— Сэм Хенгельмен приедет в Лексингтон сегодня во второй половине дня или ближе к вечеру, — сказал я. — Он позвонит вам и скажет, где забрать лошадей.
— Да, мы обо всем договорились, — кивнул он.
— Не передадите ли вы ему мои слова?
— Конечно, передам.
— Скажите, что я просил передать: все в порядке.
— Хорошо. Вы на сто процентов уверены, что эти лошади — Оликс и Шоумен?
— На сто процентов. Нет ни малейших сомнений.
— Я хочу, чтобы немедленно приступили к идентификации, — вздохнул он. — Хотя кто через десять лет способен узнать Шоумена? Гнедой жеребец без всяких отметин... Ему было всего четыре года, когда он приехал из Англии. — Джефф Рутс помолчал. — Есть у вас предположения, как мы можем начать процесс против Оффена за подлог и воровство?
— Я не полицейский, — покачал я головой. — Меня интересует не наказание, а только пресечение преступления. — Я чуть улыбнулся. — Я приехал, чтобы найти лошадей. И больше ничего. Лошади возвращены. Я выполнил то, что мне было поручено, и теперь уезжаю домой.
— Вы хотите, чтобы Оффен продолжал получать огромные гонорары за племенных жеребцов? — Рутс укоризненно смотрел на меня.
— Он не будет их получать, — возразил я, — если кто-то пустит слушок, что Мувимейкер и Сентигрейд заражены каким-то неизвестным вирусом, который влияет на их потенцию. Владельцев кобыл можно убедить, чтобы они не платили огромные гонорары до тех пор, пока жеребята не проявят выдающиеся качества. После этого... Оффен законно владеет Мувимейкером и Сентигрейдом, и ему придется получать небольшие гонорары, соответствующие их собственным качествам.
— Вы необыкновенный человек, — вздохнул Рутс. — Вы не хотите видеть Оффена за решеткой?
— Страстного желания у меня нет, — согласился я.
Оффен ценил свой престиж даже больше, чем доход. Сейчас он потеряет и то, и другое. А Йола?.. Ее ждет тяжелая работа, без брата и, вероятно, без дорогого дома в Лас-Вегасе. Тюрьма — это уж слишком.
— У меня нет сомнений, их надо наказать. — Рутс качал головой, будто укорял меня в плохой работе. — Я немедленно посоветуюсь с адвокатами, что можно сделать.
Рутс вызвал слугу, чтобы тот принес виски, и покорно вздохнул, когда я сказал, что предпочел бы разделить с ним тоник без сахара.
Мы медленно потягивали безвредный, хорошо охлажденный напиток, и Рутс продолжал говорить о том, что они привлекут Оффена к суду, если удастся доказать причину, по которой на столько лет исчезли Оликс и Шоумен. И что уже сейчас его можно обвинить в том, что он вытатуировал чужие регистрационные номера во рту этих двух жеребцов.
— Я предполагал, что вы примете такое решение, — сказал я. — Вам предстоит невероятная работа, чтобы доказать, что кобыла, которая принесла жеребенка от Мувимейкера или Сентигрейда, на самом деле была покрыта Шоуменом или Оликсом. Я нашел их не на ферме Оффена. И сомневаюсь, что кто-то сможет засвидетельствовать, будто они находились там. Оффен, конечно, будет отрицать это, отказываться до самого конца. В таком отрицании его единственная надежда. — Я немного помолчал. — Мне удалось сделать некоторые магнитофонные записи. Но даже если их использовать, они недостаточно убедительны. Оффен никогда не называл Оликса и Шоумена по именам.
Рутс мрачно уставился в окно.
— Здесь заключается большая трудность, — снова заговорил он. — Мы знаем, как вы и сказали, что Оффен использовал племенных жеребцов под чужими именами, подделав регистрационные номера. Но никому не удастся это доказать.
Я посмотрел вниз, туда, где Линни с всплеском прыгала в бассейн, соревнуясь с дочерьми Рутса. Ее счастливый смех разносился над водой, беззаботный и очень юный.
— Я бы не стал и пытаться, — заметил я. — Правильно или неправильно, но я решил украсть украденных лошадей и вернуть владельцам. Потому что иначе, во-первых, Оффен уничтожил бы племенных жеребцов. Во-вторых, следствие тянулось бы годы и годы, и, пока адвокаты спорили бы над этим случаем, жеребцы бы простаивали, не давали потомства, старели, а их линия в разведении чистокровных лошадей просто прекратилась бы. В третьих, и это самое важное, совершенно невероятно, чтобы Оффен когда-нибудь вернул себе этих жеребцов, когда все уляжется. Если у него есть хоть капля здравого смысла, он будет клясться сам и приведет десяток свидетелей, которые поклянутся на чем угодно, что лошади, о которых идет спор, — никогда не участвовавшие в скачках полукровки и не представляющие никакой ценности, и он вытатуировал у них во рту регистрационные номера, просто чтобы испробовать новый сорт чернил. Больше того, разве он не может сказать, что опробовал чернила на этих животных, прежде чем использовать их для своих лучших жеребцов? Он сумеет сделать так, что его доводы покажутся гораздо разумнее предположения, будто он украл всемирно известных производителей и совершил величайшее мошенничество. Оффен умеет очаровывать людей.
— Да, я встречался с ним, — кивнул Рутс.
— За Шоуменом и Оликсом ухаживал племянник Оффена, — продолжал я. — Оффен может сказать, что он одолжил племяннику двух старых кляч, чтобы тот ездил верхом, и не мог даже вообразить, что кому-то вздумается их украсть.
— Я понимаю, что он сумеет прекрасно организовать защиту, — признался Рутс.
— Конюх, который сейчас у него работает, в деле не замешан. Каждый убедится в его невиновности с первых же слов. Если вы оставите все как есть, Оффен не получит назад Оликса и Шоумена. Если начнете процесс, может и получить.
Рутс выглядел расстроенным, он смотрел в бокал, но мысленно блуждал в лабиринте неразрешимых проблем.
— Можно провести анализ крови, — наконец сказал он.
— Анализ крови?
— На отцовство, — кивнул он. — Если возникает сомнение, от какого производителя кобыла принесла жеребенка, мы делаем анализ крови. Если у производителя и жеребенка одна и та же группа крови, мы считаем, что именно этот производитель покрыл кобылу. Если же группы крови не совпадают, то, значит, отец — какой-то другой жеребец.
— И так же, как у людей, вы можете сказать, какой жеребец не был производителем данного жеребенка, но не можете определить, какой из жеребцов с одинаковой группой крови был производителем? — спросил я.
— Да, это так.
Мы помолчали. Потом он придумал новый ход:
— Если мы сумеем доказать, что ни один из жеребят так называемого Мувимейкера на самом деле не мог быть произведен Мувимейкером, но, судя по группе крови, мог быть произведен Шоуменом, то припрем Оффена к стене.
— А разве он не мог, прежде чем купить Мувимейкера, удостовериться, что группы крови у Шоумена и Мувимейкера совпадают? То есть я имею в виду, что если он занимается разведением чистокровных лошадей, то должен знать о существовании анализа крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66