– Она тайно вызывала меня.
– С какой целью? Должно быть, ты хотел рассказать мне, иначе вовсе не стал бы упоминать об этом.
– Она хотела убедиться в моей преданности. Спрашивала мое мнение о возможности успешного дворцового переворота.
Удивленная и рассерженная, Тейе посмотрела на лицо брата – бледное расплывчатое пятно в неярком дальнем свете факелов.
– Ты знал об этом?
– Нет, Тейе, – спокойно ответил он. – Но я ожидал этого.
– Я тоже. Чего она хочет, Хоремхеб? Двойную корону для Сменхары? Или для маленького Тутанхатона, хоть это и маловероятно? Верховной власти для себя или, может быть, даже для тебя? Глупость и недальновидность этой женщины безграничны!
Хоремхеб безрадостно рассмеялся:
– Власти для своей царственной особы с моей помощью. Она терпеть не может твоих сыновей от Осириса Аменхотепа, царица, и, вероятно, рада была бы избавиться от обоих. Она готова сочетаться браком со мной или с Тутанхатоном.
Мысль была такой нелепой, что Тейе не удержалась от смеха.
– Ты разубедил ее?
– Я сделал все, что мог, используя доводы, которые мы с вами обсуждали много недель назад. Думаю, она начинает видеть результаты пагубной политики своего мужа, но она никогда не будет действовать заодно с тобой или со своим отцом. У нее было много времени для размышлений. Она злая женщина.
– Но она сама виновата. Дворцовый переворот, конечно же! Время перемен не наступит, пока фараон жив. В этом я убедилась. Любое новое правление, связанное с возвращением Египту его былой силы, будет нуждаться в доверии и поддержке жрецов Амона.
– Я понимаю. – Голос Хоремхеба звучал ровно. – Я немало думал обо всем этом и пришел к такому же заключению.
Они еще немного поговорили, и мужчины ушли. Тейе осталась сидеть в благоухающей темноте. Я сердита, потому что мне самой следовало замыслить и осуществить переворот, – думала она. – У Нефертити не хватит смелости привести его к успешному завершению. Именно эта ее нерешительность удерживает Хоремхеба от того, чтобы заключить с ней союз. Но я не могу причинить вред своему сыну. Слишком много воспоминаний связано с ним.
Последующие недели были для Тейе безрадостными. Смирившись с осознанием того, что ее влияние на все важные сферы управления сводится к советам, к которым не прислушивались, она с грустью размышляла о своих былых ошибках и теперешнем бессилии. Она знала, что не в ее натуре мириться с поражением, но, просыпаясь каждое утро и снова и снова изобретая, чем заполнить часы томительного ожидания, уже была близка к отчаянию. Иногда она навещала Тии, но вечно погруженная в себя жена брата совсем не интересовалась тем, что происходит за пределами ее мирка. Тейе диктовала письма своей старой подруге Тиа-ха, от которой регулярно приходили свитки, полные забавных описаний жизни в ее сонном поместье в Дельте. Императрица пыталась заставить себя не думать о судьбах Египта, для которого она ничего не могла сделать, но ее беспокойство не ослабевало.
Одним из событий, только усиливших унылое настроение Тейе, был отъезд Азиру из Ахетатона. На прощание фараон устроил ему великолепный праздник, на котором танцоры, певцы, акробаты и дрессированные животные час за часом развлекали гостей, пока одно за другим выносили сочные дымящиеся блюда и лучшие выдержанные вина. Эхнатон усадил Азиру рядом с собой на помосте по левую руку, что было исключительной честью. Мериатон, ослепительная в желтом одеянии, вся в золотых украшениях, сидела справа от него, а Тейе пересадили на место позади фараона, где она с растущим беспокойством слушала разговор иноземца со своим сыном. Азиру не следовало жаловать привилегию сидеть на помосте, – думала Тейе, – его нужно было посадить на полу в зале, с другими послами, оттуда фараон выглядит надменным и могучим в своих драгоценностях и царственном сиянии двойной короны. Его нужно было удостоить надменной аудиенции, во время которой фараон мог бы потребовать возобновления соглашения между ними и намекнуть на возмездие, если Азиру позволит себе и дальше разжигать войны. Но большую часть вечера Эхнатон только ублажал свою новую царицу, с удовольствием описывал проекты строительства, истолковывал желание Атона, чтобы все люди могли жить во всеобщем мире. Тейе молилась, чтобы эту тему не поднимали, но Мериатон сама подхватила ее.
– Надеюсь, тебе понравилось мирное пребывание в Египте, – любезно сказала она. – Должно быть, теперь трудно будет возвращаться в ту часть империи, где все охвачено голодом и войной.
