— Это не смешно. — Я постарался придать своему лицу строгое выражение. — Совсем не смешно. Вы знакомы с Кэлхемом Джеймсом?
— Нет еще. Это имеет значение? — Она непонимающе глядела на меня.
— Может быть, разумнее было бы не спешить заводить с ним дружбу?
— Почему?
— Цветок может оказаться колючим.
Я представил Дэйва Теллера, изо дня в день наблюдающего из окна своей спальни за паддоком соседа, где разгуливают Оликс и Шоумен. Конечно, он мог и не узнать их. А если бы узнал? Кэлхем Джеймс просто не мог позволить себе такой риск. Йола и Матт сразу вылетели в Англию, чтобы убрать Дэйва вдалеке от места, где может разразиться скандал.
Пока Оликс находится на ферме Орфей, а Дэйв строит планы переезда, взрывоопасная ситуация сохраняется. Хотя Матт Клайв, кажется, временно отложил расправу. Я с тревогой надеялся, что телохранители из агентства Рэднора — Холли не позволят своему подопечному и шагу ступить одному. Звонок Киблу необходим... даже при астрономической цене минуты разговора между Калифорнией и Лондоном.
— Хочу погулять по берегу, — сказала Линни, снимая сверкающие босоножки. — Кто пойдет?
Я побил Уолта в быстроте реакции, получил в награду укоризненный взгляд и оставил его наедине с Юнис. Линни заметила его взгляд и, когда мы молча брели по сыпучему песку, улыбнулась.
— Его подавляют ее бесконечные проклятия, — объяснил я, — вот и все.
— Здесь она прибегает к ним не так часто, — заметила Линни. — И пьет гораздо меньше, один-два бокала перед ленчем и до самого вечера ни капли. Почему, как вы думаете?
— Она убежала из клетки в Лексингтоне.
— Такой волшебный дом... клетка?
— Думаю, да.
— Новый дом совсем не такой красивый, — возразила Линни.
— Станет красивым, когда Юнис закончит его обустройство. И стены опять сомкнутся.
— Вы хотите сказать, она опять почувствует себя в клетке? — с сомнением спросила Линни.
— В новой клетке, — подтвердил я.
— Жизнь не может быть перебеганием из одной клетки в другую! — страстно воскликнула Линни, возмущенная такой мрачной перспективой.
— Каждый живет в клетке, — сказал я. — Весь фокус в том, чтобы не хотеть выбраться на свободу.
— Прекратите, — огорченно попросила она. — Не хочу этого слышать.
— Люди любили держать коноплянок, — продолжал я. — Но теперь их не держат. Вместо них волнистые попугайчики. Так что с вами будет все в порядке, маленькая конопляночка.
— Никогда не понимаю, шутите вы или говорите серьезно.
— Всегда говорю серьезно.
— Но половина того, что вы говорите, это... нелепо до безумия.
— Жизнь серьезна, жизнь нелепа. Все безумное серьезно, все серьезное нелепо... Давайте побежим до той раздевалки, я обгоню вас.
Она бежала босиком и опередила меня, прислонилась к неотесанным доскам стены и хохотала до слез, пока я вытряхивал из ботинок песок. Мы прошли еще немного, потом сели на горячий песок и смотрели в темноту на спокойный океан. Между нами и Японией никакой земли, полмира воды.
— Вы приехали сюда, чтобы найти Оликса или... быть с нами? — спросила она.
— И то и другое.
— Вы привезли с собой Уолта, — покачала она головой, — значит, ради Оликса.
— Уолт предпочел бы остановиться где-нибудь в другом месте, — улыбнулся я. — Калифорния — ради Оликса, Санта-Барбара — ради вас. Вы довольны?
Линни пробормотала что-то. Мы сидели молча, и она босыми ногами собирала песок в холмики.
— Думаете, что найдете его? — наконец спросила Линни.
— Оликса? Наверно, найдем.
— Когда примерно?
— Не знаю. Может, завтра...
— И тогда... вы уедете домой?
— Думаю, да.
— Опять в офис... — Она взмахнула рукой, будто обнимая широкое небо.
«Опять в офис, — холодно подумал я, — опять копаться в частной жизни людей, опять ставить западни, опять вечный дождь, пустота квартиры в Путни. Короче, опять к моей нормальной жизни». Фокус в том, чтобы не хотеть выбраться на свободу.
— Что вы собираетесь делать теперь, закончив школу? — спросил я.
— После этого путешествия все прежнее кажется ужасно скучным. — Она тяжело вздохнула.
— Дэйву скоро позволят ходить...
— Знаю, — перебила она. — Не думайте, что я не знаю. Я предполагала в сентябре поступить на курсы секретарей... Но теперь не хочу. Почему нельзя все время просто жить на пляже?.. — Она обняла руками согнутые колени.
— Не хватит пляжей.
Линни хихикнула.
— Вы, наверно, последний живой романтик. На государственной службе. Так мне кажется. Вроде папы.
Мы вернулись назад по кромке моря и, когда подошли к мотелю, остановились. Она положила руку на мою и молча ждала. Я поцеловал ее в лоб, потом в нос и наконец в губы. Очень нежный и совершенно спокойный поцелуй.
— Нехорошо, — сказал я, убирая руки с ее плеч. — Совсем нехорошо.
— Меня и раньше целовали, — сказала она. — Правда, целовали.
— Я не это имел в виду. — Мне едва удалось сдержать смех. — Вы заслуживаете диплома в этой области. Нет, маленькая Линни, мы с вами очень далеко от дома, и я никогда по пятницам не целую брюнеток больше одного раза.
Я повернулся и пошел к мотелю, кивком предложив ей последовать моему примеру. Лучшее в мире решение — потерпеть в чем-либо крах на глазах у Линни и немедленно улететь домой. Но эта мысль у самой Линни явно не вызывала восторга, и тут я ничего не мог поделать. Мы еще немножко погуляли по берегу, и я пошутил — о чем Уолт может беседовать с Юнис? Мы вернулись в мотель, как и полагается рассудительным людям, но тотчас поняли, что старались напрасно. Уолт и Юнис сидели за столом друг против друга, и молчание в тысячу миль разделяло их. Юнис окинула нас долгим холодным взглядом, а вид Уолта не оставлял никаких иллюзий. Линни к тому же вдруг покраснела, чем подтвердила их очевидные подозрения. Безвредная маленькая прогулка, с точки зрения всех четверых, вовсе не была плодотворной идеей.
* * *
На следующее утро Уолт и я отправились на ферму Орфей. Он договорился об осмотре хозяйства с профессиональной точки зрения: поскольку ферма застрахована в «Жизненной поддержке», ему, мол, надо проверить соблюдение новых правил противопожарной безопасности, а для этого, как он объяснил Оффену по телефону, мы должны увидеть все.
И мы увидели. Каждого жеребца в каждом боксе, каждый клочок сена и каждый тюк соломы, каждый дюйм конюшни и сараев. Мы увидели Мувимейкера. Мы увидели Сентигрейда. Мы исписали целый блокнот.
Кэлхем Джеймс Оффен сам сопровождал нас по первоклассной конюшне, где находились четыре его лучших жеребца. Чувство самодовольства окутывало его, будто непроницаемая мантия. Я отметил это с тревожным подозрением.
Дядя Бак не только был человеком лет пятидесяти с седыми волосами, но вдобавок треть его просторного гаража занимал серый фургон для перевозки мебели. Я заметил, что и Уолт окинул машину косым взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66