Они укрылись в заброшенном доме с каменными фигурами, и госпоже Присциан все эти люди были знакомы, но едва Лайам прикасался к какому-нибудь изваянию, как оно рассыпалось в прах. В руках его оставалась лишь горсточка пыли, да и та утекала сквозь пальцы.
Снились Лайаму и более мирные вещи – он подолгу сидел у моря на солнышке, и временами компанию ему составлял Фануил. Как-то к нему опять подсела и графиня Пинелла, они целовались, но Лайам делал это лениво и никакого удовольствия не получил.
Потом Лайаму снова привиделся Эйрин – он нависал над саркофагом первого Присциана, стоя на четвереньках, и что-то пытался сказать. Лайама уже не пугал замогильный, похожий на кашель шепот, но подходить ближе ему не хотелось, хотя Эйрин длинным скрюченным пальцем пытался его подманить.
Потом появилась Грантайре, она склонилась над Лайамом и подложила руку ему под щеку. Ладонь ее была прохладной и мягкой – гораздо лучше подушки. Лайам прижался к ней, закрыл глаза и заснул.
И спал уже без каких-либо сновидений.
Когда Лайам проснулся и сообразил, что проснулся, он тут же открыл глаза. И обнаружил, что лежит на незнакомой кровати, впрочем более мягкой, чем его диванчик в библиотеке, и это было приятно. Теплые солнечные лучи согревали руки Лайама, брошенные поверх одеяла. Правая нога побаливала, но не так чтобы очень.
Лайам снова закрыл глаза, вставать ему не хотелось. Это мягкое ложе было слишком уютным, зачем же его покидать? Даже скрежет маленьких коготков где-то поблизости не стряхнул с него сонного оцепенения. Но когда на кровать плюхнулось что-то небольшое, но довольно увесистое, Лайам испустил досадливый стон и заставил себя приподнять веки.
Это был Фануил, он смотрел прямо на Лайама. Дракончик мелко дрожал и пошатывался.
«Ты проснулся?»
– Да, ненадолго, – пробормотал Лайам и протянул руку, чтобы погладить уродца. Фануил упал, где стоял, и привалился к боку хозяина.
Лайам обвел взглядом комнату. Нет, в ней ему определенно не доводилось бывать. Здесь имелось окно, но сквозь него виднелось лишь голубое небо. Кажется, его притащили в дом госпожи Присциан. Лайам порадовался этому обстоятельству, затратив последние силы, и снова прикрыл глаза. Под его ладонью мягко вздымались кожистые чешуйки. Частое, ритмичное дыхание дракончика убаюкало Лайама, и он снова заснул.
Когда он очнулся опять, голова его была почти ясной. Комнату заливал лунный свет. Лайам пошевелился, пытаясь встать, но внезапно ощутил боль в правой ноге и снова упал на подушки.
Фануил встрепенулся и поднял голову. Лунный свет посеребрил его черную чешую, но узкая мордочка так и осталась темной.
« Ты проснулся?»
– Кажется, да, – прошептал Лайам. – Мы в доме госпожи Присциан?
«Да».
– Долго я здесь лежу?
«Пятый день».
Лайам сладко зевнул и заложил руки за голову.
«Магесса Грантайре уехала» . Лайам вздрогнул и привстал на локтях.
– Как уехала? Когда? Отвечай же!
«Сегодня утром. Когда удостоверилась, что с тобой все в порядке».
– А куда?
«Она не сказала. У госпожи Присциан есть письмо для тебя. Магесса Грантайре ухаживала за тобой все это время. Эдил приходил тоже и ей помогал».
От неудобной позы у Лайама затекла шея. Он откинул голову на подушки и уставился в потолок.
– Что со мной?
«У тебя сломана нога».
– Это я знаю.
Лайам чувствовал, как лубки, удерживающие сломанную кость в правильном положении, врезаются в кожу. Ниже лубков ноги он не ощущал. Наверное, она занемела.
– А почему я так долго не приходил в себя? Дракончик ответил несколько неуверенно: «Эйрин… он разлетелся в мелкую пыль… а ты… ты был прямо под ним. Магесса Грантайре сказала, что на тебя повлияла магия. Ну, словно… словно бы обожгла…»
– И что же? Теперь я урод? Кошмарное существо, не похожее на человека? Чудовище, от которого все будут шарахаться в разные стороны?
«Нет, ты не урод!» Фануил, как и всегда, не оценил шутки. Лайам усмехнулся, закрывая глаза. Голова дракончика тоже сама собой опустилась.
Они снова заснули.
В третий раз он пробудился, когда в комнату вошел Геллус – с кувшином для умывания и полотенцем.
– Господин Ренфорд, вы снова с нами!
– Да, и я страшно этому рад, – сказал Лайам и улыбнулся. Он сумел самостоятельно сесть, не потревожив больную ногу.
Слуга приподнял кувшин.
