувствует. Он знает, как трясутся у меня поджилки. Он слышит, как мелькают в голове мысли, слышит, какой шум они создают, ударяясь о череп. Проклятый колдун! Я поднял руку, пальцы тряслись, а вместе с пальцами и вся ладонь. Надо унять дрожь, надо что-то с этим сделать. Я сунул руку под колено и крепко сжал ногу. Колено начало дрожать.
Холодок истошно завопил. Они выскочили одновременно с двух сторон. Я задержался лишь на мгновение, уничтожая в себе накативший страх и унимая дрожь во всем теле. Это спасло мне жизнь.
Грамаль метнул одной рукой молнию в Холодка, другой в солдата князя, но на меня у него времени не хватило. Меч описал дугу и рукоять саданула его по голове. Грамаль рухнул.
Я бросил взгляд на лежащие вокруг тела. Солдат князя бился в конвульсиях, колдовство Грамаля пробило ему грудь, остальные лежали без движения. Колдун запыхтел и поднялся на колени.
– Это ты, мальчик мой? – улыбаясь, спросил он.
– Ослеп, что ль, на старости лет? – ответил я. – Че развалился? Вставай! Домой пойдем.
– Отпусти меня, – жалобно попросил он, – отпусти, и твоя тайна уйдет вместе со мной.
– Да что ж ты вредный такой? Сказано тебе, не отпущу!
– Отпусти, – голос стал настойчивей, – или все узнают, кто твоя подружка. А если ты меня отпустишь, я клянусь тебе, что исчезну навсегда и никогда никому не скажу об этом.
Поверила мышка кошке, и что вышло? Нет, я не та глупая мышь. Тебе же только дай свободу, так ты сразу петь начнешь на всех углах. Интересной для многих будет эта песня, но не веселая для меня. Грустная такая песенка о потерянной жизни.
– Нет, – коротко ответил я.
– Почему? – удивленно спросил Грамаль
– Че пристал, сказано – не отпущу! – Я пнул его в костлявый зад.
Колдун перевернулся в воздухе и, смеясь покатился по земле.
– Ты солдат, хороший солдат, – смеясь, сказал он, вновь поднимаясь на колени, – ты готов пожертвовать всем ради долга. Вокруг тебя призраки несбывшихся желаний и зажимаемых тобой страстей. И ты готов пожертвовать мечтой. Ты готов умереть, скрывая ото всех то, что может навредить твоей девочке. Ведь она твоя девочка? Но она не только твоя девочка, но и богатая наследница, а это нельзя скрывать вечно. Подумай над этим. То, что знаем мы с тобой, скоро станет известно многим, и что тогда? Ты не хочешь отпускать меня, я понимаю, ты думаешь, что я сам не буду держать это в тайне. Может, так, а может, и нет. Может, моя жизнь и не зависит от молчания. Или ты думаешь, я случайно сбежал? Мальчик, не становился бы ты на пути голодного дракона. Этот дракон сожрет тебя и не подавится. Подумай, что с тобой будет, если все узнают о том, что ты прячешь?
Я задумался, точнее, сделал вид, что задумался. И так все понятно, убьют меня или в лучшем случае сгноят в подвалах того же Лесфада. Но сначала им надо будет найти меня и Адель.
– Знаешь, – я почесал затылок, – а, пожалуй, ты прав. – Мой взгляд скользнул по камышам. – Пожалуй, я тебя отпущу.
– Да? – Он оживился и тоже оглядел камыши. – Хорошо, что ты надумал. – Он начал подниматься. – Я уже засомневался, есть ли в тебе хоть капля разума. Вижу, что есть. На твоем месте я бы, как и ты, сделал все, чтобы никто не узнал, кто она, по крайней мере до тех пор, пока не найдется человек, которому я бы поверил.
– Я отпущу тебя, если ты поклянешься сохранить тайну, – не обращая внимания на его болтовню, проговорил я.
– Я же уже поклялся.
– Еще раз! – рявкнул я, ну, если нас кто подслушивает.
– Хорошо. – Он встал на колени и поднял руку. – Клянусь тебе днем и ночью, клянусь светом и тьмой, клянусь небом, землей и своим здоровьем, что никогда, ни при каких обстоятельствах не скажу никому о том, кто твоя девочка. Достаточно?
– Да. – Я смотрел сквозь него, ему за спину.
Он повернулся в ту же сторону.
Грамаль не пикнул, не издал ни звука, и только в глазах его отрубленной головы было непонимание.
– Теперь, старик, – я наклонился к голове и заглянул в глаза, – теперь я уверен, что ты никогда и никому не расскажешь о том, что видел. Теперь моя тайна останется со мной. Навсегда. – Я воткнул меч в землю и сел рядом.
Мне оставалось только ждать. Ждать, когда меня найдут и уж потом решат мою судьбу. Я сидел и думал о том, как могло все получиться, если бы сразу прикончить Грамаля, а еще лучше не находить того медальона. Нет, лучше всего мне бы остаться у себя в трактире и потихоньку наращивать себе живот.
Холодок застонала. Я бросился к ней, как я мог забыть о лейтенанте, она ранена и ей нужна помощь, а мои сопли на помощь не похожи.
– Колдун мертв, – сообщил я, когда она открыла глаза.
– Хорошо, – простонала она, слабо улыбнулась. – Надо было его сразу пришибить. Скажи, только честно, мне сильно паршиво?
– Да, – ответил я.
Молния Грамаля выворотила Холодку внутренности наружу.
– Тебе сильно паршиво, – добавил я, отвернувшись и украдкой смахнув слезу.
– Жаль, – еще одна улыбка, – мне так хотелось еще пожить. И наконец соблазнить тебя не в повозке, а в нормальной постели, со свечами и прочим дерьмом. – Бледные губы широко улыбнулись, она засмеялась, но смех перешел в кашель. – Медный, – рука протянулась ко мне, – не дай им узнать, кем я была. Слышишь, не дай!
– Не дам! – пообещал я, и это обещание я намерен сдержать.
Мы замолчали. Она закрыла глаза, а я смотрел на нее и не мог думать ни о чем другом, кроме как о несправедливости жизни. Почему от нас уходят такие люди, как Холодок, а всякие твари остаются жить.
– Снег пошел, – чуть слышным шепотом проговорила лейтенант. – Все же я дожила до зимы. – Она закрыла глаза.
На ее губы упала крупная снежинка и уже не растаяла. Холодок выдохнула и умерла.
Я отполз в сторону от тела, давясь слезами.
Из кустов высунулась морда в шлеме солдат князя. Высунулась, придирчиво осмотрела поляну и исчезла.
– Здесь они, – заорал солдат, – господин полковник, нашел я их!
Он выбежал на поляну и кинулся ко мне:
– Ты как? В порядке?
– В порядке, – ответил я, – даже не ранен. Да ты князем лучше займись, досталось ему. – Я отпихнул пытавшегося ощупать меня солдата, он ошалело поднял глаза. – Вон там он, у камышей, – кивнул я себе за спину.
Солдат бросился туда, послышался вздох облегчения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107