Синтез Становления может показаться
довольно слабым, но тем не менее он поддерживает единство - не только и не
столько единство некоего бесконечного резервуара, сколько единство фрагментов,
проходящих и повторяющихся моментов, единство потока сознания, когда оно
познает. Следовательно, мы вынуждены не доверять Дионису и его Вакханкам, даже
когда они пьяны. Что касается Возвращения, то должно ли оно быть идеальным
кругом, хорошо смазанным жерновом, который вращается на своей оси, снова и снова
запуская в оборот в назначенное время вещи, формы и людей? Должен ли быть здесь
центр и должны ли события происходить на его периферии? Даже Заратустра не мог
стерпеть такой идеи: ""Все прямое лежит, - презрительно пробормотал карлик. -
Всякая истина крива, само время есть круг". "Дух тяжести, - проговорил я с
гневом, - не претворяйся, что это так легко"". А выздоравливая, он вздыхает:
"Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек вечно возвращается!".
Возможно то, что провозглашает Заратустра, не является кругом; или, может быть,
невыносимый образ круга - это последний знак более высокой формы мысли; а может,
подобно молодому пастуху, мы должны разорвать эту круглую хитрость - как сам
Заратустра, который откусил голову змию и сразу же ее выплюнул.
Хронос - это время становления и новых начинаний. Кусок за куском Хронос
проглатывает то, чему он дал рождение, и что он вновь заставляет рождаться в
свое время. Такое чудовищное и не ведающее законов становление - бесконечное
пожирание каждого момента, поглощение тотальности жизни, разбрасывание своих
членов - связано с точностью восстановления. Становление ведет в этот великий,
внутренний лабиринт - лабиринт, по существу не отличимый от того чудовища,
которое он содержит. Но из глубин этой извилистой и перевернутой архитектуры нас
выводит прочная нить, позволяющая
469 ЛОГИКА СМЫСЛА
проследить наш путь и вновь увидеть все тот же дневной свет. Дионис с Ариадной:
вы стали моим лабиринтом. Но Эон - это само повторение [revenir], прямая линия
времени, трещина более быстрая, чем мысль, и более узкая, чем любое мгновение.
Он заставляет возникать то же самое настоящее - на обеих сторонах такой
неограниченно расщепляющейся стрелы - как всегда уже существующее неопределенное
настоящее и как неопределенное будущее. Важно понять, что он вовсе не несет в
себе последовательности настоящих моментов, которые возникают из непрерывного
потока, и которые - как результат их изобилия - позволяют нам воспринимать
толщину прошлого и очертание будущего, где они, в свою очередь, становятся
прошлым. Скорее, именно прямая линия будущего снова и снова отрезает мельчайшую
полоску настоящего, каковое без конца вновь нарезает ее, начиная с себя. Мы
можем проследить эту цезуру до ее пределов, но мы никогда не найдем неделимого
атома, который, в конечном счете, служит наименьшей единицей настоящего времени
(время всегда более гибко, чем мысль). На обеих сторонах раны мы неизменно
обнаруживаем, что эта цезура уже произошла (что она уже имела место и что уже
случилось так, что она уже имела место), и что она случится снова (и в будущем
она снова произойдет): она - не столько разрез, сколько постоянная фибрилляция.
Что повторяется, так это время; и настоящее - расщеп от той стрелы будущего,
которая продолжает трещину дальше, все время заставляя последнюю отклоняться от
прямого пути по обеим сторонам - бесконечно повторяется. Но оно возвращается как
единичное различие; а аналогичное, подобное и тождественное не возвращаются
никогда. Различие повторяется; а бытие, выражающееся одним и тем же образом по
отношению к различию, никогда не является универсальным потоком становления; не
является оно и хорошо центрированным кругом тождеств. Бытие - это возвращение,
освобожденное от кривизны круга, это Повторение. Следовательно, смерть трех
элементов:
Становления (пожирающего Отца - рожающей матери); круга, посредством которого
дар жизни переходит в цветы каждой весной; повторения - повторяющейся
470 ДОПОЛНЕНИЕ
фибрилляции настоящего, вечной и опасной трещины, полностью данной в одно
мгновение, универсально утверждаемой одним ударом.
Благодаря своему расщеплению и повторению настоящее выступает как бросок кости.
