учит ковать металл, мечи делать, наконечники стрел, чаши для пира. Воин — понимаю: учит сражаться, чтобы врага убить и выжить самому. Охотник — стрелять из лука, ходить бесшумно, читать следы, выслеживать добычу. Лекарь — в травах разбираться, лечить раны и хвори. Он — чему тебя научил?
Хоннар растерянно улыбнулся и пожал плечами:
— Он просто — есть.
— Ну и что с того? Я вот тоже есть; нет, что ли?
— Ты — другое. Он умеет все, о чем ты говорил, но мы учимся у него другому. Понимаешь, я сейчас буду искать слова, но это все будет не то…
— А ты попробуй. Растолкуй мне — уж коли вы все тут мудрые такие!..
— Хорошо. Он учит быть собой. Мыслить. Творить. Не что-то делать — творить. Понимать. Слушать и слышать.
Досадливо поморщился, тряхнул головой:
— Пойми, Делхар, это объяснить нельзя. И никто здесь не скажет тебе большего, чем я. Он просто — есть. И он — наш Учитель. Для всех, кто есть в Твердыне. И каждый из нас — его ученик. Вот и все. Все мы — таэро-ири…
Он взял с полки книгу, перевернул несколько страниц.
— Вот, нашел! Слушай:
"Нет высших и низших в Твердыне, нет господ и слуг, ибо все — братья, и все — Воины.
Воины Слова суть менестрели и сказители, и летописцы, и философы; те, кому дано исцелять раныфаэ и эрдэ, душу и плоть, силою слова.
Воины Знания — те, что следят движение светил, и те, что слушают мир; те, кому ведом язык живого, и те, что видят прошлое и будущее и читают в душах людских;
Воины Свершения суть мастера, творящие новое, те, кому покорны металл, и камень, и дерево; и те, что внемлют слову земли, кому дарит она плоды свои, те, что растят рожь и лен;
Мастера флейты и лютни, чаши и гобелена — все, кому дано украсить жизнь человеческую.
Воины Меча суть защитники земель своих, искусные в битве, владеющие оружием, рыцари…"
Делхар поскреб в затылке:
— Чудно… Чудной вы тут народ, непонятный. Слышь, а меня он учить станет?
— Чему?
— Ясное дело, драться!
— А зачем?
Делхар опешил даже:
— Ну, как же… Оно дело понятное: никто меня победить не сможет, вождем буду, великим воином…
Юноша сдвинул брови:
— Здесь так не принято, Делхар. Сюда приходят не ради себя… Дар человека должен служить не ему самому…
— Ты сам-то кто будешь? — прищурился Делхар.
— Я? Воин Слова, таир'энн'айно… летописец.
— Да нет! Роду ты какого?
— Хоннар эр'Лхор, старший сын вождя клана Волка… а что?
На лице Делхара возникло выражение настолько странное, что юноша рассмеялся:
— Ладно, пойдем лучше в мастерские. Сам посмотришь, что тут у нас и как. Может, тарно-ири лучше тебе объяснят, чем я… Тэнаар иро-Бъорг с тобой поговорит.
— Тоже сын вождя?
— Нет… это обычай, я расскажу тебе потом. Идем.
… — И что, ты — тоже воин?
— Я — воин Свершения. Мастер Чаши, — сказано было с гордостью, Делхару не слишком понятной.
— Это, то есть, как?
— Это, то есть, — усмехнулся мастер, — чаши я делаю.
— Только чаши? И ничего больше?
— Нет, почему… и меч могу сделать, и доспех, и плуг сработать, и ожерелье… А чаши все-таки больше люблю. Думаешь, чаша не так важна?
Делхар пожал плечами:
— По мне, было бы вино доброе да люди хорошие — любая сойдет.
— Оно верно, да все-таки… Вот, смотри.
