Кто-то искал правосудия, а отчаявшиеся кредиторы прижимистого графа явились в замок в робкой надежде получить долги с племянника. Добрая дюжина священников просила у нового графа денег на заупокойные службы по усопшему, консулы Бера в красно-синих одеяниях притащились изложить свои возражения по поводу слишком высоких податей, а граф среди всей этой сутолоки успевал покрикивать на своих слуг, чтобы те поживее поворачивались, подбрасывая в костер книги и манускрипты. И когда какой-то молодой нервный монашек вздумал жаловаться, что он-де еще не закончил просмотр документов, Жослен долго гнался за ним через замок и наткнулся на его логово, набитое документами; они тоже были преданы огню, несмотря на рыдания монашка.
И тут-то, когда только что обнаруженные остатки библиотеки заполыхали на костре и от взметнувшегося пламени по воздуху полетели горящие хлопья, угрожая поджечь соломенную крышу графских конюшен, в замок пожаловал епископ, судя по облику ничуть не больной. Он привел с собой дюжину священнослужителей, и с ними был Мишель, оруженосец покойного графа.
Епископ принялся громко стучать посохом по булыжной мостовой, чтобы привлечь внимание Жослена, а когда новый граф соизволил заметить его, прелат поднял посох и указал на Жослена. На дворе воцарилась тишина: все поняли, что наступил драматический момент. Жослен, на круглом лице которого плясали отблески огня, был настроен воинственно.
— Чего тебе надо? — требовательно спросил он у епископа, который, как ему показалось, не выказал достаточного почтения.
— Я хочу знать, — требовательно заявил епископ, — как умер твой дядя.
Жослен шагнул навстречу депутации, звук его сапог эхом отдавался от замковых стен. Во внутреннем дворе находилось никак не менее сотни людей, и некоторые из них, подозревавшие, что старый граф умер не своей смертью, перекрестились, однако Жослен выглядел невозмутимым.
— Дядя умер во сне, от лихорадки, — громко ответил он.
— Странная болезнь, — сказал епископ, — от которой человек умирает с перерезанным горлом.
По двору прошел гул, переходящий в негодующий рев. Шевалье Анри Куртуа и некоторые из ратников старого графа положили руки на рукояти мечей, но Жослен не остался в долгу.
— В чем это ты меня обвиняешь? — рявкнул он на епископа.
— Тебя я ни в чем не обвиняю, — ответил прелат, не желавший пока открыто выступать против нового графа, но собиравшийся уязвить Жослена, обличив его наймитов. — Но я обвиняю твоих людей. Этот человек, — он подвинул Мишеля вперед, — видел, как они перерезали горло твоему дяде.
По двору пронесся ропот возмущения, и некоторые из ратников двинулись к шевалье Анри Куртуа, как бы заверяя его в своей поддержке. Жослен, не удостоив вниманием это проявление недовольства, поискал взглядом Виллесиля.
— Я послал тебя, — объявил он громким голосом, — для разговора с моим дорогим дядей. А теперь слышу, что ты убил его?
Виллесиль был настолько ошеломлен таким обвинением, что утратил дар речи. Он лишь помотал головой в знак отрицания, но настолько неуверенно, что присутствующие, все до единого, уверились в его виновности.
— Ты хочешь правосудия, епископ? — спросил Жослен, обернувшись через плечо к прелату.
— Кровь твоего дяди вопиет об этом, — ответил епископ. — От этого зависит законность твоего вступления в права наследства.
Жослен обнажил меч. Доспехов на нем не было, лишь штаны и подпоясанная шерстяная туника, тогда как ратника защищал толстый кожаный нагрудник, но граф вскинул клинок, давая понять, чтобы Виллесиль тоже достал свое оружие..
— Ордалия, епископ, — сказал он. — Испытание поединком.
Виллесиль попятился.
— Я сделал только то, что ты... — начал он, но вынужден был поспешно отступить, потому что Жослен атаковал его двумя быстрыми ударами.
Виллесиль испугался, что вместо притворной схватки для умиротворения настырного епископа предстоит настоящая, и выхватил меч.
— Но, монсеньор, — попытался он воззвать к своему господину.
— Старайся для видимости, — тихонько сказал ему Жослен, — после договоримся.