И вовсе не потому, что оно формирует часть игры, в которую оно протаскивает
небольшие случайности и элементы неопределенности. Оно одновременно является и
случаем в игре, и самой игрой как случаем. Одним и тем же броском вбрасываются и
кость, и правила [игры], так что случай не разбивается на части и не дробится, а
утверждается целиком в единственном броске. Настоящее, как возвращение различия,
как повторение, дающее различию голос, сразу утверждает тотальность случая.
Единоголосие бытия у Дунса Скота приводило к неподвижности абстракции; у Спинозы
- к необходимости и вечности субстанции, но тут оно ведет к единственному
выпадению случая в трещине настоящего. Если бытие всегда заявляет о себе одним и
тем же способом, то вовсе не потому, что бытие одно, а потому, что тотальность
случая утверждается в единственном броске кости настоящего.
Можно ли сказать, что единоголосие бытия было трижды по-разному сформулировано в
истории философии: Дунсом Скотом, Спинозой и, наконец, Ницше - первым, кто понял
единоголосие как возвращение, а не как абстракцию или субстанцию? Может быть,
следует сказать, что Ницше дошел до мысли о Вечном Возвращении; точнее, он
указал на него как на невыносимую мысль. Невыносимую потому, что как только
появляются первые ее признаки, она фиксируется в образе круга, несущего в себе
фатальную угрозу возвращения всех вещей - повторение паука. Но эта невыносимая
натура должна быть рассмотрена потому, что она существует только как пустой
знак, как некий проход, который нужно пересечь, бесформенный голос бездны, чье
приближение нерасторжимо несет и счастье, и отвращение. В отношении Возвращения,
Заратустра - это "Fursprecher" [адвокат], тот, кто говорит для.., на месте..,
помечая зону своего отсутствия. Заратустра действует не как образ Ницше, а как
его знак - знак (а вовсе не симптом) разрыва. Ницше оставил этот знак - знак,
ближайший к
471 ЛОГИКА СМЫСЛА
невыносимой мысли вечного возвращения, и наша задача как раз в том, чтобы
рассмотреть его следствия. Почти столетие на эту задачу было нацелено самое
высокое философствование, но у кого хватит самонадеянности сказать, что он сумел
решить ее? Должно ли Возвращение походить на концепцию девятнадцатого века о
конце истории - конце, который угрожающе кружится вокруг нас как
апокалипсическая фантасмагория?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
довольно слабым, но тем не менее он поддерживает единство - не только и не
столько единство некоего бесконечного резервуара, сколько единство фрагментов,
проходящих и повторяющихся моментов, единство потока сознания, когда оно
познает. Следовательно, мы вынуждены не доверять Дионису и его Вакханкам, даже
когда они пьяны. Что касается Возвращения, то должно ли оно быть идеальным
кругом, хорошо смазанным жерновом, который вращается на своей оси, снова и снова
запуская в оборот в назначенное время вещи, формы и людей? Должен ли быть здесь
центр и должны ли события происходить на его периферии? Даже Заратустра не мог
стерпеть такой идеи: ""Все прямое лежит, - презрительно пробормотал карлик. -
Всякая истина крива, само время есть круг". "Дух тяжести, - проговорил я с
гневом, - не претворяйся, что это так легко"". А выздоравливая, он вздыхает:
"Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек вечно возвращается!".
Возможно то, что провозглашает Заратустра, не является кругом; или, может быть,
невыносимый образ круга - это последний знак более высокой формы мысли; а может,
подобно молодому пастуху, мы должны разорвать эту круглую хитрость - как сам
Заратустра, который откусил голову змию и сразу же ее выплюнул.
Хронос - это время становления и новых начинаний. Кусок за куском Хронос
проглатывает то, чему он дал рождение, и что он вновь заставляет рождаться в
свое время. Такое чудовищное и не ведающее законов становление - бесконечное
пожирание каждого момента, поглощение тотальности жизни, разбрасывание своих
членов - связано с точностью восстановления. Становление ведет в этот великий,
внутренний лабиринт - лабиринт, по существу не отличимый от того чудовища,
которое он содержит. Но из глубин этой извилистой и перевернутой архитектуры нас
выводит прочная нить, позволяющая
469 ЛОГИКА СМЫСЛА
проследить наш путь и вновь увидеть все тот же дневной свет. Дионис с Ариадной:
вы стали моим лабиринтом. Но Эон - это само повторение [revenir], прямая линия
времени, трещина более быстрая, чем мысль, и более узкая, чем любое мгновение.
