хорошо вооруженные силы центральной колонии защищали их от отщепенцев, бродячих Кочевников и агентов Тексарка. Бродяги, как правило, обходили этот район и держались в стороне от Долины рожденных по ошибке. Тех же, кто пытался попасть в нее, убивали или прогоняли.
- И что за дела у монаха святого Лейбовица в этом Новом Вавилоне? - спросил старик. - Особенно у отлученного монаха?
- Кто тебе это сказал? - Нимми пристально посмотрел на него, удивленный тем, что сплетни дошли и до ушей этого прирожденного бродяги. Кто в группе знал о его статусе? Ну ладно, все они знали - Вушин, Элкин, Аберлотт, словом, все. Тем не менее он был смущен и растерян, что его личная жизнь доступна посторонним взглядам.
- Я всего лишь должен доставить общине послание кардинала. Почему ты называешь ее Новым Вавилоном?
- Таков ее титул, и они сами ее так называют.
- Откуда ты держишь путь в Новый Вавилон?
- Из Валаны. Так же как и ты.
- А что ты делал в Валане? Молил о ниспослании дождя?
- Я пришел навестить своего старого друга Амена Спеклберда, но меня к нему не пропустили, да и кроме того, он не Тот.
- Тогда кто же он?
Старый еврей пожал плечами.
- Кто знает? - это было все, что он сказал.
Во время перехода к Мятным горам великан Улад, которого Чернозуб на первых порах считал опасным и жестоким животным и психопатом, оказался игривым ребенком. Уродливые стороны его характера произрастали из инстинктивного недоверия ко всем людям, если не считать джинов, но во время долгого пути к югу это недоверие постепенно таяло.
Нимми лишь раз вышел из себя во время путешествия - но не из-за старого пилигрима. Слава Богу, причиной явился Аберлотт. Но затем он еще раз взбеленился - на этот раз из-за отсутствующего аббата Джарада кардинала Кендемина, и выглядело это как бред наяву. Он с наслаждением представлял себе, как сжимает горло аббата, как большими пальцами сдавливает ему кадык, хотя сразу же, как только старикашка потерял сознание, перестал душить его. Зло может быть привлекательным, и весьма. Это он знал. Но как трудно признаться исповеднику в том, какое наслаждение может приносить грех; священник разгневается и наложит на него наказание, которое поможет избавиться от испорченной натуры, что продолжает жить в нем. Он чувствовал, что окружающая реальность расплывается перед ним, и Вушин поймал Нимми на том, что, покачиваясь в седле, он бормочет богохульства. Он чуть не вылетел из седла, когда Топор ударил его по спине, чтобы привести в чувство. За последние несколько месяцев с ним произошло столько событий, но они казались ему нереальными, порой он думал, будто сходит с ума. Когда он должен был молиться, Нимми просто грезил наяву, а потом сквозь зубы проклинал себя.
- Займись делом, брат, - посоветовал ему Топор.
Найти себе занятие было нетрудно. Каждодневно нужно было разбивать и сворачивать лагерь, а это требовало и времени, и трудов. Когда день складывался идеальным образом, он включал в себя одиннадцать часов пути по безжалостно выжженным пространствам, а остальные тринадцать уходили на то, чтобы упаковать груз, распаковать его, на выслеживание животных, охоту, стряпню, еду, стирку и штопание одежды, ремонт снаряжения и, наконец, на сон. В лучшем случае удавалось быть в пути не больше одиннадцати часов. Чаще всего дорога занимала часов десять.
На седьмой день Улад, Вушин и Элкин, посовещавшись, пришли к выводу, что караван с его ценным грузом будет под надежной охраной и без Чернозуба, Аберлотта и Элкина, которые, покинув караван, смогут оказаться в Новом Иерусалиме вдвое быстрее. Вушин и воины Ри останутся при погонщиках мулов, чтобы отбить нападение любых обитателей пустыни. Под вопросом оставалась безопасность передовой партии, но Улад и Элкин были солдатами, да и Чернозуб прошел у Вушина науку боевого искусства.
С ними было позволено отправиться старому еврею и Абер-лотту, ибо от них все равно не было бы никакого толка, случись защищать караван от вражеского нападения. Аберлотт счел мрачное настроение Чернозуба за признак подступающего сумасшествия.
- Похоже, у тебя крыша едет, - проснувшись, сказал студент в первое же утро. - Ты всю ночь разговаривал, хотя днем ты ни с кем и словом не обмолвишься.
- Что я говорил?
- О девушке с очень маленькой дырочкой.
- О какой девушке?
- С очень маленькой дырочкой. Ты называл ее окном во все - ; ленную. Нимми, ты явно сходишь с ума.
