Я просунул клинок под ремень на груди и перерезал его одним движением. Путы сразу ослабли, и дальше мой приятель освобождался сам. Я же стерег Кошкина. Было понятно, что он не ждет от нас ничего хорошего и готов сделать что угодно лишь бы спастись.
– Как ты? – спросил я Гривова, помогая ему подняться.
– Живой, – ответил он, разминая затекшее тело. – Я уже и не надеялся... Ну, что, барин, вот мы и встретились, – добавил он, поворачиваясь к Кошкину, – ты хотел знать кого я уводил в лес? Вот его и уводил, – указал он пальцем.
Они оба посмотрели на меня.
– Его? – удивленно спросил помещик. – Казака? Это что тот самый, который был с Марфой?
Мы молчали, давая ему возможность осознать новость.
– Но, ведь тот сгорел!..
– Не до конца, немного осталось, – сказал я. – А теперь пошли во двор.
– И Марфа? Марфа тоже? – совершенно ошарашено спросил Кошкин.
– Тоже, тоже, – ответил я, подталкивая его к выходу, – радуйся, что не загубил невинную душу, может на том свете зачтется. Тебе кто ее велел сжечь, Захарьина?
– Она, – тихо ответил он, – она ехидна, серебром и златом прельстила ведьма. Только я сам не хотел девке зла, меня бес попутал! Как будто затемнение нашло, не моя в том вина, а нечистого, – поторопился он оправдать свою вину.
– Ясное дело, ты жертва вселенского зла, – сочувственно согласился я, выталкивая его из дверей.
Кошкин иронии не понял, как и слишком мудреного выражения, и ухватился за слово «жертва», заговорил быстро, захлебываясь словами:
– Он, он враг рода человеческого! Он Иисуса смущал и меня смутил. Не выдержал я искушения, поддался! Отмолю грех, Господом клянусь, отмолю! Обедню закажу за здравие, свечу пудовую образу Святителя поставлю! Господь всемилостив, он простит! Он то ведает, что нет у меня на сердце зла! Бедным милостыню раздам, – совсем тихо добавил он, поняв, что я его не слушаю.
В людской каморе, как и прежде, было пусто. Я крикнул Степану, что мы выходим. Он не ответил.
– Иди первым, – приказал я Кошкину, – как выйдем, велишь своим холопам убраться со двора.
Через узкий проход барин шел первым, я следом за ним подталкивая в спину сабельным острием. Последним оказался Гривов. Ближе к дверям стали слышны крики во дворе. Мы вышли на крыльцо. Двор был заполнен людьми. Как только нас увидели, крики разом смолкли. Кошкин стоял впереди меня, и моей сабли толпе видно не было.
Не знаю, что в эту минуту думал Афанасий Иванович, скорее всего, искал способ, спастись. Внизу, во дворе стояли его подданные, среди которых я увидел несколько человек с оружием в руках. Похоже, запертые в избах гайдуки сумели освободиться, и это сильно осложняло дело.
– Приказывай всем уйти, – тихо сказал я, наклоняясь к лысине покрытой крупными каплями пота.
Кошкин вздрогнул, не зная на что решиться.
– Приказывай – свирепым шепотом, повторил я.
Кошкин, было, дернулся, но сказать ничего не успел. Сзади нас на крыльцо вышли новые действующие лица, запорожец в моем камзоле об руку с «просватанной» Дарьей и. дородная хозяйка.
Женщины уже успели одеться. Дети остались стоять в сенях, выглядывали в двери, не решаясь выти на крыльцо.
Я невольно оглянулся назад. Словно почувствовав спиной, что конвоир на мгновение отвлекся, Кошкин бросился вниз по ступеням. Я дернулся, попытался достать его концом сабли, но он успел преодолеть несколько ступеней, я его не достал.
Бежать за ним было равносильно самоубийству. Толпа стояла так близко к крыльцу, что я бы разом оказался в ее власти.
– Бей их! – закричал помещик, но тут же его голос оборвался и вместо того, что бы скрыться в толпе, он остановился на последней ступени лестницы и сделал шаг назад.
– Убили! – воскликнул он, оборачиваясь ко мне. – Меня убили!
Я не понял, к чему он это сказал, имея в виду, что не успел достать саблей и значит уже никак не мог убить.
– За что? – опять воскликнул он, вполне нормальным человеческим голосом и начал валиться на спину. Только когда он упал, я увидел, на его груди красное пятно. Диким голосом закричала жена. Афанасий Иванович еще пытался что-то сказать, приподнялся, опираясь рукой о ступень, но рука подламывалась, а кровавое пятно на груди делалось все больше. Несмотря на драматизм ситуации, он выглядел смешно: из-под задравшейся рубахи торчали толстые голые ноги, которыми он сучил, будто ехал на велосипеде.
