— Благодарю… Ахтэнэ.
«И перед всеми скажу…» Вот ты и сказала.
Он подал Ахтэнэ маленький ларец из лакированной меди:
— Я дарю тебе этот убор. Тот, кто носит его, будет любим всеми и всегда. И… не забывай меня.
— Я никогда не забуду, — тихо ответила Ахтэнэ.
Вала стремительно обернулся к Хурину, сильно сжал плечи человека, заглянул в глаза, встряхнул:
— Береги ее. Береги ее, слышишь?
Было что-то в его глазах, в тихом напряженном голосе, отчего человеку захотелось вдруг преклонить колено — не мог он сейчас смотреть в эти глаза, только ответил глухо:
— Я клянусь, — и склонил голову.
Гортхауэр вошел молча и остановился на пороге. Учитель не смотрел на него. Пламя свечи под его пальцами вытягивалось — скручивалось в тугую спираль — опадало и снова тянулось вверх.
— Ты понял.
Гортхауэр как-то судорожно кивнул.
— Я не могу оставить ее здесь. Понимаешь…
— Не надо… не говори ничего.
— Она не должна — еще раз… Я не могу. Скажешь — жестоко?
— Я не судья… нет, я не то… но что же теперь делать…
— Именно. Что — же — теперь — делать, — размеренно и ровно.
Поднялся резко — плащ взметнулся изломом крыл:
— Я иду. Не спрашивай ничего. Так надо.
— Тано… я ждала тебя. Прости, я не могла уйти так.
Она зябко куталась в тот же черный, шитый серебром плащ, улыбалась грустно и неловко.
— Я должна была… должна была попрощаться с тобой. Тано. Тано… Прости меня… за это, — подняла руку, почти коснувшись венка, — и торопливо отдернула. Он покачал головой: промолчал.
— Они долго не увянут.
— Знаю. Ты — кэннэ йоолэй.
— Тано, — повторила беззвучно. И еще раз: — Тано…
Не плакала — просто стояла и смотрела неправдоподобно-огромными беззащитными глазами; шепотом:
Энгъе а ниэнэ-алва о антъели кори'м:
Листья осоки и ивы в моих ладонях -
скорбь и разлука, -
Танно ан горт-анта суули ойо и-тхэннэ -
И не укрыться сосне на ладони вершины…
Замолчала. Потом — тихо:
— Прощай?..
Прикосновение тонких пальцев к ладони — легкое, как дыхание. Он крепко сжал ее руки:
— Таирнэ…
— Тано…
Больше — не было слов, и так можно было стоять бесконечно, глядя в глаза — не было смысла в словах, потому что — все равно не успеть сказать всего, так хотя бы — запомнить, запомнить…
РАЗГОВОР-XV
… Со времени прошлого разговора почти ничего не изменилось. Стол; на столе — свеча и книга; у стола все те же двое — Собеседник и Гость. Может быть, Гость снова пришел сюда (куда, кстати? — но темно, темно…), а может быть, это продолжение все того же разговора…
— Странно… Вы не находите, что во всех рассказах о Твердыне Севера чувствуется какая-то печаль… обреченность? Неужели все эти воины в течение сотен лет были уверены, что в конечном итоге их ждет поражение?
— Нет. Разумеется, нет. Дело в том, кто рассказывает об этом; наверное, тот, кто писал Книгу, знал, чем все закончится. Это не столь обреченность, сколь ощущение неизбежной потери…
Собеседник поднимается, начинает медленно расхаживать взад и вперед по комнате: колеблется, тянется за ним пламя свечи.
— Конечно, никто не знал. Ни воины, ни Учитель…
По всему ясно, что Собеседнику тяжела эта тема разговора; похоже, он все-таки более пристрастен в отношении Книги, чем это могло показаться на первый взгляд.
— Почему здесь так много рассказов о тех, кто приходит в Твердыню ?Понимают — или отвергают то, что видят там, уходят или остаются…
— Хотя бы потому, что каждый такой пришедший для Твердыни — событие. Помимо этого, жизнь там идет своим чередом; вряд ли многим была бы интересна, скажем, глава, где описывалась бы обработка и прядение льна, ткачество, различные способы окраски тканей…
— Но войны — тоже события, а в этой Книге почти не рассказывается о войнах, о битвах — почему? Пять великих Белериандских войн — где все это? Даже ни одного поединка не описано толком!
