Положение Чеширского Кота на дереве или в небе, все его
черты, включая и пугающие, отождествляют его с супер-эго как "хорошим" объектом
высоты (идолом). "Вид у него (кота) был добродушный, но когти длинные, а зубов
так много, что Алиса сразу поняла, что с ним шутки плохи". Тема высоты как
сущности, которая ускользает и удаляется, но которая также борется и захватывает
внутренние объекты, - это постоянная тема произведений Кэррола: ее можно найти
во всех стихах и рассказах, где речь идет о рыбной ловле (например,
стихотворение Два брата, где младший брат служит наживкой). Так, в Сильвии и
Бруно существенен хороший отец, удалившийся в царство фей и скрытый за голосом
собаки; этот шедевр, вводящий в игру тему двух поверхностей - общей поверхности
и магической, или волшебной, поверхности, - потребовал бы обширного комментария.
И наконец, для всего творчества Кэррола, особенно важна трагическая поэма Три
голоса. Первый голос - это голос суровой и неистовой женщины, которая устраивает
наполненную ужасом сцену питания; второй голос тоже ужасен, но обладает всеми
характеристиками хорошего голоса свыше, который заставляет героя заикаться и
запинаться; третий голос - это Эдипов голос вины, воспевающий ужас результата,
несмотря на чистоту намерений ("Когда в Канун безжалостного солнца/ он улыбался
хмуро мрачной шутке/ "Аллах", - прозрел он, - что же я наделал?")
308 ПРИКЛЮЧЕНИЯ Алисы
части (главы 8-12) снова происходит смена стихии. Оказавшись ненадолго снова в
первоначальном месте, Алиса входит в сад, населенный игральными картами без
толщины и плоскими фигурами. Все происходит так, как если бы Алиса, вполне
отождествившая себя с котом, которого она называет своим другом, увидела старую
глубину, распростершуюся перед ней, а животные, в ней обитающие, стали слугами
или безобидными инструментами. Именно на этой поверхности она распределяет свои
образы отца - образ отца во время суда: "Он говорил: ты был у ней, а я ушел
давно". Но у Алисы есть предчувствие опасности этой новой стихии: благие
намерения грозят привести к отвратительным результатам, а фаллос, представленный
Королевой, грозит обернуться кастрацией ("Отрубить ей голову" - крикнула
Королева во весь голос"). Поверхность взрывается, "...тут все карты поднялись в
воздух и полетели Алисе в лицо".
Можно сказать, что Зазеркалье излагает ту же самую историю, то же самое
предприятие, только некоторые
309 ЛОГИКА СМЫСЛА
вещи здесь смещены и сдвинуты, причем первый момент приглушен, а третий получил
высшее развитие. Благим голосом для Алисы вместо Чеширского Кота теперь является
она сама, а настоящие котята - распекающим голосом, любящим и удаленным. Алиса -
со своей высоты - воспринимает зеркало как чистую поверхность, неразрывность
внешнего и внутреннего, верха и низа, изнанки и лица, - где Бармаглот
простирается в обоих направлениях сразу. После того, как она снова недолго
побывала в роли хорошего объекта и ускользающего голоса для шахматных фигур (при
всех ужасающих атрибутах этого объекта и этого голоса), Алиса сама вступает в
игру: она принадлежит поверхности шахматной доски, которая заменила зеркало, и
решает задачу, как стать королевой. Пространство шахматной доски, которое нужно
пересечь, явно представляет эрогенные зоны, а путь-в-королевы - отсылает к
фаллосу как координирующей инстанции. Вскоре станет ясно, что проблема, которая
этому соответствует, - уже не проблема уникального и ускользающего голоса; ею,
скорее, становится проблема множественных дискурсов: что нужно сыграть, как
долго нужно играть, чтобы уметь говорить? Этот вопрос появляется почти в каждой
главе вместе со словом, отсылающим иногда к единичной серии (как в случае
собственного имени, столь сжатого, что его больше нельзя вспомнить), иногда к
двум сходящимся сериям (как в случае Труляля и Трулюлю, сходящихся и неразрывных
настолько, что они становятся неразличимыми), а иногда к расходящимся и
ветвящимся сериям (как в случае Шалтая-Болтая - мастера семантем и игрока в
слова, заставляющего их размножаться и резонировать до такой степени, что они
становятся непонятными, а их изнаночная и лицевая стороны уже более
неразличимы). Но в этой одновременной организации слов и поверхностей уже
обозначилась и развивается та опасность, о которой было сказано в Алисе. Алиса
снова распределила свои образы родителей на поверхности: Белая Королева -
жалующаяся и израненная мать. Черный Король - удалившийся и спящий, начиная с
четвертой главы и до конца книги, - отец. Но, преодолев все глубины и высоты,
успеха добивается именно Черная
310 ПРИКЛЮЧЕНИЯ Алисы
Королева - фаллос становится фактором кастрации. И снова окончательный разгром,
на этот раз довершМнный добровольно самой Алисой. Что-то должно произойти,
заявляет она. Но что? Будет ли это регрессия к орально-анальной глубине, к
точке, где все началось бы снова, или это будет освобождение иной чудесной и
нейтрализованной поверхности?