Он заставляет возникать то же самое настоящее - на обеих сторонах такой
неограниченно расщепляющейся стрелы - как всегда уже существующее неопределенное
настоящее и как неопределенное будущее. Важно понять, что он вовсе не несет в
себе последовательности настоящих моментов, которые возникают из непрерывного
потока, и которые - как результат их изобилия - позволяют нам воспринимать
толщину прошлого и очертание будущего, где они, в свою очередь, становятся
прошлым. Скорее, именно прямая линия будущего снова и снова отрезает мельчайшую
полоску настоящего, каковое без конца вновь нарезает ее, начиная с себя. Мы
можем проследить эту цезуру до ее пределов, но мы никогда не найдем неделимого
атома, который, в конечном счете, служит наименьшей единицей настоящего времени
(время всегда более гибко, чем мысль). На обеих сторонах раны мы неизменно
обнаруживаем, что эта цезура уже произошла (что она уже имела место и что уже
случилось так, что она уже имела место), и что она случится снова (и в будущем
она снова произойдет): она - не столько разрез, сколько постоянная фибрилляция.
Что повторяется, так это время; и настоящее - расщеп от той стрелы будущего,
которая продолжает трещину дальше, все время заставляя последнюю отклоняться от
прямого пути по обеим сторонам - бесконечно повторяется. Но оно возвращается как
единичное различие; а аналогичное, подобное и тождественное не возвращаются
никогда. Различие повторяется; а бытие, выражающееся одним и тем же образом по
отношению к различию, никогда не является универсальным потоком становления; не
является оно и хорошо центрированным кругом тождеств. Бытие - это возвращение,
освобожденное от кривизны круга, это Повторение. Следовательно, смерть трех
элементов:
Становления (пожирающего Отца - рожающей матери); круга, посредством которого
дар жизни переходит в цветы каждой весной; повторения - повторяющейся
470 ДОПОЛНЕНИЕ
фибрилляции настоящего, вечной и опасной трещины, полностью данной в одно
мгновение, универсально утверждаемой одним ударом.
Благодаря своему расщеплению и повторению настоящее выступает как бросок кости.
И вовсе не потому, что оно формирует часть игры, в которую оно протаскивает
небольшие случайности и элементы неопределенности. Оно одновременно является и
случаем в игре, и самой игрой как случаем. Одним и тем же броском вбрасываются и
кость, и правила [игры], так что случай не разбивается на части и не дробится, а
утверждается целиком в единственном броске. Настоящее, как возвращение различия,
как повторение, дающее различию голос, сразу утверждает тотальность случая.
Единоголосие бытия у Дунса Скота приводило к неподвижности абстракции; у Спинозы
- к необходимости и вечности субстанции, но тут оно ведет к единственному
выпадению случая в трещине настоящего. Если бытие всегда заявляет о себе одним и
тем же способом, то вовсе не потому, что бытие одно, а потому, что тотальность
случая утверждается в единственном броске кости настоящего.
Можно ли сказать, что единоголосие бытия было трижды по-разному сформулировано в
истории философии: Дунсом Скотом, Спинозой и, наконец, Ницше - первым, кто понял
единоголосие как возвращение, а не как абстракцию или субстанцию? Может быть,
следует сказать, что Ницше дошел до мысли о Вечном Возвращении; точнее, он
указал на него как на невыносимую мысль. Невыносимую потому, что как только
появляются первые ее признаки, она фиксируется в образе круга, несущего в себе
фатальную угрозу возвращения всех вещей - повторение паука. Но эта невыносимая
натура должна быть рассмотрена потому, что она существует только как пустой
знак, как некий проход, который нужно пересечь, бесформенный голос бездны, чье
приближение нерасторжимо несет и счастье, и отвращение. В отношении Возвращения,
Заратустра - это "Fursprecher" [адвокат], тот, кто говорит для.., на месте..,
помечая зону своего отсутствия. Заратустра действует не как образ Ницше, а как
его знак - знак (а вовсе не симптом) разрыва. Ницше оставил этот знак - знак,
ближайший к
471 ЛОГИКА СМЫСЛА
невыносимой мысли вечного возвращения, и наша задача как раз в том, чтобы
рассмотреть его следствия. Почти столетие на эту задачу было нацелено самое
высокое философствование, но у кого хватит самонадеянности сказать, что он сумел
решить ее? Должно ли Возвращение походить на концепцию девятнадцатого века о
конце истории - конце, который угрожающе кружится вокруг нас как
апокалипсическая фантасмагория?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224