— Ближе к земле.
— Так в чем же дело?
Я рассказал ему.
Он долго обдумывал мое предположение, а я пил лимонный сок.
— В любом случае, надо попробовать размотать этот клубок и посмотреть, куда он приведет, — сказал я.
— Какая-то фантастика! — наконец пришел в себя от услышанного Рутс. — Я надеюсь на бога и хочу, чтобы вы оказались не правы.
— Да, понимаю, — засмеялся я.
— Вам понадобятся месяцы, чтобы раскопать всю эту грязь самому... И не думаю, что вы хорошо знаете обстановку среди коннозаводчиков... Так почему бы мне не помочь вам?
— Я был бы очень благодарен.
Рядом с его креслом стоял телефон, он поднял трубку и набрал номер. Я слушал, как он договаривается с издателем ведущей газеты, пишущей о конном спорте и коневодстве, чтобы меня допустили к их архиву и дали в помощь двух квалифицированных сотрудников.
— Все устроено, — сказал он, вставая. — Это на Норд-Бродвее в Лексингтоне. Надеюсь, вы дадите мне знать, как пойдут дела?
— Обязательно.
— Дэйв и Юнис... прекрасные ребята.
— Великолепные.
— Передайте Юнис мои лучшие пожелания.
— Она улетела в Калифорнию.
— На новую ферму?
Я кивнул.
— Безумная идея Дэйва переехать на Западное побережье. Центр разведения чистокровных лошадей здесь, в Лексингтоне, и здесь он должен оставаться.
Я промычал нечто соответствующее обстоятельствам, не критическое и не одобрительное, и Джефф Рутс протянул мне толстую руку.
— У меня в Майами собрание акционеров, — извиняющимся тоном проговорил он.
Мы прошли через дом, туда, где секретарь ждала его в «Кадиллаке», стоящем рядом с «Торнадо Олдс-мобилом» Юнис.
* * *
В редакции газеты я обнаружил, что все, о чем просил Джефф Рутс, выполнено очень добросовестно и в двойном размере. Моими временными помощниками были пожилой мужчина, который почти весь рабочий день проводил за составлением ежегодных регистров достижений жеребцов, и незамужняя леди лет пятидесяти с феноменальной памятью, чье лошадиное лицо и хриплый голос моментально забывались, стоило ей ласково улыбнуться.
Когда я объяснил, что хотел бы найти, они оба потрясенно уставились на меня, не находя слов.
— Это невозможно? — спросил я.
Мистер Харрис и мисс Бритт пришли в себя и сказали, что, по их мнению, это возможно.
— И пока мы будем заниматься этим, попытаемся еще составить список лиц, чье уменьшительное имя может быть Бак. Или Бат. Но думаю, все-таки Бак, — предложил я.
Мисс Бритт тут же выдала шесть имен, одних Бакли, живших в окрестностях Лексингтона.
— Наверно, это не совсем удачная идея, — вздохнул я.
— Но совсем не вредная, — хриплым голосом возразила мисс Бритт. — Мы сделаем все нужные списки одновременно.
Они ушли в помещение архива и там погрузились в папки и книги, а меня оставили в приемной, посоветовав курить и ждать, что я весь день и делал.
В пять вечера они появились с результатами.
— Это максимум того, что мы могли сделать, — с сомнением проговорила мисс Бритт. — Понимаете, в Штатах на племенных заводах и фермах более трех тысяч жеребцов. Вы просили выбрать тех, чьи гонорары за покрытие на протяжении последних восьми-девяти лет постоянно росли. Таких двести девять.
Она положила передо мной список, напечатанный на машинке через один интервал.
— Затем вы просили клички жеребцов, которые, попав на племзавод, оказались как производители гораздо удачливее, чем ожидали по их родословной. Таких двести восемьдесят два.
Она протянула второй лист.
— Вы также хотели знать, кто из двухлеток на скачках проявил себя лучше, чем от них можно было ожидать, судя по их породистости. Таких двадцать девять. — Она добавила к прежним двум третий лист. — И наконец, люди, которых можно называть Бак. Их тридцать два — от Бара К. Ранча до Барри Кайла.
— Вы провели потрясающую работу! — искренне восхитился я. — Наверно, не стоит надеяться, что хотя бы одна из ферм повторяется во всех четырех списках?
— Большинство жеребцов из первого списка входят и во второй. Это понятно. Но что касается двухлеток, исключительно хорошо проявивших себя на скачках, то их производителей нет в первых двух списках. И ни один из удачливых двухлетних жеребят не был выращен на племзаводах, принадлежащих кому-то из Баков.
Они оба казались огорченными такими невдохновляющими результатами.
— Ничего, — сказал я. — Завтра мы попытаемся зайти с другого конца.
Мисс Бритт фыркнула, что я воспринял как согласие.
— Рим не сразу строился, — проговорила она.
