На поверку Марфа оказалась простой и ласковой девочкой. Убедившись, в неотразимости своих чар и удовлетворив естественное любопытство, успокоилась и принялась благоустраивать наше временное жилье. Я доделал подобие гусиного чучела и продолжил заниматься стрелами. Гривов пока не появился, и ничего заслуживающего внимания не случилось. Вечером я протопил хижину, после чего мы вновь помылись уже вместе и предались плотским радостям. На следующий день все повторилось. Утром охота, днем работа, вечером любовь.
Нет, не получается у русского человека жить легко и просто! То ли Господь нас испытывает, то ли природные условия вырабатывают определенный тип характера, но даже когда все хорошо, чего-то не хватает. Ну, что может быть лучше: покой, безопасность, юная возлюбленная, погожие деньки, наслаждайся жизнью и радуйся.
Однако ничего у меня с таким отдыхом не получилось. На четвертый день вынужденного затворничества, я начал изнывать от беспокойства. Хотя Гривов и не оговаривал срока своего появления, я надеялся, что он сумеет выкроить несколько часов, что бы прийти и рассказать, что делается в селе. Мужик он обязательный и коли, не появился, то это могло означать, что сам попал в беду.
Марфа заметила, что я маюсь, и пристала с расспросами.
Пришлось поделиться тревогой.
– Может быть, он еще и придет! – попыталась успокоить она. – Мало ли что могло случиться.
– Вот меня и беспокоит, что с ним случилось. Нас спас, а сам пропадает.
– Тогда давай сходим в село, и сами все узнаем, – без тени сомнения или тревоги предложила девушка.
Как всегда оказалось, что ларчик открывается элементарно просто. Я сам об этом просто не решался заговорить.
– Будет лучше всего, если ты останешься здесь с Полканом, а я ночью схожу туда и все разведаю!
– Остаться? Ни за что! Я тебя одного не отпущу! – категорично заявила она.
Я только вздохнул. Как у большинства женщин у Марфы оказался сильный материнский инстинкт, который она, за неимением детей, проецировала на меня. Ей казалось естественным отправиться со мной в опасный поход.
– Понимаешь, девочка, – вкрадчиво сказал я, – там может быть опасно. Вдруг в лесу или селе окажется засада, мне одному будет легче выкрутиться.
Она отрицательно покачала головой.
– А если мне придется вступить в бой? Мы же не знаем, что там происходит.
– Не останусь я одна, вдруг с тобой что-нибудь случится! – категорично заявила она.
В этом тоже был резон. Оставлять ее одну без защиты мне тоже не хотелось, как тащить за собой. В этом-то и была главная загвоздка.
– Ты не бойся, я тебе мешать не буду, может быть еще и помогу, – пообещала она.
– Помочь ты сможешь только одним, если останешься здесь или, в крайнем случае, в лесу. Как ты себе представляешь, бегать от барских холопов в своем сарафане? К тому же Кошкин только и мечтает тебя поймать и погубить!
Кажется, она поняла, что я имею в виду, и задумалась. Потом ей в голову пришла совершенно гениальная мысль, и лицо просияло.
– А если я оденусь в мужское платье, а сарафан оставлю в лесу? !
– Одевайся, только где ты его возьмешь?
– Ну, если ты дашь мне свои портки, – строя невинные глазки, сказала она.
Ох уж эти мои шелковые подштанники, никак они не дают женщинам покоя!
– В них тебе будет холодно, лучше я тебе их потом подарю, – пообещал я. – А пока сделаем так. Ты с лошадью останешься в лесу, а мы с Полканом разведаем, что делается в селе. Я бы и пса тебе оставил, но он все равно не послушается. Если я не вернусь, поедешь в Москву и попросишь от мачехи защиты у царя. Царь Дмитрий парень добрый и очень любит красивых женщин, думаю, что поможет.
– А ты думаешь, я красивая? – тотчас спросила она, невольно приосаниваясь.
– Ты очень красивая и должна это знать, – ответил я, стараясь поднять ее самооценку.
Конечно, мой план был не идеален, но ничего более толкового в голову не пришло. Брать Марфу с собой на разведку было бы просто безумием, оставлять одну на острове опасно. Если со мной что-нибудь случится, она просто пропадет. Приходилось идти на риск.
– А в лесу на меня никто не нападет? – подумав, спросила она. – Я ужасно боюсь покойников!
– Вот насчет покойников, можешь быть совершенно спокойна. Они к тебе и близко не подойдут.
– Почему?
– Я знаю против них заговор. Помогает против любой нечисти.