Психоаналитический диагноз, который часто ставят Льюису Кэрролу, отмечает
следующее: невозможность сопротивления Эдиповой ситуации; отступление перед
отцом и отказ от матери; проекцию на маленькую девочку, отождествляемую с
фаллосом, но также лишенную пениса; орально-анальную регрессию, которая затем
следует. Однако такой диагноз менее всего интересен. И хорошо известно, что
встречи психоанализа с произведением искусства (или литературно-спекулятивным
трудом) на этом пути не достичь. Не достичь ее, разумеется, и трактовкой авторов
или их произведений как возможных или действительных пациентов, даже если они в
чем-то свидетельствуют в пользу сублимации. Этого не достичь и
"психоанализированием" произведения. Ибо, если речь идет о великих авторах, то
они скорее сами доктора, а не пациенты. Мы имеем ввиду, что они сами
удивительные диагносты и симптоматологи. Искусству всегда принадлежала огромная
роль в группировании симптомов, в организации таблицы, где одни специфические
симптомы отделяются от других, сопоставляются с третьими и формируют новую
фигуру расстройства или болезни. Клиницисты, способные обновить таблицу
симптомов, создают произведение искусства. И наоборот, художники - это
клиницисты, но не в связи со своим собственным случаем, и даже не в связи с
неким случаем вообще. Вернее было бы сказать, что они - клиницисты цивилизации.
В этом смысле, мы не можем согласиться с теми, кто считает, будто Сад не сказал
ничего существенного о садизме, а Мазох - о мазохизме. Более того, нам кажется,
что оценка симптомов может быть достигнута только благодаря роману. И отнюдь не
случайно, что невротик создает "интимную романтическую историю", и что Эдипов
комплекс должен проявляться в извивах этой истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
черты, включая и пугающие, отождествляют его с супер-эго как "хорошим" объектом
высоты (идолом). "Вид у него (кота) был добродушный, но когти длинные, а зубов
так много, что Алиса сразу поняла, что с ним шутки плохи". Тема высоты как
сущности, которая ускользает и удаляется, но которая также борется и захватывает
внутренние объекты, - это постоянная тема произведений Кэррола: ее можно найти
во всех стихах и рассказах, где речь идет о рыбной ловле (например,
стихотворение Два брата, где младший брат служит наживкой). Так, в Сильвии и
Бруно существенен хороший отец, удалившийся в царство фей и скрытый за голосом
собаки; этот шедевр, вводящий в игру тему двух поверхностей - общей поверхности
и магической, или волшебной, поверхности, - потребовал бы обширного комментария.
И наконец, для всего творчества Кэррола, особенно важна трагическая поэма Три
голоса. Первый голос - это голос суровой и неистовой женщины, которая устраивает
наполненную ужасом сцену питания; второй голос тоже ужасен, но обладает всеми
характеристиками хорошего голоса свыше, который заставляет героя заикаться и
запинаться; третий голос - это Эдипов голос вины, воспевающий ужас результата,
несмотря на чистоту намерений ("Когда в Канун безжалостного солнца/ он улыбался
хмуро мрачной шутке/ "Аллах", - прозрел он, - что же я наделал?")
308 ПРИКЛЮЧЕНИЯ Алисы
части (главы 8-12) снова происходит смена стихии. Оказавшись ненадолго снова в
первоначальном месте, Алиса входит в сад, населенный игральными картами без
толщины и плоскими фигурами. Все происходит так, как если бы Алиса, вполне
отождествившая себя с котом, которого она называет своим другом, увидела старую
глубину, распростершуюся перед ней, а животные, в ней обитающие, стали слугами
или безобидными инструментами. Именно на этой поверхности она распределяет свои
образы отца - образ отца во время суда: "Он говорил: ты был у ней, а я ушел
давно". Но у Алисы есть предчувствие опасности этой новой стихии: благие
намерения грозят привести к отвратительным результатам, а фаллос, представленный
Королевой, грозит обернуться кастрацией ("Отрубить ей голову" - крикнула
Королева во весь голос"). Поверхность взрывается, "...тут все карты поднялись в
воздух и полетели Алисе в лицо".