Мастер, усмехаясь в усы, снял с полки небольшую чашу, скорее даже кубок — совсем простой, только вставки из золотисто-зеленого камня да темно-золотой побег плюща взбирается по тонкой ножке, обвивает чашу по краю.
— Ну… красиво, конечно, не спорю…
— Красиво! — мастер расхохотался. — Да ты вина налей — вот, держи флягу — и выпей!
Делхар так и сделал, хмурясь в недоумении. Замер, прислушиваясь удивленно; откуда-то из глубины души поднималась весенняя звонкая радость — он улыбнулся — потом рассмеялся, тряхнул головой — плющ, обвивавший чашу, показался вдруг живым, вон даже росинки поблескивают…
— Хэй, ты что… ты в вино мне подмешал чего-то?
— Эх ты, парень… какое — подмешал! — с неожиданной обидой сказал мастер. — Это чаша для пира. Я ее первую сделал, так и держу здесь — чтобы не забыть, как оно было. Долго над ней бился — не получается, и все тут! Он пришел, посмотрел, как я маюсь, потом со стола смахнул все — я и опомниться не успел — и говорит: жаворонки поют, идем слушать. Я по молодости не понял, но спорить не стал. Решил — он, видно, думает, что передохнуть мне надо. Он меня в поле повел — тепло было, почти как летом, небо ясное, высокое, и точно — жаворонки… Так и шли вместе — через поле в лес, потом к озеру… Он за весь день мне слова не сказал — да мне, кажется, и не надо было слов. А под конец подвел меня к побегу плюща — как раз дождем брызнуло, на листьях капли блестят… я смотрю на веточку эту — и глаза отвести не могу, а он говорит — ты понял. Смотри. Потом делай. Но прежде — смотри… Такая она и вышла, чаша эта, — как тот день. А ты — подмешал… эх…
Делхару стало неловко:
— Ну… ладно тебе, слышь… ты прости, я не хотел…
— Не хотел… ладно уж, чего там.
— А эта — тоже для пира будет?
— Нет. Эта — для раздумья. Тяжело. Для него хочу сделать, Для Тано. Для его рук. Чтобы лунный ветер из нее пить можно было…
Если разговоры в библиотеке и мастерских заставили Делхара растеряться и несколько призадуматься, то Зал Клинков потряс его сразу и окончательно. «Ах ты… — бормотал он, покусывая ноготь. — Прав был дядюшка, пень старый… моих бы парней сюда определить… да и сам бы… эх!»
— Э-э… слышь… мастер, — с некоторой робостью обратился он к одному из старших воинов.
— Ай-тарно Халлор, — шепотом подсказал Хоннар.
— Почтенный Халлор… нельзя ли мне..
— Хочешь учиться? — без обиняков спросил Халлор
— Да, — выдавил Делхар.
Халлор бегло, цепко оглядел его:
— Лет тебе сколько?
— Двадцать четыре зимы минуло…
— Поздновато… ну, посмотрим. Бери меч, показывай, что умеешь.
К концу недолгого испытания Делхар был багров, как перезрелая клюква. Поединок с Властелином был мгновенен, здесь — затянулся, казалось Делхару, на годы. И ведь щадил же его этот Халлор, не в полную силу бился — он же видел!.. — замедлял движения, не наносил ударов… Ведь лет на тридцать старше — и дыхание не сбилось, рука не дрогнула! С самого же Делхара пот лил в три ручья. «Загонял меня совсем, — потерянно думал Делхар. — Все, конец. Чего уж тут не понять! — здешние-то с малолетства учатся… сына дядькина возьмут в науку воинскую, а я… эх!» Покосился на Хоннара краем глаза вот уж кто небось веселится — отплатили за слова пьяные, глупые, сполна отплатили… У юноши на лице, однако, читалось только внимание и сочувствие.
— Ну, что ж, — задумчиво протянул Мастер Меча. — Тебе по правде сказать?
Делхар только зубами скрипнул: кивнул и опустил голову.