Глава 17
В селе то и дело лаяли собаки, видимо, чуяли чужого пса. Это немного напрягало. Лишняя огласка нам с Полканом была ни к чему. Местные жители давно спали. Где-то, наверное, в стороне помещичьего дома стучал сторож железом о железо и протяжно кричал:
– Слуша-а-ай!
Откуда у сторожей взялась мода предупреждать лихих людей о своем приближении, я не знал. Видимо осталась с древности, или так распугивали злых духов, или пугали таящихся за крепостными стенами врагов, предупреждая, что стража не спит.
Мне это было на руку. Встречаться с помещичьей охраной, пока было не с руки. Я, переходя от избы к избе, пытался найти хоть один не спящий дом, чтобы узнать о судьбе Коровинских крестьян. В этом селе я никогда не был, привезли меня сюда без сознания, убегал я ночью, так что все знание местности ограничивалось избой, в которой жил, и парой увиденных с ее двора соседских усадеб.
Обращаться за информацией к бывшей хозяйке, я не рискнул, не так хорошо мы с ней были знакомы, что бы подставлять ее под барский гнев. Оставалось рассчитывать, что случай, в конце концов, сведет с каким-нибудь бодрствующим мужиком.
Беда была в том, что в очень немногих избах были окна, и свет у лучин слишком тусклый, что бы заметить его в дверных щелях. Мы с Полканом уже второй раз шли по длинной сельской улице, когда на дороге, наконец, появился прохожий. Я отошел к изгороди и присел на корточки, чтобы он не заметил меня раньше времени. По мягкой лапотной походке, я опознал в нем крестьянина и окликнул. Человек остановился посередине дороги и попытался разглядеть, кто его зовет. Я, не спеша, чтобы не напугать, подошел и поздоровался:
– Здравствуй, добрый человек.
– Здравствуй, коли, не шутишь, – ответил он, всматриваясь в неожиданного встречного, хотя что-нибудь разглядеть в такой темноте было мудрено.
– Ты никак здешний? – спросил я.
– Нет, – ответил он, – я тут гощу, а сам Коровинский. Слыхал, небось, про Коровино-то? Это недалеко, верст двадцать-тридцать отсюда. Нас еще недавно казаки сожгли.
Я обрадовался такому везению.
– Как же не слыхать, о вашей деревне по всей округе говорят.
– Ну, то-то, – не без гордости сказал он, потом грустно добавил. – Вот, горе то у нас какое.
Мы помолчали, отдавая долг памяти сгоревшей деревне, потом я спросил:
– А меня ты не признаешь?
Мужик приблизился, но рассмотреть все равно не смог:
– Нет, вроде, как и не признаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Нет, не получается у русского человека жить легко и просто! То ли Господь нас испытывает, то ли природные условия вырабатывают определенный тип характера, но даже когда все хорошо, чего-то не хватает. Ну, что может быть лучше: покой, безопасность, юная возлюбленная, погожие деньки, наслаждайся жизнью и радуйся.
Однако ничего у меня с таким отдыхом не получилось. На четвертый день вынужденного затворничества, я начал изнывать от беспокойства. Хотя Гривов и не оговаривал срока своего появления, я надеялся, что он сумеет выкроить несколько часов, что бы прийти и рассказать, что делается в селе. Мужик он обязательный и коли, не появился, то это могло означать, что сам попал в беду.
Марфа заметила, что я маюсь, и пристала с расспросами.
Пришлось поделиться тревогой.
– Может быть, он еще и придет! – попыталась успокоить она. – Мало ли что могло случиться.
– Вот меня и беспокоит, что с ним случилось. Нас спас, а сам пропадает.
– Тогда давай сходим в село, и сами все узнаем, – без тени сомнения или тревоги предложила девушка.
Как всегда оказалось, что ларчик открывается элементарно просто. Я сам об этом просто не решался заговорить.
– Будет лучше всего, если ты останешься здесь с Полканом, а я ночью схожу туда и все разведаю!
– Остаться? Ни за что! Я тебя одного не отпущу! – категорично заявила она.
Я только вздохнул. Как у большинства женщин у Марфы оказался сильный материнский инстинкт, который она, за неимением детей, проецировала на меня. Ей казалось естественным отправиться со мной в опасный поход.
– Понимаешь, девочка, – вкрадчиво сказал я, – там может быть опасно. Вдруг в лесу или селе окажется засада, мне одному будет легче выкрутиться.
Она отрицательно покачала головой.
– А если мне придется вступить в бой? Мы же не знаем, что там происходит.
– Не останусь я одна, вдруг с тобой что-нибудь случится! – категорично заявила она.
В этом тоже был резон. Оставлять ее одну без защиты мне тоже не хотелось, как тащить за собой. В этом-то и была главная загвоздка.
