– Что значит начинай! Вы что так и будете обе здесь стоять? !
– Куда же мне идти, это чай мое дитя! – ответила мать. – Сердце за нее разрывается! Ты, божий человек, давай, делай свое дело, а мы с Дашуткой посмотрим, кабы чего плохого не вышло!
– Я вам посмотрю, вы еще груповуху мне предложите, что здесь секс-шоу! А ну марш обе за печку и не сметь подглядывать!
Матушка растерялась и попятилась.
– Что ты, что ты, божий человек, зачем же сердиться. Мое чай дитя, у меня за него и сердце болит. Что дурного если мы с дочкой посмотрим.
– Идите, идите, а то вообще ничего не получится!
Попадья, а за ней и Дарья, уныло поплелись за печку. Я остановил младшенькую.
– Свечку оставь, она мне пригодится.
Она передала мен свечу и исчезла вслед за матерью, Я подошел к дефлорируемой девственнице. Марья лежала, крепко зажмурив глаза и не шевелилась.
– Что, страшно? – ласково спросил я.
– Страшно, – ответила она.
– Может быть, тогда не стоит сегодня, как-нибудь в другой раз?
– Не, пусть, чего уж, – с тяжелым вздохом, ответила она.
Ощущения от того что тут происходит, у меня было не самое приятное. Да и девушка нравилась мне меньше матери и сестры. Однако нужно было выполнять обещание, и я лег рядом. Марья сжалась и немного отодвинулась с середины лавки.
– Ты расслабься, – попросил я, но она мудреное слово не поняла и приоткрыла левый глаз пытаясь понять что я от нее хочу.
– Ляг свободнее и ничего не бойся, – поправился я. – Я постараюсь осторожно.
Теперь передо мной встал вопрос, целовать ее или нет. Все-таки она вроде как клиентка и никакие чувства нас не связывают, с другой стороны она девушка, значит существо деликатное, требующее ласки. Это обстоятельство и решило проблему.
Я обнял Марью за плечи, приподнял и поцеловал в губы. Она неожиданно для меня ответила, причем, вполне горячо и умело. Это было странно.
– Убери свечу, мне свет глаза режет, – попросила она, когда кончился наш долгий поцелуй.
– Ладно, – согласился я и задул светоч.
Теперь в полной темноте она повела себя совсем необычно, вдруг обняла меня с такой страстью, что я невольно поддался на порыв и ответил тем же. Теперь я целовал ее безо всякого внутреннего насилия.
– А больно не будет? – громко спросила она, притягивая меня к себе.
Ответить я не успел, она вдруг пронзительно вскрикнула. Причем совершенно не по делу, мы с ней еще только обнимались.
– Маруся, ты как? – дрожащим голосом спросила из-за печки мать.
– Ничего матушка, терплю, – ответила та голосом жертвы, – такая видно наша женская доля!
Я уже понял, что происходит, и ломать ей игру не стал, зато сам стал действовать безо всякой опаски. Скоро предположение подтвердилось. Если девушке и было больно то не сейчас, а много раньше. Она оказалась не только страстной, но и вполне умелой для своего времени. Во всяком случае, скоро вошла в такой раж, что мне стало неловко перед слушательницами. Не знаю, что думали родственницы за печкой, слыша ее стоны, надеюсь, не подозревали меня в садизме и вивисекции.
– Еще хочу, – тихо в самое ухо, сказала Мария, когда я оставил ее в покое.
– А как же Даша?
– Нашел о ком думать, подумаешь царица! – небрежно ответила она. – Ей и без тебя такого добра хватает!
Я принял информацию к сведению, но чтобы не провоцировать новый скандал, благоразумно потянул девушку с лавки. Она неохотно встала.
– Все? – подала голос мать. – Как ты, милая?
– Ой, матушка, что вы такое спрашиваете, у меня все так болит! Нежели все женщины такие муки принимают?
Мать скорбно хмыкнула, подтверждая скорбное предположение дочери. Теперь держать матушку с Дарьей за печкой не имело смысла, и я разрешил им вернуться на нашу половину. Младшая опять вздула угли и зажгла свечу. Зачем это им понадобилось, я понял только после того, как они начали рассматривать перину. Как говорится, доверяй, но проверяй! Однако к разочарованию младшей сестры, у старшей с невинность оказалось все в порядке. Все положенные следы были налицо. Когда и как Марья успела их оставить, я так и не понял.
– Доченька, умница моя, – сказала умиленная матушка и приняла безгрешное чадо в свои объятия.
Что доченька действительно умница, я теперь тоже не сомневался. Мне осталось проверить, как будет выкручиваться младшая. Взоры обеих дам, прошедших тяжкое испытание, остановились на ней, бледной и испуганной. Во всяком случае, свеча в ее руке заметно дрожала.
– Теперь ты, Дашутка! – сказала мать и открыла ей свои объятия. Страдалица, вскрикнула и не преминула укрыть пылающее лицо на мягкой материнской груди. – Что делать, придется и тебе через это пройти! Может Господь смилостивится над нами, и ты станешь матерью Спасителя!
– Нет, мама, нет, я боюсь! – ответила дочь, прижимаясь к матушке. – Мне стыдно!
– Ничего, ничего, такова наша женская доля. И мне было стыдно, но что поделаешь, смирилась и вас с Марьюшкой родила! Иди, ложись...
– Вы может быть, сначала меня спросите? – поинтересовался я. – Кажется, и я в этом деле тоже участвую! Вы что думаете, я вам... ну в общем, мне тоже нужно отдыхать, так что сеанс откладывается. Пусть Даша сегодня спит спокойно!
Дарья не поняла, что откладывается, но мысль уловила и тотчас отступила от матери. Свеча в ее руке дрожать перестала.
– Как это спать! Мама, ну почему, всегда так! Машке всегда все самое лучшее! Я разве виновата, что моложе ее на два года!
– Какие два года! – вскинулась Мария. – Ты, сестричка, видно считать разучилась! Я тебя живо научу!
Она уже уперла руки в бока и выставила вперед ногу. Пришлось мне броситься на амбразуру.
– Все, все! Больше ни слова. Вы обе, марш за печку, а ты, Дарья, ложись на лавку, – закричал я, представляя, что сейчас здесь начнется. Надо так надо! Нам ли большевикам бояться трудностей! Родина скажет надо, коммунисты ответят – есть! Дадим стране угля хоть мелкого, но много!
Глава 7
Нет, не по Сеньке оказалась эта шапка! Проснулся я совсем поздно и тотчас побежал на двор. Нужда заставила. Выскочил из избы и кинулся, было, на зады в укромное место, а тут возле крыльца сидят на завалинке вряд девицы и смотрят на меня во все глаза. Пришлось как человеку деликатному и воспитанному, умерить пыл и пойти тихим шагом, так, будто просто вышел прогуляться. Иду, а сзади четверо крестьян с вилами пристроились. То ли охраняют, то ли конвоируют.
– Далеко собрались? – спрашиваю.
– До ветра, – говорит один из них, который побойчее.
– Ну, ну, – ответил я и бегом в кусты к забору. Они следом. Добежали. Стоят и смотрят. Кто в армии служил, тому такие дела по барабану, там все делается, открыто, по уставу, поневоле привыкнешь. «Ладно, – думаю, – нравится смотреть, смотрите».
– Погода-то, – говорю, – нынче, ничего, разгулялась.
Мужики задрали бороды к небу и уставились на небесную синь с редкими облаками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79