- Дырочку? А может, это я тебя называл ослиной задницей? - но, увидев, что Аберлотт совершенно серьезен, добавил: - Мне что-то приснилось. Но может, я и в самом деле слегка рехнулся. У меня ничего не получается. Наверное, мне нужен человек, который подскажет, что делать. Без наставника, без аббата или кардинала я не знаю, как справляться…
- Или тебе нужен папа? Как-то во сне ты вспомнил Амена Спеклберда.
Наконец передовой отряд добрался до западных склонов Мятных гор. Элкин был убежден, что они на три дня опередили остальных, которые сопровождали вьючных мулов и фургоны. Здесь склоны были покруче, чем с восточной стороны хребта, почти неподъемны, но едва они собрались штурмовать их, как в нескольких шагах перед ними на землю обрушился град стрел и камней. Они сразу же остановились. На вершине скалы появились три карлика с луками и один с мушкетом, которые сверху смотрели на них, залитых лучами полуденного солнца. Покрыв их ругательствами, У лад сообщил, кто он такой и с какой целью они тут оказались. Уродцы исчезли.
- Проход козлов отпущения, - осклабился старый еврей. - Им бы лучше унести ноги и вернуться домой в долину.
- Может быть. В долине есть люди, которые верят, что Христос вернется в облике одного из них, - сообщил У лад, когда они ступили на крутую каменистую тропу.
- Ты хочешь сказать, что он родится как один из них? - спросил Чернозуб.
- Да.
- Но предполагается, что это будет совершенно не так, - сказал Аберлотт. - Его увидят снисходящим с облака.
- Но прежде чем его увидят, ему предстоит родиться.
- Говорится вовсе не так.
- По-другому?
Чернозуб продолжал хранить молчание. Старый еврей презрительно хмыкнул.
Когда они выбрались на небольшое плато, Элкин спросил Улада, сколько времени, по его мнению, займет путь до центра общины.
- Самое малое часов восемь, - сказал гигант.
С северной обочины дороги, которая от плато вела в горы, уходило вниз глубокое ущелье, а с юга до самого подножия Столовой горы тянулось несколько акров зарослей. Начали сгущаться сумерки, и Элкин принял решение разбить тут лагерь, хотя Улад сначала возражал, говоря, что из леса к ним могут подкрасться и вообще тут полно кугуаров. Проголосовали, и великану пришлось уступить.
- Хотя бы держитесь подальше от зарослей, - продолжал он стоять на своем.
Ночь прошла тихо и спокойно, хотя каждому по очереди приходилось подниматься, чтобы поддерживать костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
- И что за дела у монаха святого Лейбовица в этом Новом Вавилоне? - спросил старик. - Особенно у отлученного монаха?
- Кто тебе это сказал? - Нимми пристально посмотрел на него, удивленный тем, что сплетни дошли и до ушей этого прирожденного бродяги. Кто в группе знал о его статусе? Ну ладно, все они знали - Вушин, Элкин, Аберлотт, словом, все. Тем не менее он был смущен и растерян, что его личная жизнь доступна посторонним взглядам.
- Я всего лишь должен доставить общине послание кардинала. Почему ты называешь ее Новым Вавилоном?
- Таков ее титул, и они сами ее так называют.
- Откуда ты держишь путь в Новый Вавилон?
- Из Валаны. Так же как и ты.
- А что ты делал в Валане? Молил о ниспослании дождя?
- Я пришел навестить своего старого друга Амена Спеклберда, но меня к нему не пропустили, да и кроме того, он не Тот.
- Тогда кто же он?
Старый еврей пожал плечами.
- Кто знает? - это было все, что он сказал.
Во время перехода к Мятным горам великан Улад, которого Чернозуб на первых порах считал опасным и жестоким животным и психопатом, оказался игривым ребенком. Уродливые стороны его характера произрастали из инстинктивного недоверия ко всем людям, если не считать джинов, но во время долгого пути к югу это недоверие постепенно таяло.
Нимми лишь раз вышел из себя во время путешествия - но не из-за старого пилигрима. Слава Богу, причиной явился Аберлотт. Но затем он еще раз взбеленился - на этот раз из-за отсутствующего аббата Джарада кардинала Кендемина, и выглядело это как бред наяву. Он с наслаждением представлял себе, как сжимает горло аббата, как большими пальцами сдавливает ему кадык, хотя сразу же, как только старикашка потерял сознание, перестал душить его. Зло может быть привлекательным, и весьма. Это он знал. Но как трудно признаться исповеднику в том, какое наслаждение может приносить грех; священник разгневается и наложит на него наказание, которое поможет избавиться от испорченной натуры, что продолжает жить в нем. Он чувствовал, что окружающая реальность расплывается перед ним, и Вушин поймал Нимми на том, что, покачиваясь в седле, он бормочет богохульства. Он чуть не вылетел из седла, когда Топор ударил его по спине, чтобы привести в чувство. За последние несколько месяцев с ним произошло столько событий, но они казались ему нереальными, порой он думал, будто сходит с ума. Когда он должен был молиться, Нимми просто грезил наяву, а потом сквозь зубы проклинал себя.