Мистер Харрис выразил некоторое сомнение, что этот Рим вообще может быть построен из имеющихся у них материалов, но, не жалуясь, утром следующего дня ровно в девять сидел за своим столом. Оба вновь погрузились в сопоставление и перетасовку списков.
К полудню первые два списка были сокращены до двадцати жеребцов. Мы втроем подкрепились сандвичами. И поиски начались снова. В десять минут четвертого мисс Бритт тяжело задышала и широко раскрыла глаза. Она быстро нацарапала что-то на чистом листе бумаги и, склонив набок голову, рассматривала написанное.
— Ну... — Она смотрела на меня, не находя слов. — Ну...
— Вы их нашли, — сказал я.
Она кивнула, сама не веря полученному результату.
— Я сопоставила все скачки, в которых они участвовали, годы, когда были куплены, масть и приблизительный возраст, как вы и просили... Таким путем мы получили двенадцать возможных кандидатов из первых двух списков. И один из производителей удачливых жеребят, которым сейчас не больше двух лет, отвечающий всем вашим требованиям, находится на той же племенной ферме, что и первый кандидат из двенадцати. Вы успеваете за мной?
— Наступаю на пятки, — улыбнулся я.
Мистер Харрис и я стояли у нее за спиной и читали написанное мисс Бритт на листе бумаги.
Мувимейкер, возраст — четырнадцать лет, в настоящее время гонорар за покрытие — десять тысяч долларов.
Сентигрейд, возраст — двенадцать лет, в этом году гонорар за покрытие — пятнадцать тысяч долларов.
Оба находятся на ферме Орфей, Лос-Кайлос.
Собственность Кэлхема Джеймса Оффена.
Мувимейкер и Сентигрейд — Шоумен и Оликс. Ясно, как небо в морозный день.
Обычно жеребцы покрывают тридцать-сорок кобыл за сезон. Сорок кобыл, по десять тысяч долларов с каждой, ежегодно дают четыреста тысяч долларов независимо от того, получился один жеребенок или два и остались ли они в живых. На открытом аукционе десять лет назад Мувимейкер стоил сто пятьдесят тысяч долларов, как показали поиски мисс Бритт. Подменив его Шоуменом, Оффен с тех пор получил примерно два с половиной миллиона в качестве гонорара коннозаводчику.
Сентигрейд был куплен на торгах в Кинленде за сто тысяч долларов. При гонораре пятнадцать тысяч Оликс, живущий теперь под именем Сентигрейда, перекроет эту сумму за один год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Так в чем же дело?
Я рассказал ему.
Он долго обдумывал мое предположение, а я пил лимонный сок.
— В любом случае, надо попробовать размотать этот клубок и посмотреть, куда он приведет, — сказал я.
— Какая-то фантастика! — наконец пришел в себя от услышанного Рутс. — Я надеюсь на бога и хочу, чтобы вы оказались не правы.
— Да, понимаю, — засмеялся я.
— Вам понадобятся месяцы, чтобы раскопать всю эту грязь самому... И не думаю, что вы хорошо знаете обстановку среди коннозаводчиков... Так почему бы мне не помочь вам?
— Я был бы очень благодарен.
Рядом с его креслом стоял телефон, он поднял трубку и набрал номер. Я слушал, как он договаривается с издателем ведущей газеты, пишущей о конном спорте и коневодстве, чтобы меня допустили к их архиву и дали в помощь двух квалифицированных сотрудников.
— Все устроено, — сказал он, вставая. — Это на Норд-Бродвее в Лексингтоне. Надеюсь, вы дадите мне знать, как пойдут дела?
— Обязательно.
— Дэйв и Юнис... прекрасные ребята.
— Великолепные.
— Передайте Юнис мои лучшие пожелания.
— Она улетела в Калифорнию.
— На новую ферму?
Я кивнул.
— Безумная идея Дэйва переехать на Западное побережье. Центр разведения чистокровных лошадей здесь, в Лексингтоне, и здесь он должен оставаться.
Я промычал нечто соответствующее обстоятельствам, не критическое и не одобрительное, и Джефф Рутс протянул мне толстую руку.
— У меня в Майами собрание акционеров, — извиняющимся тоном проговорил он.
Мы прошли через дом, туда, где секретарь ждала его в «Кадиллаке», стоящем рядом с «Торнадо Олдс-мобилом» Юнис.
* * *
В редакции газеты я обнаружил, что все, о чем просил Джефф Рутс, выполнено очень добросовестно и в двойном размере. Моими временными помощниками были пожилой мужчина, который почти весь рабочий день проводил за составлением ежегодных регистров достижений жеребцов, и незамужняя леди лет пятидесяти с феноменальной памятью, чье лошадиное лицо и хриплый голос моментально забывались, стоило ей ласково улыбнуться.
Когда я объяснил, что хотел бы найти, они оба потрясенно уставились на меня, не находя слов.
— Это невозможно? — спросил я.