– Ты не бойся, я тебе мешать не буду, может быть еще и помогу, – пообещала она.
– Помочь ты сможешь только одним, если останешься здесь или, в крайнем случае, в лесу. Как ты себе представляешь, бегать от барских холопов в своем сарафане? К тому же Кошкин только и мечтает тебя поймать и погубить!
Кажется, она поняла, что я имею в виду, и задумалась. Потом ей в голову пришла совершенно гениальная мысль, и лицо просияло.
– А если я оденусь в мужское платье, а сарафан оставлю в лесу? !
– Одевайся, только где ты его возьмешь?
– Ну, если ты дашь мне свои портки, – строя невинные глазки, сказала она.
Ох уж эти мои шелковые подштанники, никак они не дают женщинам покоя!
– В них тебе будет холодно, лучше я тебе их потом подарю, – пообещал я. – А пока сделаем так. Ты с лошадью останешься в лесу, а мы с Полканом разведаем, что делается в селе. Я бы и пса тебе оставил, но он все равно не послушается. Если я не вернусь, поедешь в Москву и попросишь от мачехи защиты у царя. Царь Дмитрий парень добрый и очень любит красивых женщин, думаю, что поможет.
– А ты думаешь, я красивая? – тотчас спросила она, невольно приосаниваясь.
– Ты очень красивая и должна это знать, – ответил я, стараясь поднять ее самооценку.
Конечно, мой план был не идеален, но ничего более толкового в голову не пришло. Брать Марфу с собой на разведку было бы просто безумием, оставлять одну на острове опасно. Если со мной что-нибудь случится, она просто пропадет. Приходилось идти на риск.
– А в лесу на меня никто не нападет? – подумав, спросила она. – Я ужасно боюсь покойников!
– Вот насчет покойников, можешь быть совершенно спокойна. Они к тебе и близко не подойдут.
– Почему?
– Я знаю против них заговор. Помогает против любой нечисти.
Глава 17
В селе то и дело лаяли собаки, видимо, чуяли чужого пса. Это немного напрягало. Лишняя огласка нам с Полканом была ни к чему. Местные жители давно спали. Где-то, наверное, в стороне помещичьего дома стучал сторож железом о железо и протяжно кричал:
– Слуша-а-ай!
Откуда у сторожей взялась мода предупреждать лихих людей о своем приближении, я не знал. Видимо осталась с древности, или так распугивали злых духов, или пугали таящихся за крепостными стенами врагов, предупреждая, что стража не спит.
Мне это было на руку. Встречаться с помещичьей охраной, пока было не с руки. Я, переходя от избы к избе, пытался найти хоть один не спящий дом, чтобы узнать о судьбе Коровинских крестьян. В этом селе я никогда не был, привезли меня сюда без сознания, убегал я ночью, так что все знание местности ограничивалось избой, в которой жил, и парой увиденных с ее двора соседских усадеб.
Обращаться за информацией к бывшей хозяйке, я не рискнул, не так хорошо мы с ней были знакомы, что бы подставлять ее под барский гнев. Оставалось рассчитывать, что случай, в конце концов, сведет с каким-нибудь бодрствующим мужиком.
Беда была в том, что в очень немногих избах были окна, и свет у лучин слишком тусклый, что бы заметить его в дверных щелях. Мы с Полканом уже второй раз шли по длинной сельской улице, когда на дороге, наконец, появился прохожий. Я отошел к изгороди и присел на корточки, чтобы он не заметил меня раньше времени. По мягкой лапотной походке, я опознал в нем крестьянина и окликнул. Человек остановился посередине дороги и попытался разглядеть, кто его зовет. Я, не спеша, чтобы не напугать, подошел и поздоровался:
– Здравствуй, добрый человек.
– Здравствуй, коли, не шутишь, – ответил он, всматриваясь в неожиданного встречного, хотя что-нибудь разглядеть в такой темноте было мудрено.
– Ты никак здешний? – спросил я.
– Нет, – ответил он, – я тут гощу, а сам Коровинский. Слыхал, небось, про Коровино-то? Это недалеко, верст двадцать-тридцать отсюда. Нас еще недавно казаки сожгли.
Я обрадовался такому везению.
– Как же не слыхать, о вашей деревне по всей округе говорят.
– Ну, то-то, – не без гордости сказал он, потом грустно добавил. – Вот, горе то у нас какое.
Мы помолчали, отдавая долг памяти сгоревшей деревне, потом я спросил:
– А меня ты не признаешь?
Мужик приблизился, но рассмотреть все равно не смог:
– Нет, вроде, как и не признаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79