- Займись делом, брат, - посоветовал ему Топор.
Найти себе занятие было нетрудно. Каждодневно нужно было разбивать и сворачивать лагерь, а это требовало и времени, и трудов. Когда день складывался идеальным образом, он включал в себя одиннадцать часов пути по безжалостно выжженным пространствам, а остальные тринадцать уходили на то, чтобы упаковать груз, распаковать его, на выслеживание животных, охоту, стряпню, еду, стирку и штопание одежды, ремонт снаряжения и, наконец, на сон. В лучшем случае удавалось быть в пути не больше одиннадцати часов. Чаще всего дорога занимала часов десять.
На седьмой день Улад, Вушин и Элкин, посовещавшись, пришли к выводу, что караван с его ценным грузом будет под надежной охраной и без Чернозуба, Аберлотта и Элкина, которые, покинув караван, смогут оказаться в Новом Иерусалиме вдвое быстрее. Вушин и воины Ри останутся при погонщиках мулов, чтобы отбить нападение любых обитателей пустыни. Под вопросом оставалась безопасность передовой партии, но Улад и Элкин были солдатами, да и Чернозуб прошел у Вушина науку боевого искусства.
С ними было позволено отправиться старому еврею и Абер-лотту, ибо от них все равно не было бы никакого толка, случись защищать караван от вражеского нападения. Аберлотт счел мрачное настроение Чернозуба за признак подступающего сумасшествия.
- Похоже, у тебя крыша едет, - проснувшись, сказал студент в первое же утро. - Ты всю ночь разговаривал, хотя днем ты ни с кем и словом не обмолвишься.
- Что я говорил?
- О девушке с очень маленькой дырочкой.
- О какой девушке?
- С очень маленькой дырочкой. Ты называл ее окном во все - ; ленную. Нимми, ты явно сходишь с ума.
- Дырочку? А может, это я тебя называл ослиной задницей? - но, увидев, что Аберлотт совершенно серьезен, добавил: - Мне что-то приснилось. Но может, я и в самом деле слегка рехнулся. У меня ничего не получается. Наверное, мне нужен человек, который подскажет, что делать. Без наставника, без аббата или кардинала я не знаю, как справляться…
- Или тебе нужен папа? Как-то во сне ты вспомнил Амена Спеклберда.
Наконец передовой отряд добрался до западных склонов Мятных гор. Элкин был убежден, что они на три дня опередили остальных, которые сопровождали вьючных мулов и фургоны. Здесь склоны были покруче, чем с восточной стороны хребта, почти неподъемны, но едва они собрались штурмовать их, как в нескольких шагах перед ними на землю обрушился град стрел и камней. Они сразу же остановились. На вершине скалы появились три карлика с луками и один с мушкетом, которые сверху смотрели на них, залитых лучами полуденного солнца. Покрыв их ругательствами, У лад сообщил, кто он такой и с какой целью они тут оказались. Уродцы исчезли.
- Проход козлов отпущения, - осклабился старый еврей. - Им бы лучше унести ноги и вернуться домой в долину.
- Может быть. В долине есть люди, которые верят, что Христос вернется в облике одного из них, - сообщил У лад, когда они ступили на крутую каменистую тропу.
- Ты хочешь сказать, что он родится как один из них? - спросил Чернозуб.
- Да.
- Но предполагается, что это будет совершенно не так, - сказал Аберлотт. - Его увидят снисходящим с облака.
- Но прежде чем его увидят, ему предстоит родиться.
- Говорится вовсе не так.
- По-другому?
Чернозуб продолжал хранить молчание. Старый еврей презрительно хмыкнул.
Когда они выбрались на небольшое плато, Элкин спросил Улада, сколько времени, по его мнению, займет путь до центра общины.
- Самое малое часов восемь, - сказал гигант.
С северной обочины дороги, которая от плато вела в горы, уходило вниз глубокое ущелье, а с юга до самого подножия Столовой горы тянулось несколько акров зарослей. Начали сгущаться сумерки, и Элкин принял решение разбить тут лагерь, хотя Улад сначала возражал, говоря, что из леса к ним могут подкрасться и вообще тут полно кугуаров. Проголосовали, и великану пришлось уступить.
- Хотя бы держитесь подальше от зарослей, - продолжал он стоять на своем.
Ночь прошла тихо и спокойно, хотя каждому по очереди приходилось подниматься, чтобы поддерживать костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154