Азиру посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
– Мирная жизнь Египта действительно благословенна, – ответил он. – Обитатель этой благодатной земли, живущий в полном довольстве, может никогда не столкнуться со всеуничтожающей яростью огня и скимитара.
Как он бесстыден и дерзок, – подумала Тейе. – Он чувствует себя в абсолютной безопасности, напоминая фараону о состоянии империи.
– Но у Египта лучшая в мире армия, – льстиво продолжал Азиру. – Чего ему бояться?
– Я мечтаю о том дне, когда армия будет распущена, – с жаром вмешался Эхнатон, – и на земле будет править мир Атона во главе с его началом – Египтом. Бог, дающий жизнь всему, не имеет ничего общего со смертью. Послушай, Азиру, слова, которые он внушил мне: «До самого захода Твоего все глаза обращены к красоте Твоей. Останавливаются все работы, когда заходишь Ты на западе. Когда же восходишь, то даруешь процветание для царя. Все спешат с тех пор, как Ты основал земную твердь. Ты пробуждаешь всех ради сына Твоего, исшедшего из плоти Твоей…»
Мериатон с улыбкой смотрела на мужа, Тейе слушала, не шевелясь, неотрывно глядя на резкий профиль Азиру. Он вежливо, даже сердечно кивал, но Тейе могла легко представить, какие презрительные мысли кружились в его черноволосой голове. Стыд горячей волной окатил ее.
– Эти слова исполнены очарования, – изрек Азиру, когда Эхнатон закончил и выжидательно посмотрел на него. – У тебя истинный дар поэта, божественный дар. Слышали ли эти слова твои солдаты или только придворные?
Тейе застонала, заметив, что Эхнатон кивнул.
– Конечно. Всему Египту доступны откровения, которые мне ниспосылает Атон. Не хочешь ли ты взять с собой в Амурру жреца Атона, чтобы он просветил твой народ?
Тейе решительно отказалась присутствовать при завершении разговора. Чуть позже, извинившись, она отправилась отдыхать. Она не приняла Азиру перед отъездом, и ее не было среди тех, кто вышел на ступени причала пожелать ему доброго пути. Что бы она ни сказала ему теперь, это не будет иметь значения, потому что решение он уже принял. Он наблюдал ее прибытие в Ахетатон, видел бесчестье Нефертити, поразмыслил над восхождением звезды Мериатон вместо звезды сына Тейе и сделал свои выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– С какой целью? Должно быть, ты хотел рассказать мне, иначе вовсе не стал бы упоминать об этом.
– Она хотела убедиться в моей преданности. Спрашивала мое мнение о возможности успешного дворцового переворота.
Удивленная и рассерженная, Тейе посмотрела на лицо брата – бледное расплывчатое пятно в неярком дальнем свете факелов.
– Ты знал об этом?
– Нет, Тейе, – спокойно ответил он. – Но я ожидал этого.
– Я тоже. Чего она хочет, Хоремхеб? Двойную корону для Сменхары? Или для маленького Тутанхатона, хоть это и маловероятно? Верховной власти для себя или, может быть, даже для тебя? Глупость и недальновидность этой женщины безграничны!
Хоремхеб безрадостно рассмеялся:
– Власти для своей царственной особы с моей помощью. Она терпеть не может твоих сыновей от Осириса Аменхотепа, царица, и, вероятно, рада была бы избавиться от обоих. Она готова сочетаться браком со мной или с Тутанхатоном.
Мысль была такой нелепой, что Тейе не удержалась от смеха.
– Ты разубедил ее?
– Я сделал все, что мог, используя доводы, которые мы с вами обсуждали много недель назад. Думаю, она начинает видеть результаты пагубной политики своего мужа, но она никогда не будет действовать заодно с тобой или со своим отцом. У нее было много времени для размышлений. Она злая женщина.
– Но она сама виновата. Дворцовый переворот, конечно же! Время перемен не наступит, пока фараон жив. В этом я убедилась. Любое новое правление, связанное с возвращением Египту его былой силы, будет нуждаться в доверии и поддержке жрецов Амона.
– Я понимаю. – Голос Хоремхеба звучал ровно. – Я немало думал обо всем этом и пришел к такому же заключению.
Они еще немного поговорили, и мужчины ушли. Тейе осталась сидеть в благоухающей темноте. Я сердита, потому что мне самой следовало замыслить и осуществить переворот, – думала она. – У Нефертити не хватит смелости привести его к успешному завершению. Именно эта ее нерешительность удерживает Хоремхеба от того, чтобы заключить с ней союз. Но я не могу причинить вред своему сыну. Слишком много воспоминаний связано с ним.