Только оторвав от него взгляд, я разглядел убийцу, незнакомого мужика с бердышом. Он еще продолжал держать его наперевес, скаля крупные, ровные зубы. По одежде убийца не походил на крестьянина, На нем был красный кафтан и сдвинутая на бок стрелецкая шапка. Наши взгляды встретились, он почему-то мне весело подмигнул и закричал тревожным, срывающимся голосом:
– Бей боярина и все его семя! Смерть им!
Толпа во дворе как по команде заревела. Я хотел крикнуть, остановить людей, чтобы предотвратить бессмысленную бойню, но в нас полетели камни. Один ударил меня в грудь, заставив невольно отшатнуться назад. Камень был большой, но брошен слабой рукой, так что я почти не почувствовал боли.
Внезапно оборвался зычный рев помещицы, матрона схватилась за голову и рухнула прямо в руки взбунтовавшейся черни. Это на секунду задержало толпу, и мы успели отступить в сени. Я увидел, как над телом упавшей женщины поднимаются кулаки и палки, постом захлопнул дверь.
– Мама, мамонька моя! – завизжала девочка лет одиннадцати, пытаясь выскочить наружу. Остальные дети молча отступали по узкому проходу внутрь дома.
– Марья, назад! – крикнула Дарья сестре, схватила ее за плечо и потянула за собой в покои. Девочка отбивалась и так кричала, что мне стало за нее страшно.
– Что это было? – спросил меня казак, отирая со лба кровь. Ему повезло меньше чем мне, и камень попал точно в голову.
– Сам не пойму, наверное, бунт.
– Что будем делать? – спросил он, прислушиваясь к воплям во дворе.
– Пока не знаю, – ответил я, пытаясь осмыслить, что собственно, произошло, почему камни полетели и в правых и виноватых, – видно придется сражаться!
Во входную дверь снаружи уже ломились, гулко били по доскам дубинами.
– Ну, я их! – свирепо сказал запорожец, собираясь выскочить наружу.
– Не нужно, Степа! – испугано остановила его, вернувшаяся в сени, дочь помещика.
«Уже Степа! – подумал я, – и когда они только успели так близко познакомиться!».
Девушка была права, с саблей и кинжалом против разъяренной толпы не повоюешь.
– Есть у вас в доме оружие? – спросил я детвору, испуганно жмущуюся в проходе.
– Там есть, – подал голос мальчик лет семи, указывая вглубь дома.
– Вы все идите к себе, – велел я малолетним Кошкиным, – а ты с нами!
Дети послушно выполнили приказ, а мы пятеро, с нами осталась Дарья, бросились разбираться с местным арсеналом.
Афанасий Иванович относился к обороне своего жилища серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Как ты? – спросил я Гривова, помогая ему подняться.
– Живой, – ответил он, разминая затекшее тело. – Я уже и не надеялся... Ну, что, барин, вот мы и встретились, – добавил он, поворачиваясь к Кошкину, – ты хотел знать кого я уводил в лес? Вот его и уводил, – указал он пальцем.
Они оба посмотрели на меня.
– Его? – удивленно спросил помещик. – Казака? Это что тот самый, который был с Марфой?
Мы молчали, давая ему возможность осознать новость.
– Но, ведь тот сгорел!..
– Не до конца, немного осталось, – сказал я. – А теперь пошли во двор.
– И Марфа? Марфа тоже? – совершенно ошарашено спросил Кошкин.
– Тоже, тоже, – ответил я, подталкивая его к выходу, – радуйся, что не загубил невинную душу, может на том свете зачтется. Тебе кто ее велел сжечь, Захарьина?
– Она, – тихо ответил он, – она ехидна, серебром и златом прельстила ведьма. Только я сам не хотел девке зла, меня бес попутал! Как будто затемнение нашло, не моя в том вина, а нечистого, – поторопился он оправдать свою вину.
– Ясное дело, ты жертва вселенского зла, – сочувственно согласился я, выталкивая его из дверей.
Кошкин иронии не понял, как и слишком мудреного выражения, и ухватился за слово «жертва», заговорил быстро, захлебываясь словами:
– Он, он враг рода человеческого! Он Иисуса смущал и меня смутил. Не выдержал я искушения, поддался! Отмолю грех, Господом клянусь, отмолю! Обедню закажу за здравие, свечу пудовую образу Святителя поставлю! Господь всемилостив, он простит! Он то ведает, что нет у меня на сердце зла! Бедным милостыню раздам, – совсем тихо добавил он, поняв, что я его не слушаю.
В людской каморе, как и прежде, было пусто. Я крикнул Степану, что мы выходим. Он не ответил.
– Иди первым, – приказал я Кошкину, – как выйдем, велишь своим холопам убраться со двора.
Через узкий проход барин шел первым, я следом за ним подталкивая в спину сабельным острием. Последним оказался Гривов. Ближе к дверям стали слышны крики во дворе. Мы вышли на крыльцо. Двор был заполнен людьми. Как только нас увидели, крики разом смолкли. Кошкин стоял впереди меня, и моей сабли толпе видно не было.