– Я пришел вас помыть. На этот счет магесса Грантайре оставила четкие указания.
– Думаю, я сумею умыться и сам. – Лайам оглядел себя, отметив, что для человека, провалявшегося в постели пять суток, он выглядит поразительно чистым. Льняное белье, приятно холодившее кожу, было свежим, а постель никаких лазаретных запахов не источала. Лайам покраснел, прикинув, какого рода заботы легли на плечи тех, кто взялся за ним ухаживать, но, глянув на старину Геллуса, успокоился.
– Ах, господин Ренфорд, до чего ж вы упрямы… Магесса Грантайре наперед знала, что вы станете возражать, и строго-настрого запретила давать вам волю, – сказал слуга. – Вам нельзя подниматься с постели еще неделю – чтобы сломанная кость хорошенько срослась.
– Чтобы умыться, мне не надо вставать, – невозмутимо парировал Лайам. По его мнению, нога вела себя более чем прилично. Он видел достаточно переломов и знал, что обычным порядком никакая кость не срастется не только за пять, но и за дюжину дней. Пробовать ходить сегодня, конечно, не стоит, даже и с костылем, но кое-какие телодвижения позволить себе можно. А дальше – по состоянию. Все-таки магия – великая вещь! Лайам не сомневался, что Грантайре наложила на его перелом не только лубки, но и какое-нибудь заклятие.
Геллус уперся, и несколько минут они пререкались, пока не договорились, что Лайам свершит омовение сам, но при этом не будет приподниматься.
– А спину и то, что ниже – помоем потом, – сказал слуга, располагая кувшин и полотенце на столике возле кровати. – Я займусь этим лично. Стесняться вам нечего, тут ничего стыдного нет, а сделаю я все хорошо. Магесса Грантайре сама меня этому научила. А сейчас я принесу вам немного перекусить. – И старик вышел не понимая, что только что отыграл у строптивого больного очко. Лайам опять покраснел, смекнув, на ком обучала Геллуса уходу за тяжелоранеными Грантайре.
Впрочем, мысль о еде быстро вытеснила из мозга Лайама все сторонние размышления. Он вдруг осознал, что страшно проголодался, и принялся торопливо снимать рубаху. Омовение – совсем не легкое дело, особенно если стараешься не тревожить больную ногу, и потому, покончив с мытьем, Лайам почувствовал, что сильно устал. Так что поднос, на котором стояли супница, глубокая тарелка и хлеб, появился как раз вовремя.
Лайам накинулся на еду и съел очень много. Ел он тоже самостоятельно, хотя его не раз порывались покормить «с ложечки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Снились Лайаму и более мирные вещи – он подолгу сидел у моря на солнышке, и временами компанию ему составлял Фануил. Как-то к нему опять подсела и графиня Пинелла, они целовались, но Лайам делал это лениво и никакого удовольствия не получил.
Потом Лайаму снова привиделся Эйрин – он нависал над саркофагом первого Присциана, стоя на четвереньках, и что-то пытался сказать. Лайама уже не пугал замогильный, похожий на кашель шепот, но подходить ближе ему не хотелось, хотя Эйрин длинным скрюченным пальцем пытался его подманить.
Потом появилась Грантайре, она склонилась над Лайамом и подложила руку ему под щеку. Ладонь ее была прохладной и мягкой – гораздо лучше подушки. Лайам прижался к ней, закрыл глаза и заснул.
И спал уже без каких-либо сновидений.
Когда Лайам проснулся и сообразил, что проснулся, он тут же открыл глаза. И обнаружил, что лежит на незнакомой кровати, впрочем более мягкой, чем его диванчик в библиотеке, и это было приятно. Теплые солнечные лучи согревали руки Лайама, брошенные поверх одеяла. Правая нога побаливала, но не так чтобы очень.
Лайам снова закрыл глаза, вставать ему не хотелось. Это мягкое ложе было слишком уютным, зачем же его покидать? Даже скрежет маленьких коготков где-то поблизости не стряхнул с него сонного оцепенения. Но когда на кровать плюхнулось что-то небольшое, но довольно увесистое, Лайам испустил досадливый стон и заставил себя приподнять веки.
Это был Фануил, он смотрел прямо на Лайама. Дракончик мелко дрожал и пошатывался.
«Ты проснулся?»
– Да, ненадолго, – пробормотал Лайам и протянул руку, чтобы погладить уродца. Фануил упал, где стоял, и привалился к боку хозяина.
Лайам обвел взглядом комнату. Нет, в ней ему определенно не доводилось бывать. Здесь имелось окно, но сквозь него виднелось лишь голубое небо. Кажется, его притащили в дом госпожи Присциан. Лайам порадовался этому обстоятельству, затратив последние силы, и снова прикрыл глаза. Под его ладонью мягко вздымались кожистые чешуйки. Частое, ритмичное дыхание дракончика убаюкало Лайама, и он снова заснул.