— Танцующим-с-клинками ты не станешь: гибкость не та. А силой не обделен, вынослив… дыхание поставить надо толком… Чему могу — научу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Хоннар растерянно улыбнулся и пожал плечами:
— Он просто — есть.
— Ну и что с того? Я вот тоже есть; нет, что ли?
— Ты — другое. Он умеет все, о чем ты говорил, но мы учимся у него другому. Понимаешь, я сейчас буду искать слова, но это все будет не то…
— А ты попробуй. Растолкуй мне — уж коли вы все тут мудрые такие!..
— Хорошо. Он учит быть собой. Мыслить. Творить. Не что-то делать — творить. Понимать. Слушать и слышать.
Досадливо поморщился, тряхнул головой:
— Пойми, Делхар, это объяснить нельзя. И никто здесь не скажет тебе большего, чем я. Он просто — есть. И он — наш Учитель. Для всех, кто есть в Твердыне. И каждый из нас — его ученик. Вот и все. Все мы — таэро-ири…
Он взял с полки книгу, перевернул несколько страниц.
— Вот, нашел! Слушай:
"Нет высших и низших в Твердыне, нет господ и слуг, ибо все — братья, и все — Воины.
Воины Слова суть менестрели и сказители, и летописцы, и философы; те, кому дано исцелять раныфаэ и эрдэ, душу и плоть, силою слова.
Воины Знания — те, что следят движение светил, и те, что слушают мир; те, кому ведом язык живого, и те, что видят прошлое и будущее и читают в душах людских;
Воины Свершения суть мастера, творящие новое, те, кому покорны металл, и камень, и дерево; и те, что внемлют слову земли, кому дарит она плоды свои, те, что растят рожь и лен;
Мастера флейты и лютни, чаши и гобелена — все, кому дано украсить жизнь человеческую.
Воины Меча суть защитники земель своих, искусные в битве, владеющие оружием, рыцари…"
Делхар поскреб в затылке:
— Чудно… Чудной вы тут народ, непонятный. Слышь, а меня он учить станет?
— Чему?
— Ясное дело, драться!
— А зачем?
Делхар опешил даже:
— Ну, как же… Оно дело понятное: никто меня победить не сможет, вождем буду, великим воином…
Юноша сдвинул брови:
— Здесь так не принято, Делхар. Сюда приходят не ради себя… Дар человека должен служить не ему самому…
— Ты сам-то кто будешь? — прищурился Делхар.
— Я? Воин Слова, таир'энн'айно… летописец.
— Да нет! Роду ты какого?
— Хоннар эр'Лхор, старший сын вождя клана Волка… а что?
На лице Делхара возникло выражение настолько странное, что юноша рассмеялся:
— Ладно, пойдем лучше в мастерские. Сам посмотришь, что тут у нас и как. Может, тарно-ири лучше тебе объяснят, чем я… Тэнаар иро-Бъорг с тобой поговорит.
— Тоже сын вождя?
— Нет… это обычай, я расскажу тебе потом. Идем.
… — И что, ты — тоже воин?
— Я — воин Свершения. Мастер Чаши, — сказано было с гордостью, Делхару не слишком понятной.
— Это, то есть, как?
— Это, то есть, — усмехнулся мастер, — чаши я делаю.
— Только чаши? И ничего больше?
— Нет, почему… и меч могу сделать, и доспех, и плуг сработать, и ожерелье… А чаши все-таки больше люблю. Думаешь, чаша не так важна?
Делхар пожал плечами:
— По мне, было бы вино доброе да люди хорошие — любая сойдет.
— Оно верно, да все-таки… Вот, смотри.
Мастер, усмехаясь в усы, снял с полки небольшую чашу, скорее даже кубок — совсем простой, только вставки из золотисто-зеленого камня да темно-золотой побег плюща взбирается по тонкой ножке, обвивает чашу по краю.