Испытав облегчение, Виллесиль ухмыльнулся и атаковал своего сеньора. Жослен отбил удар. Толпа перед костром раздалась полукругом, освобождая место для поединка. Виллесиль был опытным, умелым бойцом, прошедшим через многие турниры и схватки, но он побаивался более рослого и сильного Жослена, вовсю использовавшего это преимущество. Он быстро перехватил инициативу и стал теснить противника мощными ударами. Каждый удар мечей отдавался двойным эхом — от крепостной стены и от башни, утроенный звук не успевал смолкнуть, как уже накатывал новый, и Виллесиль все отступал, затем он отпрыгнул в сторону, и меч Жослена врезался в дымовую завесу, и тотчас же Виллесиль бросился вперед, нацелив меч острием в противника, но Жослен не дал застать себя врасплох, он отбил удар и сам сделал выпад, сбил противника с ног, и тот во весь рост растянулся на мостовой. Жослен навис над ним коршуном.
— Возможно, мне придется засадить тебя в тюрьму после этого, — произнес он почти шепотом, — но ненадолго.
Потом граф возвысил голос.
— Я приказал тебе поехать и поговорить с моим дядей насчет выкупа. Ты осмелишься отрицать это?
Виллесиль с удовольствием подыграл ему:
— Я не отрицаю этого, монсеньор.
— Повтори свои слова! Громче, чтобы все слышали!
— Я не отрицаю этого, монсеньор.
— Однако ты перерезал ему горло, — сказал Жослен и знаком велел Виллесилю встать.
Едва тот поднялся, граф бросился на него с мечом, и двор вновь наполнился звоном железа. Мечи были тяжелые, удары неуклюжие, однако зрителям казалось, что Жослен выказывает большее умение, хотя шевалье Анри Куртуа сомневался, глядя на Виллесиля, что тот дерется в полную силу. Замахивался он вроде бы широко, рубил со всей мочи, но, напирая, не очень-то стремился достать Жослена клинком, и тому не составило труда отступить. Горящие книги и свитки обдали его жаром, и он утер рукавом выступивший на лбу пот.
— Епископ, — крикнул Жослен, — если я смогу ранить этого человека, признаешь ли ты это как решение Божьего суда?
— Признаю, — ответил епископ, — но этого мало для справедливого возмездия.
— Бог каждому воздаст по справедливости, каждому в свое время, — промолвил Жослен и ухмыльнулся Виллесилю.
Тот тоже усмехнулся в ответ.
Потом Жослен беспечно шагнул к своему противнику, открыв правый бок для удара; Виллесиль сообразил, что его приглашают атаковать и тем самым создать видимость настоящего поединка. Он взмахнул своим массивным клинком, ожидая, что Жослен отобьет удар, но тот неожиданно отступил. Удар пришелся в пустоту, а когда инерция тяжелого меча развернула ратника, Жослен хладнокровно, едва уловимым движением запястья подставил свой клинок так, что его противник налетел горлом на стальное острие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
И тут-то, когда только что обнаруженные остатки библиотеки заполыхали на костре и от взметнувшегося пламени по воздуху полетели горящие хлопья, угрожая поджечь соломенную крышу графских конюшен, в замок пожаловал епископ, судя по облику ничуть не больной. Он привел с собой дюжину священнослужителей, и с ними был Мишель, оруженосец покойного графа.
Епископ принялся громко стучать посохом по булыжной мостовой, чтобы привлечь внимание Жослена, а когда новый граф соизволил заметить его, прелат поднял посох и указал на Жослена. На дворе воцарилась тишина: все поняли, что наступил драматический момент. Жослен, на круглом лице которого плясали отблески огня, был настроен воинственно.
— Чего тебе надо? — требовательно спросил он у епископа, который, как ему показалось, не выказал достаточного почтения.
— Я хочу знать, — требовательно заявил епископ, — как умер твой дядя.
Жослен шагнул навстречу депутации, звук его сапог эхом отдавался от замковых стен. Во внутреннем дворе находилось никак не менее сотни людей, и некоторые из них, подозревавшие, что старый граф умер не своей смертью, перекрестились, однако Жослен выглядел невозмутимым.
— Дядя умер во сне, от лихорадки, — громко ответил он.
— Странная болезнь, — сказал епископ, — от которой человек умирает с перерезанным горлом.
По двору прошел гул, переходящий в негодующий рев. Шевалье Анри Куртуа и некоторые из ратников старого графа положили руки на рукояти мечей, но Жослен не остался в долгу.
— В чем это ты меня обвиняешь? — рявкнул он на епископа.
— Тебя я ни в чем не обвиняю, — ответил прелат, не желавший пока открыто выступать против нового графа, но собиравшийся уязвить Жослена, обличив его наймитов. — Но я обвиняю твоих людей. Этот человек, — он подвинул Мишеля вперед, — видел, как они перерезали горло твоему дяде.
