— Ага, значит, она-то нам и нужна?
— Именно так, монсеньор.
Шевалье Анри заколебался. Он хотел предупредить Жослена, что сэр Гийом солдат опытный и врасплох его не застать. Собственно говоря, осада только что началась, пушка отстреляла всего один день, и гарнизон, еще не успевший притерпеться к обстрелу, находился в состоянии наивысшей готовности. Сэр Гийом, несомненно, ожидал штурма, однако шевалье Куртуа понимал, что любая его попытка предостеречь графа вызовет лишь презрение. Поэтому он промолчал.
Жослен приказал своему оруженосцу приготовить ему доспехи и мельком взглянул на шевалье Куртуа.
— Когда замок будет взят, — сказал он, — ты снова станешь кастеляном.
— Как прикажет монсеньор, — невозмутимо ответил рыцарь, хотя это было оскорбительное понижение.
Уже с оружием и в доспехах участники штурма собрались в церкви Святого Каллика, где была отслужена месса, и, получив благословение, гуськом двинулись из дома в дом, через проломы в стенах. Поднявшись на холм, они сосредоточились в мастерской колесных дел мастера, выходившей на площадь перед замком, где и затаились с оружием наготове. Люди надели шлемы, прочитали, кто под нос, кто про себя, молитвы и стали ждать. У большинства имелись щиты, но некоторые предпочли обходиться без них, утверждая, что так они могут двигаться быстрее. У двоих были здоровенные топоры — оружие, особенно страшное в тесной свалке. Они касались своих талисманов, вновь бормотали молитвы и ждали, когда прогремит пушка. Наружу никто не высовывался, потому что Жослен следил за ними и строго-настрого приказал оставаться в укрытии до самого выстрела.
— Награда за лучников, обещанная дядюшкой, остается в силе, — напомнил граф, — но я буду платить не только за пленных, но и за убитых.
— Закрывайтесь щитами, — вставил Робби, вспомнив о длинных английских стрелах.
— Им не до стрельбы будет, — успокоил его Жослен. — Когда громыхнет, они съежатся от испуга, и, прежде чем очухаются, мы ворвемся и всех перебьем.
«Дай-то Бог, чтобы так оно и вышло», — подумал Робби и ощутил укол совести при мысли о сэре Гийоме, с которым ему предстояло сражаться. Нормандский рыцарь ему нравился, однако теперь он был связан новой клятвой верности и вдобавок пребывал в убеждении, что сражается за Бога, Шотландию и истинную веру.
— Пять золотых монет каждому из пяти, кто первым прорвется в башню, — объявил Жослен и, помолчав, нетерпеливо проворчал: — Ну когда эта чертова пушка наконец выстрелит?
Он весь вспотел. День стоял прохладный, но ему было жарко, ибо стальные латы он носил поверх колета из толстой кожи. Из всех нападающих у него были самые лучшие и самые надежные доспехи, но они были и самыми тяжелыми, и Жослен знал, что ему будет трудно не отстать от людей в легких кольчугах. Впрочем, плевать. Он поспеет к схватке, когда она будет в разгаре, врубится в самую гущу и будет кромсать на куски этих чертовых орущих от отчаяния лучников.
— Пленных не брать! — приказал Жослен, желая, чтобы этот день увенчался смертью.
— А сэр Гийом? — подал голос Робби. — Он ведь рыцарь; может быть, его все-таки возьмем в плен?
— А земли у него есть? — спросил Жослен.
— Нет, — признал шотландец.
— Так какой же он может предложить за себя выкуп?
— Никакого.
— Значит, — граф обернулся к своим ратникам, — никаких пленных. Убивать всех подряд.
— Кроме женщин, — заметил кто-то.
— Это само собой, — согласился Жослен.
Он пожалел о том, что в замке нет той еретички с золотистыми волосами. Но это не беда, найдутся и другие женщины. Всегда находятся другие женщины.
Тени удлинились. Дождь шел все утро, но теперь небо расчистилось. Солнце уже висело низко, очень низко, и Жослен знал, что синьор Джоберти ждет, когда последние яркие лучи станут светить прямо в ворота, ослепляя защитников. Потом будет грохот, повалит зловонный дым, железная болванка, пронесшись через двор, с грохотом ударится в стену, и, пока осажденные будут приходить в себя, нападающие разъяренной толпой, никого не щадя, ворвутся в ворота.
— Господь с нами, — сказал Жослен, не потому что верил в это, а потому что знал, каких слов от него ожидают. — Сегодня ночью мы попируем за их счет и позабавимся с их женщинами.
Он говорил слишком много, потому что, сам того не замечая, сильно разволновался. Это не было похоже на турнир, где побежденный пусть в синяках и шишках, пусть с переломами, но уходит с ристалища живым. Здесь правила смерть, и ему, при всей самоуверенности, было немного не по себе.
«Пусть чертовы англичане дрыхнут, или жрут, или пьют, — мысленно заклинал судьбу Жослен. — Пусть делают что угодно, лишь бы они нас не ждали!»
И в этот миг мир наполнился громом. Опаленное пламенем железо с пронзительным свистом пронеслось сквозь ворота, улица скрылась в клубящемся дыму, и ожидание, слава богу, закончилось.
Началась атака.
* * *


Как только в Кастийон-д'Арбизоне появилась пушка, сэр Гийом стал готовить гарнизон к отражению штурма. Десяти лучникам было приказано постоянно находиться во дворе, по пятеро с каждой стороны, заняв позиции, с которых простреливался проем снесенных ворот. Неповрежденная часть крепостной стены защищала их от арбалетчиков, стрелявших из города. В тот день, когда пушка разбила ворота, сэр Гийом приказал развалить стены конюшен, оставив поддерживающие кровлю столбы, чтобы лучникам было где укрыть свои тетивы от дождя. Лошадей по ступенькам отвели в нижний холл замка, где теперь разместилась конюшня.
Бревна и доски от разбитых ворот, разобранной конюшни и коровника пошли на сооружение перегородившей внутренний двор баррикады. Правда, она получилась не такой высокой, как хотелось бы сэру Гийому. На то, чтобы сделать эту преграду непреодолимой, у него не хватило древесины, однако любое заграждение могло замедлить продвижение человека в доспехах и дать время лучнику наложить на тетиву новую стрелу. Железные стрелы, разбившие ворота, тоже пошли на сооружение баррикады, а потом из подвала с той же целью выкатили бочку с прогорклым оливковым маслом.
Сэр Гийом был готов.
Он подозревал, что Жослен не станет медлить со штурмом. Сэр Гийом провел достаточно времени в обществе нового графа Бера и понял, что терпеливость никак не относится к достоинствам этого самолюбивого, рвущегося к победам рыцаря. По рассуждению нормандца, атаки стоило ожидать либо в сумерках, либо на рассвете, и когда после полного дня обстрела ворота были снесены, а одна из надвратных башенок повреждена, он приказал всем защитникам облачиться в доспехи и быть наготове.
Уже во второй половине дня он ничуть не сомневался в скором начале штурма, ибо, когда в долгих промежутках между выстрелами сэр Гийом присматривался к вражеским позициям с неповрежденного участка стены, до его слуха донесся приглушенный стук молотов и треск раскалываемой кладки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104