— Да, это вполне вероятно. — Рутс снова помрачнел. — И так же вероятно, что группы крови у Сентигрейда и Оликса тоже совпадают. — Он вдруг поднял глаза, и я не успел спрятать улыбку. — Понимаю, вам это кажется смешным, — сухо проговорил он. — Перед вами не стоит такая скандальная проблема. Скажите, ради бога, что нам теперь делать с Племенной книгой? Потомство Мувимейкера — это на самом деле потомство Шоумена, и кобылы из этого потомства уже принесли новых жеребят. Во втором поколении произойдет смешение... Как мы теперь выберемся из этой путаницы?
— Даже если вам удастся доказать, что Мувимейкер не мог быть производителем тех жеребят, которых ему приписывают, — я изо всех сил старался скрыть смешок в голосе, — то вам не удастся доказать, что производителем этих жеребят был Шоумен.
Он с комическим огорчением посмотрел на меня.
— Ну какой же другой производитель мог дать такое великолепное потомство? — Рутс покачал головой. — В конце концов мы пришпилим Оффена. Подождем, пока Оликс и Шоумен будут идентифицированы и пока их первое официальное потомство выиграет столько же соревнований, сколько и предыдущее, зарегистрированное как потомство Мувимейкера, и пусть тогда Оффен попробует сказать, что это две старые клячи, которые он дал племяннику, чтобы тот поездил верхом. В конце концов мы припрем его к стене.
— Скандал года в мире скачек, — улыбнулся я.
— Года? Вы шутите! Скандал века!
В тот же вечер мы с Линни вылетели из аэропорта Кеннеди, пообедали над Канадой и через три часа позавтракали в Ирландии. Перерыв между едой я провел, наблюдая, как она спала, откинув кресло. Кожа у нее была нежной, как у младенца, и выражение лица тоже совершенно детским. Бутон, которому еще долго расти, чтобы стать женщиной.
В Хитроу нас встретил Кибл. Как обычно, шел дождь. Линни горячо поцеловала отца. Он зашел так далеко, что пожал мне руку. На левой щеке у Кибла осталась невыбритая полоска, глаза быстро моргали за запотевшими стеклами очков. Санта-Барбара осталась в шести тысячах миль позади. Мы вернулись домой.
Кибл предложил выпить кофе, прежде чем мы уедем из аэропорта, и спросил у дочери, хорошо ли она провела время. Двадцать минут, не останавливаясь, Линни выкладывала свои впечатления. Ее загорелая кожа контрастировала с серым пасмурным утром, а карие глаза сияли.
Когда Линни замолчала, чтобы передохнуть, Кибл перевел взгляд на меня и чуть нахмурился.
— А вы что делали?
Вместо меня ответила Линни.
— Он довольно много времени проводил с нами на пляже, — не очень уверенно проговорила она.
Кибл погладил ее руку.
— Нашли лошадей?
Я кивнул.
— Всех трех?
— Да.
— Я обещал Дэйву, что завезу вас в больницу сразу из аэропорта. — Кибл вопросительно посмотрел на меня. — Он еще там, но на следующей неделе его выпишут.
— Мне надо многое сказать ему, и Дэйву придется многое решить.
«Самое трудное, — подумал я, — это выбрать: переезжать ли жить по соседству с фермой Орфей или разочаровать Юнис, только что нашедшую увлекательное дело. Ничто не дается легко».
— Вы неважно выглядите, — резко бросил Кибл.
— Выживу, — ответил я, и глаза у него сверкнули, в них отразилась смесь удивления и раздумья. Я криво усмехнулся и добавил: — Буду жить.
Мы встали. Но Линни, вместо того чтобы протянуть руку для прощания, вдруг обняла меня за талию и положила голову мне на грудь.
— Не хочу прощаться, — проговорила она. — Хочу видеть вас снова.
— Конечно, — рассудительно согласился я, — так и будет.
— Я хочу сказать... часто.
Я встретился взглядом с Киблом. Он серьезно, но спокойно смотрел на дочь.
— Она очень молода, — объяснил я ему. И он понял, что я имею в виду. Не то чтобы я был стар для нее, но она была слишком молода для меня. Слишком молода в том смысле, что ей не хватало понимания и жизненного опыта.
— Я постарею, — возразила она. — Двадцать один год — достаточно? — Ее отец засмеялся, но она схватила меня за руку и повторила: — Достаточно?
— Достаточно, — механически согласился я и только через секунду понял, что действительно это и имел в виду.
— Она передумает, — с небрежной уверенностью заметил Кибл.
— Конечно, — подтвердил я, но Линни посмотрела мне в глаза и покачала головой.
* * *
Только к вечеру я попал в свою квартиру. Маленькие, скучные, неприветливые комнаты ни капельки не изменились. Заглянув в кухню, я вспомнил, как Линни готовила здесь яичницу и она у нее подгорела. И я почувствовал волнующее, страстное желание, чтобы она поскорее еще раз пришла повозиться в кухне.
Я разобрал вещи из чемодана. Впереди меня ждал бесконечный серый вечер. Я сидел и бездумно смотрел на голые стены.
Какое тяжелое слово «если». Если бы Сэм Хендельмен дольше менял прокладку, Уолт встретил бы нас на дороге и мы не поехали бы на ферму. Если бы Сэм быстрее справился с ремонтом, мы бы раньше Уолта были на ферме и Матт убил бы меня, а не Уолта.
Если бы я не решил вернуть лошадей владельцам, украв их у воров, Уолт остался бы в живых. Все три лошади вместе могут стоить около пяти миллионов долларов, но они не стоят жизни Уолта.
Лучше бы я никогда не брался за поиск лошадей, тогда Уолт был бы жив.
Серый день перешел в серые сумерки. Я встал, зажег свет, взял два предмета и перенес на низкий столик возле кресла.
Пистолет и фотографию Уолта с женой и детьми.
Когда тебе дарят то, чего ты не хочешь, главная беда в том, что ты не вправе выбросить этот дар. Особенно если цена его была больше, чем даритель мог себе позволить.
Я не выброшу дар Уолта. Даже если Линни передумает, я это переживу.
Усталый до бесчувствия, я лег в десять, положив под подушку пистолет и повесив на стену фотографию.
И заснул.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66