— Не продую, — твердо пообещал Робби. — Я дал аббату Планшару слово бросить азартные игры, и он взял с меня в этом клятву. В монастырской церкви.
— И зажег свечку, я надеюсь? — спросил Томас.
— Целых три, — ответил Робби и сотворил крестное знамение. — Я должен забыть обо всех грешных утехах, пока не помолюсь святому Доминику. Так сказал Планшар. — Он помолчал, а потом печально улыбнулся. — Прости, Томас.
— Простить? За что?
Робби пожал плечами.
— Я был тебе не самым лучшим товарищем.
Он снова смутился и больше ничего не сказал, но в тот вечер, когда все собрались в зале, чтобы попрощаться с Робби, шотландец очень старался держаться с Женевьевой как можно вежливее. Он отдал ей со своего блюда самый сочный кусок баранины, уговорив девушку принять угощение. Сэр Гийом от удивления выпучил единственный глаз. Женевьева рассыпалась в учтивых благодарностях.
А наутро, борясь с порывами холодного северного ветра, они выехали провожать Робби.
* * *
Граф Бера побывал в Астараке лишь однажды, да и то много лет тому назад, и, увидев эту деревушку снова, он едва узнал ее. Она всегда была маленькой, грязной, вонючей и бедной, но теперь оказалась еще и разоренной. Почти все соломенные крыши сгорели, от домов остались закопченные каменные стены. Домашний скот и птицу селян захватчики забили, оставив в память об этом лужи крови, кости, перья и потроха. В момент прибытия графа три цистерцианских монаха раздавали погорельцам еду, доставленную из обители на ручной тележке, но при виде сеньора многие оборванные крестьяне окружили его, пали на колени и протянули руки, прося подаяния.
— Кто это сделал? — властно спросил граф.
— Англичане, монсеньор, — ответил один из монахов. — Они побывали здесь вчера.
— Богом клянусь, они сторицей поплатятся за это своими жизнями, — пообещал граф.
— И я своей рукой убью их, — яростно подхватил Жослен.
— Господь свидетель, я бы и сам был рад развязать тебе руки, — промолвил граф, — да только что мы можем сделать, когда у них замок?
— Пушки! — воскликнул Жослен.
— Я уже послал за пушкой в Тулузу, — сердито буркнул граф.
Он кинул вилланам горстку мелких монет и поскакал мимо них. Потом немного постоял, разглядывая видневшиеся на вершине утеса развалины, но ближе не подъехал — время было уже позднее, а погода холодная.
Граф устал, натер седалище седлом, плечи его ныли от непривычной тяжести доспехов, поэтому он не стал взбираться по длинной, крутой тропе к разрушенной крепости, отдав предпочтение относительным удобствам цистерцианского аббатства Святого Севера.
Монахи в белых одеяниях брели домой после работы. Один тащил здоровенную вязанку растопки, другие несли мотыги и лопаты. Они только что закончили сбор последнего винограда, и двое братьев вели быка, впряженного в подводу с полными корзинами сочных темно-красных ягод. Монахи посторонились, пропустив графскую кавалькаду к простым, непритязательным монастырским постройкам. Гости явились нежданно, но монахи приняли и обустроили прибывших радушно и без лишней суеты. В конюшнях нашлись места для лошадей, ратникам выдали тюфяки, чтобы они могли устроиться на ночлег в давильнях, среди винных прессов. В гостевых кельях, предназначенных для графа, Жослена и отца Рубера, развели огонь.
— Отец аббат явится приветствовать благородного гостя после вечерни, — сказали графу, подавая ему хлеб, бобы, вино и копченую рыбу.
Вино у монахов было свое, из виноделен аббатства, и оказалось кислым на вкус.
Граф отпустил Жослена и отца Рубера в отведенные им комнаты, велел своему оруженосцу раздобыть постельные принадлежности и, оставшись один, сел у огня. Он размышлял о том, за что Бог наслал на него эту английскую напасть? Неужели это еще одно наказание за то, что он не позаботился о Граале? Ему это представлялось вполне вероятным, ибо он уже убедил себя в том, что избран Богом для особого служения и, совершив последнее великое деяние, будет за это вознагражден.
— Грааль! — шептал он в молитвенном экстазе. — Святой Грааль! Величайшая святыня, и я избран, чтобы ее отыскать!
Преклонив колени у открытого окна, в которое доносилось пение монахов из церкви, граф истово молился о том, чтобы его поиски оказались успешными. Он продолжал молиться еще долго после того, как пение закончилось, и когда в келью явился аббат Планшар, он застал графа еще на коленях.
— Я не помешаю? — кротко осведомился аббат.
— Нет-нет.
Морщась от боли в затекших коленях, граф поднялся на ноги. Доспехи он снял и встретил аббата в долгополом, отороченном мехом одеянии и в обычной своей вязаной шапочке.
— Право же, Планшар, мне неловко оттого, что я свалился тебе на голову. Вот так, без предупреждения. Понимаю, что я доставил вам много лишних хлопот.
— Лишние хлопоты мне доставляет один лишь дьявол, — возразил Планшар, — а я знаю, что ты послан не им.
— Хвала Всевышнему, нет, — отозвался граф, сел, но тут же встал снова.
Высокий титул давал ему право занять единственное в келье кресло, но аббат был так стар, что граф почел своим долгом уступить место ему. Аббат покачал головой и вместо этого присел на подоконник.
— Отец Рубер был у вечерни, — сказал он, — а после этого поговорил со мной.
Граф тревожно вздрогнул. Неужели Рубер успел выложить Планшару, зачем они приехали? Он хотел объяснить это сам.
— Он очень расстроен, — сообщил Планшар.
Цистерцианец говорил по-французски, как аристократ, на чистом, изысканном языке.
— Рубер всегда расстраивается, когда испытывает неловкость, — отозвался граф. — А тут еще долгий путь верхом, он не привык. Такой уж уродился неловкий. Сидит на лошади, как калека.
Граф умолк, уставился на аббата, выкатив глаза, а потом оглушительно чихнул.
— Господи, — пробормотал он. На глазах у него выступили слезы. Он утер рукавом нос, смахнул слезы и продолжил: — Рубер сидит в седле, как мешок, а от этого устаешь еще больше. Уж сколько я ему ни твердил, чтобы выпрямил спину, все без толку.
Граф снова чихнул.
— Надеюсь, что ты не подхватил лихорадку, — сказал аббат. — Что же до отца Рубера, то он, по-моему, расстроен не от усталости, а из-за нищенствующей.
— Ах да, конечно! Эта девка! — Граф пожал плечами. — Сдается мне, ему не терпелось увидеть, как она будет корчиться в огне. Для него это была бы лучшая награда, он ведь так трудился, не жалея себя. Ты знаешь, что он ее сам допрашивал?
— Кажется, с помощью каленого железа, — заметил Планшар и нахмурился. — Странно, что нищенствующую занесло так далеко на юг: эта ересь больше распространена на севере. Но я полагаю, он уверен в ее виновности.
— Полностью. Да эта несчастная сама во всем созналась.
— Под пытками я бы тоже сознался, — язвительно заметил аббат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104