— Ну… красиво, конечно, не спорю…
— Красиво! — мастер расхохотался. — Да ты вина налей — вот, держи флягу — и выпей!
Делхар так и сделал, хмурясь в недоумении. Замер, прислушиваясь удивленно; откуда-то из глубины души поднималась весенняя звонкая радость — он улыбнулся — потом рассмеялся, тряхнул головой — плющ, обвивавший чашу, показался вдруг живым, вон даже росинки поблескивают…
— Хэй, ты что… ты в вино мне подмешал чего-то?
— Эх ты, парень… какое — подмешал! — с неожиданной обидой сказал мастер. — Это чаша для пира. Я ее первую сделал, так и держу здесь — чтобы не забыть, как оно было. Долго над ней бился — не получается, и все тут! Он пришел, посмотрел, как я маюсь, потом со стола смахнул все — я и опомниться не успел — и говорит: жаворонки поют, идем слушать. Я по молодости не понял, но спорить не стал. Решил — он, видно, думает, что передохнуть мне надо. Он меня в поле повел — тепло было, почти как летом, небо ясное, высокое, и точно — жаворонки… Так и шли вместе — через поле в лес, потом к озеру… Он за весь день мне слова не сказал — да мне, кажется, и не надо было слов. А под конец подвел меня к побегу плюща — как раз дождем брызнуло, на листьях капли блестят… я смотрю на веточку эту — и глаза отвести не могу, а он говорит — ты понял. Смотри. Потом делай. Но прежде — смотри… Такая она и вышла, чаша эта, — как тот день. А ты — подмешал… эх…
Делхару стало неловко:
— Ну… ладно тебе, слышь… ты прости, я не хотел…
— Не хотел… ладно уж, чего там.
— А эта — тоже для пира будет?
— Нет. Эта — для раздумья. Тяжело. Для него хочу сделать, Для Тано. Для его рук. Чтобы лунный ветер из нее пить можно было…
Если разговоры в библиотеке и мастерских заставили Делхара растеряться и несколько призадуматься, то Зал Клинков потряс его сразу и окончательно. «Ах ты… — бормотал он, покусывая ноготь. — Прав был дядюшка, пень старый… моих бы парней сюда определить… да и сам бы… эх!»
— Э-э… слышь… мастер, — с некоторой робостью обратился он к одному из старших воинов.
— Ай-тарно Халлор, — шепотом подсказал Хоннар.
— Почтенный Халлор… нельзя ли мне..
— Хочешь учиться? — без обиняков спросил Халлор
— Да, — выдавил Делхар.
Халлор бегло, цепко оглядел его:
— Лет тебе сколько?
— Двадцать четыре зимы минуло…
— Поздновато… ну, посмотрим. Бери меч, показывай, что умеешь.
К концу недолгого испытания Делхар был багров, как перезрелая клюква. Поединок с Властелином был мгновенен, здесь — затянулся, казалось Делхару, на годы. И ведь щадил же его этот Халлор, не в полную силу бился — он же видел!.. — замедлял движения, не наносил ударов… Ведь лет на тридцать старше — и дыхание не сбилось, рука не дрогнула! С самого же Делхара пот лил в три ручья. «Загонял меня совсем, — потерянно думал Делхар. — Все, конец. Чего уж тут не понять! — здешние-то с малолетства учатся… сына дядькина возьмут в науку воинскую, а я… эх!» Покосился на Хоннара краем глаза вот уж кто небось веселится — отплатили за слова пьяные, глупые, сполна отплатили… У юноши на лице, однако, читалось только внимание и сочувствие.
— Ну, что ж, — задумчиво протянул Мастер Меча. — Тебе по правде сказать?
Делхар только зубами скрипнул: кивнул и опустил голову.
— Танцующим-с-клинками ты не станешь: гибкость не та. А силой не обделен, вынослив… дыхание поставить надо толком… Чему могу — научу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162