Когда он очнулся опять, голова его была почти ясной. Комнату заливал лунный свет. Лайам пошевелился, пытаясь встать, но внезапно ощутил боль в правой ноге и снова упал на подушки.
Фануил встрепенулся и поднял голову. Лунный свет посеребрил его черную чешую, но узкая мордочка так и осталась темной.
« Ты проснулся?»
– Кажется, да, – прошептал Лайам. – Мы в доме госпожи Присциан?
«Да».
– Долго я здесь лежу?
«Пятый день».
Лайам сладко зевнул и заложил руки за голову.
«Магесса Грантайре уехала» . Лайам вздрогнул и привстал на локтях.
– Как уехала? Когда? Отвечай же!
«Сегодня утром. Когда удостоверилась, что с тобой все в порядке».
– А куда?
«Она не сказала. У госпожи Присциан есть письмо для тебя. Магесса Грантайре ухаживала за тобой все это время. Эдил приходил тоже и ей помогал».
От неудобной позы у Лайама затекла шея. Он откинул голову на подушки и уставился в потолок.
– Что со мной?
«У тебя сломана нога».
– Это я знаю.
Лайам чувствовал, как лубки, удерживающие сломанную кость в правильном положении, врезаются в кожу. Ниже лубков ноги он не ощущал. Наверное, она занемела.
– А почему я так долго не приходил в себя? Дракончик ответил несколько неуверенно: «Эйрин… он разлетелся в мелкую пыль… а ты… ты был прямо под ним. Магесса Грантайре сказала, что на тебя повлияла магия. Ну, словно… словно бы обожгла…»
– И что же? Теперь я урод? Кошмарное существо, не похожее на человека? Чудовище, от которого все будут шарахаться в разные стороны?
«Нет, ты не урод!» Фануил, как и всегда, не оценил шутки. Лайам усмехнулся, закрывая глаза. Голова дракончика тоже сама собой опустилась.
Они снова заснули.
В третий раз он пробудился, когда в комнату вошел Геллус – с кувшином для умывания и полотенцем.
– Господин Ренфорд, вы снова с нами!
– Да, и я страшно этому рад, – сказал Лайам и улыбнулся. Он сумел самостоятельно сесть, не потревожив больную ногу.
Слуга приподнял кувшин.
– Я пришел вас помыть. На этот счет магесса Грантайре оставила четкие указания.
– Думаю, я сумею умыться и сам. – Лайам оглядел себя, отметив, что для человека, провалявшегося в постели пять суток, он выглядит поразительно чистым. Льняное белье, приятно холодившее кожу, было свежим, а постель никаких лазаретных запахов не источала. Лайам покраснел, прикинув, какого рода заботы легли на плечи тех, кто взялся за ним ухаживать, но, глянув на старину Геллуса, успокоился.
– Ах, господин Ренфорд, до чего ж вы упрямы… Магесса Грантайре наперед знала, что вы станете возражать, и строго-настрого запретила давать вам волю, – сказал слуга. – Вам нельзя подниматься с постели еще неделю – чтобы сломанная кость хорошенько срослась.
– Чтобы умыться, мне не надо вставать, – невозмутимо парировал Лайам. По его мнению, нога вела себя более чем прилично. Он видел достаточно переломов и знал, что обычным порядком никакая кость не срастется не только за пять, но и за дюжину дней. Пробовать ходить сегодня, конечно, не стоит, даже и с костылем, но кое-какие телодвижения позволить себе можно. А дальше – по состоянию. Все-таки магия – великая вещь! Лайам не сомневался, что Грантайре наложила на его перелом не только лубки, но и какое-нибудь заклятие.
Геллус уперся, и несколько минут они пререкались, пока не договорились, что Лайам свершит омовение сам, но при этом не будет приподниматься.
– А спину и то, что ниже – помоем потом, – сказал слуга, располагая кувшин и полотенце на столике возле кровати. – Я займусь этим лично. Стесняться вам нечего, тут ничего стыдного нет, а сделаю я все хорошо. Магесса Грантайре сама меня этому научила. А сейчас я принесу вам немного перекусить. – И старик вышел не понимая, что только что отыграл у строптивого больного очко. Лайам опять покраснел, смекнув, на ком обучала Геллуса уходу за тяжелоранеными Грантайре.
Впрочем, мысль о еде быстро вытеснила из мозга Лайама все сторонние размышления. Он вдруг осознал, что страшно проголодался, и принялся торопливо снимать рубаху. Омовение – совсем не легкое дело, особенно если стараешься не тревожить больную ногу, и потому, покончив с мытьем, Лайам почувствовал, что сильно устал. Так что поднос, на котором стояли супница, глубокая тарелка и хлеб, появился как раз вовремя.
Лайам накинулся на еду и съел очень много. Ел он тоже самостоятельно, хотя его не раз порывались покормить «с ложечки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89