Мистер Харрис и мисс Бритт пришли в себя и сказали, что, по их мнению, это возможно.
— И пока мы будем заниматься этим, попытаемся еще составить список лиц, чье уменьшительное имя может быть Бак. Или Бат. Но думаю, все-таки Бак, — предложил я.
Мисс Бритт тут же выдала шесть имен, одних Бакли, живших в окрестностях Лексингтона.
— Наверно, это не совсем удачная идея, — вздохнул я.
— Но совсем не вредная, — хриплым голосом возразила мисс Бритт. — Мы сделаем все нужные списки одновременно.
Они ушли в помещение архива и там погрузились в папки и книги, а меня оставили в приемной, посоветовав курить и ждать, что я весь день и делал.
В пять вечера они появились с результатами.
— Это максимум того, что мы могли сделать, — с сомнением проговорила мисс Бритт. — Понимаете, в Штатах на племенных заводах и фермах более трех тысяч жеребцов. Вы просили выбрать тех, чьи гонорары за покрытие на протяжении последних восьми-девяти лет постоянно росли. Таких двести девять.
Она положила передо мной список, напечатанный на машинке через один интервал.
— Затем вы просили клички жеребцов, которые, попав на племзавод, оказались как производители гораздо удачливее, чем ожидали по их родословной. Таких двести восемьдесят два.
Она протянула второй лист.
— Вы также хотели знать, кто из двухлеток на скачках проявил себя лучше, чем от них можно было ожидать, судя по их породистости. Таких двадцать девять. — Она добавила к прежним двум третий лист. — И наконец, люди, которых можно называть Бак. Их тридцать два — от Бара К. Ранча до Барри Кайла.
— Вы провели потрясающую работу! — искренне восхитился я. — Наверно, не стоит надеяться, что хотя бы одна из ферм повторяется во всех четырех списках?
— Большинство жеребцов из первого списка входят и во второй. Это понятно. Но что касается двухлеток, исключительно хорошо проявивших себя на скачках, то их производителей нет в первых двух списках. И ни один из удачливых двухлетних жеребят не был выращен на племзаводах, принадлежащих кому-то из Баков.
Они оба казались огорченными такими невдохновляющими результатами.
— Ничего, — сказал я. — Завтра мы попытаемся зайти с другого конца.
Мисс Бритт фыркнула, что я воспринял как согласие.
— Рим не сразу строился, — проговорила она.
Мистер Харрис выразил некоторое сомнение, что этот Рим вообще может быть построен из имеющихся у них материалов, но, не жалуясь, утром следующего дня ровно в девять сидел за своим столом. Оба вновь погрузились в сопоставление и перетасовку списков.
К полудню первые два списка были сокращены до двадцати жеребцов. Мы втроем подкрепились сандвичами. И поиски начались снова. В десять минут четвертого мисс Бритт тяжело задышала и широко раскрыла глаза. Она быстро нацарапала что-то на чистом листе бумаги и, склонив набок голову, рассматривала написанное.
— Ну... — Она смотрела на меня, не находя слов. — Ну...
— Вы их нашли, — сказал я.
Она кивнула, сама не веря полученному результату.
— Я сопоставила все скачки, в которых они участвовали, годы, когда были куплены, масть и приблизительный возраст, как вы и просили... Таким путем мы получили двенадцать возможных кандидатов из первых двух списков. И один из производителей удачливых жеребят, которым сейчас не больше двух лет, отвечающий всем вашим требованиям, находится на той же племенной ферме, что и первый кандидат из двенадцати. Вы успеваете за мной?
— Наступаю на пятки, — улыбнулся я.
Мистер Харрис и я стояли у нее за спиной и читали написанное мисс Бритт на листе бумаги.
Мувимейкер, возраст — четырнадцать лет, в настоящее время гонорар за покрытие — десять тысяч долларов.
Сентигрейд, возраст — двенадцать лет, в этом году гонорар за покрытие — пятнадцать тысяч долларов.
Оба находятся на ферме Орфей, Лос-Кайлос.
Собственность Кэлхема Джеймса Оффена.
Мувимейкер и Сентигрейд — Шоумен и Оликс. Ясно, как небо в морозный день.
Обычно жеребцы покрывают тридцать-сорок кобыл за сезон. Сорок кобыл, по десять тысяч долларов с каждой, ежегодно дают четыреста тысяч долларов независимо от того, получился один жеребенок или два и остались ли они в живых. На открытом аукционе десять лет назад Мувимейкер стоил сто пятьдесят тысяч долларов, как показали поиски мисс Бритт. Подменив его Шоуменом, Оффен с тех пор получил примерно два с половиной миллиона в качестве гонорара коннозаводчику.
Сентигрейд был куплен на торгах в Кинленде за сто тысяч долларов. При гонораре пятнадцать тысяч Оликс, живущий теперь под именем Сентигрейда, перекроет эту сумму за один год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66