— Да Книга-то, в общем, не об этом… Рыцарских романов и баллад о «сражениях Света и Тьмы» хватает и без того. Впрочем, и в «Сильмариллион» не излагаются подробно боевые действия. В одном из рассказов Книги есть такая фраза: "Я не вижу битв и не смогла бы рассказать ни об одной из них. Когда пытаюсь посмотреть туда, у меня только кровь перед глазами. О войнах пусть рассказывают другие. Я — не могу".
— Кто это говорит ?
— Видящая — из тех, что могут читать прошлое мира, как книгу. Может, конечно, это потому, что она — женщина и жизнь ей ближе, чем смерть.
— А Книгу саму тоже писала женщина ?
— Это имеет значение ?..
Гость некоторое время ждет, но Собеседник не прибавляет больше ничего; только когда Гость переворачивает следующую страницу, говорит тихо:
— Конечно. Войны — это тоже события. Рассказ об одной войне здесь все-таки есть. Забавно. Вы задали вопрос, стоя на пороге этого рассказа…
ВОЙНА ГНЕВА: Твердыня
587 год I Эпохи, март — сентябрь
Черный зал, черные с серебром — одежды, отраженное в зеркалах пламя звездных светильников. Круг тех, чьим плечам бремя — судьбы многих. Один — на возвышении, руки в перчатках неподвижно лежат на подлокотниках трона.
— Вы принимали клятву. Вы клялись исполнить любой мой приказ. И теперь я приказываю вам: уходите.
Они молчат — молчат все; тишина неправдоподобная, оглушительная, в ней не слышно даже дыхания. Первым встает золотоглазый светловолосый воин — на тунике серебряно-серым и лиловым вышито крыло ночной птицы:
— Мы принимали клятву, верно. Ни у кого из нас никогда не было и мысли нарушить твой приказ. Но сейчас ты приказываешь нам стать предателями. Прости — это нам не по силам. Мы остаемся. Я, Хонахт, вождь клана Совы, сказал.
Вторым поднимается человек средних лет со странными приподнятыми к вискам зелеными глазами, с проседью в иссиня-черных прямых волосах:
— Слово т'айро Хонахта — истина. И я, Хоннар эр'Лхор, говорю: нас называли Волками Севера — не дело волкам трястись за свою шкуру и предательством спасать жизнь. Мы остаемся.
Вала смотрит прямо перед собой, стиснув больные руки. Один за другим они встают, и эхо высокого зала подхватывает, уносит под своды:
— Я, Рохгар эр'Коррх, сын вождя клана Ворона, говорю…
— Я, Льот ан'Эйр, вождь клана Молнии, говорю…
— Я, Дарг из рода Гоннмара, предводитель Стражей Пограничья, говорю…
— Я, Тъерно из рода Льерт, предводитель сотни, говорю…
— Я, Ульв, предводитель сотни, говорю…
— Я, Тхаль из рода Хъорга, мастер меча, говорю…
Когда в зале снова воцаряется тишина, он поднимается, не глядя ни на кого, и медленно произносит:
— Я не властен ныне приказывать вам и не могу более просить, потому принимаю ваше решение и подчиняюсь ему. Я, Мелькор, сказал.
И склоняет седую голову.
…Он остается один в полумраке зала — выпрямившись, стоит, запрокинув лицо, закрыв глаза, а неслышное эхо повторяет — повторяет — повторяет -
— Я, Къоро тарн-Линнх, сын вождя клана Рыси, воин Свершения, говорю…
— Я, Дарн Кийт-ир, сын вождя клана Ястреба, говорю…
— Я, Лхорро из клана Волка, воин Слова, говорю…
— Я, Торр иро-Бъорг, вождь клана Медведя, говорю…
— Я, Айтии, сын Твердыни, целитель, говорю…
«Так он сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162