Не знаю, что в эту минуту думал Афанасий Иванович, скорее всего, искал способ, спастись. Внизу, во дворе стояли его подданные, среди которых я увидел несколько человек с оружием в руках. Похоже, запертые в избах гайдуки сумели освободиться, и это сильно осложняло дело.
– Приказывай всем уйти, – тихо сказал я, наклоняясь к лысине покрытой крупными каплями пота.
Кошкин вздрогнул, не зная на что решиться.
– Приказывай – свирепым шепотом, повторил я.
Кошкин, было, дернулся, но сказать ничего не успел. Сзади нас на крыльцо вышли новые действующие лица, запорожец в моем камзоле об руку с «просватанной» Дарьей и. дородная хозяйка.
Женщины уже успели одеться. Дети остались стоять в сенях, выглядывали в двери, не решаясь выти на крыльцо.
Я невольно оглянулся назад. Словно почувствовав спиной, что конвоир на мгновение отвлекся, Кошкин бросился вниз по ступеням. Я дернулся, попытался достать его концом сабли, но он успел преодолеть несколько ступеней, я его не достал.
Бежать за ним было равносильно самоубийству. Толпа стояла так близко к крыльцу, что я бы разом оказался в ее власти.
– Бей их! – закричал помещик, но тут же его голос оборвался и вместо того, что бы скрыться в толпе, он остановился на последней ступени лестницы и сделал шаг назад.
– Убили! – воскликнул он, оборачиваясь ко мне. – Меня убили!
Я не понял, к чему он это сказал, имея в виду, что не успел достать саблей и значит уже никак не мог убить.
– За что? – опять воскликнул он, вполне нормальным человеческим голосом и начал валиться на спину. Только когда он упал, я увидел, на его груди красное пятно. Диким голосом закричала жена. Афанасий Иванович еще пытался что-то сказать, приподнялся, опираясь рукой о ступень, но рука подламывалась, а кровавое пятно на груди делалось все больше. Несмотря на драматизм ситуации, он выглядел смешно: из-под задравшейся рубахи торчали толстые голые ноги, которыми он сучил, будто ехал на велосипеде.
Только оторвав от него взгляд, я разглядел убийцу, незнакомого мужика с бердышом. Он еще продолжал держать его наперевес, скаля крупные, ровные зубы. По одежде убийца не походил на крестьянина, На нем был красный кафтан и сдвинутая на бок стрелецкая шапка. Наши взгляды встретились, он почему-то мне весело подмигнул и закричал тревожным, срывающимся голосом:
– Бей боярина и все его семя! Смерть им!
Толпа во дворе как по команде заревела. Я хотел крикнуть, остановить людей, чтобы предотвратить бессмысленную бойню, но в нас полетели камни. Один ударил меня в грудь, заставив невольно отшатнуться назад. Камень был большой, но брошен слабой рукой, так что я почти не почувствовал боли.
Внезапно оборвался зычный рев помещицы, матрона схватилась за голову и рухнула прямо в руки взбунтовавшейся черни. Это на секунду задержало толпу, и мы успели отступить в сени. Я увидел, как над телом упавшей женщины поднимаются кулаки и палки, постом захлопнул дверь.
– Мама, мамонька моя! – завизжала девочка лет одиннадцати, пытаясь выскочить наружу. Остальные дети молча отступали по узкому проходу внутрь дома.
– Марья, назад! – крикнула Дарья сестре, схватила ее за плечо и потянула за собой в покои. Девочка отбивалась и так кричала, что мне стало за нее страшно.
– Что это было? – спросил меня казак, отирая со лба кровь. Ему повезло меньше чем мне, и камень попал точно в голову.
– Сам не пойму, наверное, бунт.
– Что будем делать? – спросил он, прислушиваясь к воплям во дворе.
– Пока не знаю, – ответил я, пытаясь осмыслить, что собственно, произошло, почему камни полетели и в правых и виноватых, – видно придется сражаться!
Во входную дверь снаружи уже ломились, гулко били по доскам дубинами.
– Ну, я их! – свирепо сказал запорожец, собираясь выскочить наружу.
– Не нужно, Степа! – испугано остановила его, вернувшаяся в сени, дочь помещика.
«Уже Степа! – подумал я, – и когда они только успели так близко познакомиться!».
Девушка была права, с саблей и кинжалом против разъяренной толпы не повоюешь.
– Есть у вас в доме оружие? – спросил я детвору, испуганно жмущуюся в проходе.
– Там есть, – подал голос мальчик лет семи, указывая вглубь дома.
– Вы все идите к себе, – велел я малолетним Кошкиным, – а ты с нами!
Дети послушно выполнили приказ, а мы пятеро, с нами осталась Дарья, бросились разбираться с местным арсеналом.
Афанасий Иванович относился к обороне своего жилища серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79