По двору пронесся ропот возмущения, и некоторые из ратников двинулись к шевалье Анри Куртуа, как бы заверяя его в своей поддержке. Жослен, не удостоив вниманием это проявление недовольства, поискал взглядом Виллесиля.
— Я послал тебя, — объявил он громким голосом, — для разговора с моим дорогим дядей. А теперь слышу, что ты убил его?
Виллесиль был настолько ошеломлен таким обвинением, что утратил дар речи. Он лишь помотал головой в знак отрицания, но настолько неуверенно, что присутствующие, все до единого, уверились в его виновности.
— Ты хочешь правосудия, епископ? — спросил Жослен, обернувшись через плечо к прелату.
— Кровь твоего дяди вопиет об этом, — ответил епископ. — От этого зависит законность твоего вступления в права наследства.
Жослен обнажил меч. Доспехов на нем не было, лишь штаны и подпоясанная шерстяная туника, тогда как ратника защищал толстый кожаный нагрудник, но граф вскинул клинок, давая понять, чтобы Виллесиль тоже достал свое оружие..
— Ордалия, епископ, — сказал он. — Испытание поединком.
Виллесиль попятился.
— Я сделал только то, что ты... — начал он, но вынужден был поспешно отступить, потому что Жослен атаковал его двумя быстрыми ударами.
Виллесиль испугался, что вместо притворной схватки для умиротворения настырного епископа предстоит настоящая, и выхватил меч.
— Но, монсеньор, — попытался он воззвать к своему господину.
— Старайся для видимости, — тихонько сказал ему Жослен, — после договоримся.
Испытав облегчение, Виллесиль ухмыльнулся и атаковал своего сеньора. Жослен отбил удар. Толпа перед костром раздалась полукругом, освобождая место для поединка. Виллесиль был опытным, умелым бойцом, прошедшим через многие турниры и схватки, но он побаивался более рослого и сильного Жослена, вовсю использовавшего это преимущество. Он быстро перехватил инициативу и стал теснить противника мощными ударами. Каждый удар мечей отдавался двойным эхом — от крепостной стены и от башни, утроенный звук не успевал смолкнуть, как уже накатывал новый, и Виллесиль все отступал, затем он отпрыгнул в сторону, и меч Жослена врезался в дымовую завесу, и тотчас же Виллесиль бросился вперед, нацелив меч острием в противника, но Жослен не дал застать себя врасплох, он отбил удар и сам сделал выпад, сбил противника с ног, и тот во весь рост растянулся на мостовой. Жослен навис над ним коршуном.
— Возможно, мне придется засадить тебя в тюрьму после этого, — произнес он почти шепотом, — но ненадолго.
Потом граф возвысил голос.
— Я приказал тебе поехать и поговорить с моим дядей насчет выкупа. Ты осмелишься отрицать это?
Виллесиль с удовольствием подыграл ему:
— Я не отрицаю этого, монсеньор.
— Повтори свои слова! Громче, чтобы все слышали!
— Я не отрицаю этого, монсеньор.
— Однако ты перерезал ему горло, — сказал Жослен и знаком велел Виллесилю встать.
Едва тот поднялся, граф бросился на него с мечом, и двор вновь наполнился звоном железа. Мечи были тяжелые, удары неуклюжие, однако зрителям казалось, что Жослен выказывает большее умение, хотя шевалье Анри Куртуа сомневался, глядя на Виллесиля, что тот дерется в полную силу. Замахивался он вроде бы широко, рубил со всей мочи, но, напирая, не очень-то стремился достать Жослена клинком, и тому не составило труда отступить. Горящие книги и свитки обдали его жаром, и он утер рукавом выступивший на лбу пот.
— Епископ, — крикнул Жослен, — если я смогу ранить этого человека, признаешь ли ты это как решение Божьего суда?
— Признаю, — ответил епископ, — но этого мало для справедливого возмездия.
— Бог каждому воздаст по справедливости, каждому в свое время, — промолвил Жослен и ухмыльнулся Виллесилю.
Тот тоже усмехнулся в ответ.
Потом Жослен беспечно шагнул к своему противнику, открыв правый бок для удара; Виллесиль сообразил, что его приглашают атаковать и тем самым создать видимость настоящего поединка. Он взмахнул своим массивным клинком, ожидая, что Жослен отобьет удар, но тот неожиданно отступил. Удар пришелся в пустоту, а когда инерция тяжелого меча развернула ратника, Жослен хладнокровно, едва уловимым движением запястья подставил свой клинок так, что его противник налетел горлом на стальное острие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104