Можно сказать, что Зазеркалье излагает ту же самую историю, то же самое
предприятие, только некоторые
309 ЛОГИКА СМЫСЛА
вещи здесь смещены и сдвинуты, причем первый момент приглушен, а третий получил
высшее развитие. Благим голосом для Алисы вместо Чеширского Кота теперь является
она сама, а настоящие котята - распекающим голосом, любящим и удаленным. Алиса -
со своей высоты - воспринимает зеркало как чистую поверхность, неразрывность
внешнего и внутреннего, верха и низа, изнанки и лица, - где Бармаглот
простирается в обоих направлениях сразу. После того, как она снова недолго
побывала в роли хорошего объекта и ускользающего голоса для шахматных фигур (при
всех ужасающих атрибутах этого объекта и этого голоса), Алиса сама вступает в
игру: она принадлежит поверхности шахматной доски, которая заменила зеркало, и
решает задачу, как стать королевой. Пространство шахматной доски, которое нужно
пересечь, явно представляет эрогенные зоны, а путь-в-королевы - отсылает к
фаллосу как координирующей инстанции. Вскоре станет ясно, что проблема, которая
этому соответствует, - уже не проблема уникального и ускользающего голоса; ею,
скорее, становится проблема множественных дискурсов: что нужно сыграть, как
долго нужно играть, чтобы уметь говорить? Этот вопрос появляется почти в каждой
главе вместе со словом, отсылающим иногда к единичной серии (как в случае
собственного имени, столь сжатого, что его больше нельзя вспомнить), иногда к
двум сходящимся сериям (как в случае Труляля и Трулюлю, сходящихся и неразрывных
настолько, что они становятся неразличимыми), а иногда к расходящимся и
ветвящимся сериям (как в случае Шалтая-Болтая - мастера семантем и игрока в
слова, заставляющего их размножаться и резонировать до такой степени, что они
становятся непонятными, а их изнаночная и лицевая стороны уже более
неразличимы). Но в этой одновременной организации слов и поверхностей уже
обозначилась и развивается та опасность, о которой было сказано в Алисе. Алиса
снова распределила свои образы родителей на поверхности: Белая Королева -
жалующаяся и израненная мать. Черный Король - удалившийся и спящий, начиная с
четвертой главы и до конца книги, - отец. Но, преодолев все глубины и высоты,
успеха добивается именно Черная
310 ПРИКЛЮЧЕНИЯ Алисы
Королева - фаллос становится фактором кастрации. И снова окончательный разгром,
на этот раз довершМнный добровольно самой Алисой. Что-то должно произойти,
заявляет она. Но что? Будет ли это регрессия к орально-анальной глубине, к
точке, где все началось бы снова, или это будет освобождение иной чудесной и
нейтрализованной поверхности?
Психоаналитический диагноз, который часто ставят Льюису Кэрролу, отмечает
следующее: невозможность сопротивления Эдиповой ситуации; отступление перед
отцом и отказ от матери; проекцию на маленькую девочку, отождествляемую с
фаллосом, но также лишенную пениса; орально-анальную регрессию, которая затем
следует. Однако такой диагноз менее всего интересен. И хорошо известно, что
встречи психоанализа с произведением искусства (или литературно-спекулятивным
трудом) на этом пути не достичь. Не достичь ее, разумеется, и трактовкой авторов
или их произведений как возможных или действительных пациентов, даже если они в
чем-то свидетельствуют в пользу сублимации. Этого не достичь и
"психоанализированием" произведения. Ибо, если речь идет о великих авторах, то
они скорее сами доктора, а не пациенты. Мы имеем ввиду, что они сами
удивительные диагносты и симптоматологи. Искусству всегда принадлежала огромная
роль в группировании симптомов, в организации таблицы, где одни специфические
симптомы отделяются от других, сопоставляются с третьими и формируют новую
фигуру расстройства или болезни. Клиницисты, способные обновить таблицу
симптомов, создают произведение искусства. И наоборот, художники - это
клиницисты, но не в связи со своим собственным случаем, и даже не в связи с
неким случаем вообще. Вернее было бы сказать, что они - клиницисты цивилизации.
В этом смысле, мы не можем согласиться с теми, кто считает, будто Сад не сказал
ничего существенного о садизме, а Мазох - о мазохизме. Более того, нам кажется,
что оценка симптомов может быть достигнута только благодаря роману. И отнюдь не
случайно, что невротик создает "интимную романтическую историю", и что Эдипов
комплекс должен проявляться в извивах этой истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224