Последующие недели были для Тейе безрадостными. Смирившись с осознанием того, что ее влияние на все важные сферы управления сводится к советам, к которым не прислушивались, она с грустью размышляла о своих былых ошибках и теперешнем бессилии. Она знала, что не в ее натуре мириться с поражением, но, просыпаясь каждое утро и снова и снова изобретая, чем заполнить часы томительного ожидания, уже была близка к отчаянию. Иногда она навещала Тии, но вечно погруженная в себя жена брата совсем не интересовалась тем, что происходит за пределами ее мирка. Тейе диктовала письма своей старой подруге Тиа-ха, от которой регулярно приходили свитки, полные забавных описаний жизни в ее сонном поместье в Дельте. Императрица пыталась заставить себя не думать о судьбах Египта, для которого она ничего не могла сделать, но ее беспокойство не ослабевало.
Одним из событий, только усиливших унылое настроение Тейе, был отъезд Азиру из Ахетатона. На прощание фараон устроил ему великолепный праздник, на котором танцоры, певцы, акробаты и дрессированные животные час за часом развлекали гостей, пока одно за другим выносили сочные дымящиеся блюда и лучшие выдержанные вина. Эхнатон усадил Азиру рядом с собой на помосте по левую руку, что было исключительной честью. Мериатон, ослепительная в желтом одеянии, вся в золотых украшениях, сидела справа от него, а Тейе пересадили на место позади фараона, где она с растущим беспокойством слушала разговор иноземца со своим сыном. Азиру не следовало жаловать привилегию сидеть на помосте, – думала Тейе, – его нужно было посадить на полу в зале, с другими послами, оттуда фараон выглядит надменным и могучим в своих драгоценностях и царственном сиянии двойной короны. Его нужно было удостоить надменной аудиенции, во время которой фараон мог бы потребовать возобновления соглашения между ними и намекнуть на возмездие, если Азиру позволит себе и дальше разжигать войны. Но большую часть вечера Эхнатон только ублажал свою новую царицу, с удовольствием описывал проекты строительства, истолковывал желание Атона, чтобы все люди могли жить во всеобщем мире. Тейе молилась, чтобы эту тему не поднимали, но Мериатон сама подхватила ее.
– Надеюсь, тебе понравилось мирное пребывание в Египте, – любезно сказала она. – Должно быть, теперь трудно будет возвращаться в ту часть империи, где все охвачено голодом и войной.
Азиру посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
– Мирная жизнь Египта действительно благословенна, – ответил он. – Обитатель этой благодатной земли, живущий в полном довольстве, может никогда не столкнуться со всеуничтожающей яростью огня и скимитара.
Как он бесстыден и дерзок, – подумала Тейе. – Он чувствует себя в абсолютной безопасности, напоминая фараону о состоянии империи.
– Но у Египта лучшая в мире армия, – льстиво продолжал Азиру. – Чего ему бояться?
– Я мечтаю о том дне, когда армия будет распущена, – с жаром вмешался Эхнатон, – и на земле будет править мир Атона во главе с его началом – Египтом. Бог, дающий жизнь всему, не имеет ничего общего со смертью. Послушай, Азиру, слова, которые он внушил мне: «До самого захода Твоего все глаза обращены к красоте Твоей. Останавливаются все работы, когда заходишь Ты на западе. Когда же восходишь, то даруешь процветание для царя. Все спешат с тех пор, как Ты основал земную твердь. Ты пробуждаешь всех ради сына Твоего, исшедшего из плоти Твоей…»
Мериатон с улыбкой смотрела на мужа, Тейе слушала, не шевелясь, неотрывно глядя на резкий профиль Азиру. Он вежливо, даже сердечно кивал, но Тейе могла легко представить, какие презрительные мысли кружились в его черноволосой голове. Стыд горячей волной окатил ее.
– Эти слова исполнены очарования, – изрек Азиру, когда Эхнатон закончил и выжидательно посмотрел на него. – У тебя истинный дар поэта, божественный дар. Слышали ли эти слова твои солдаты или только придворные?
Тейе застонала, заметив, что Эхнатон кивнул.
– Конечно. Всему Египту доступны откровения, которые мне ниспосылает Атон. Не хочешь ли ты взять с собой в Амурру жреца Атона, чтобы он просветил твой народ?
Тейе решительно отказалась присутствовать при завершении разговора. Чуть позже, извинившись, она отправилась отдыхать. Она не приняла Азиру перед отъездом, и ее не было среди тех, кто вышел на ступени причала пожелать ему доброго пути. Что бы она ни сказала ему теперь, это не будет иметь значения, потому что решение он уже принял. Он наблюдал ее прибытие в Ахетатон, видел бесчестье Нефертити, поразмыслил над восхождением звезды Мериатон вместо звезды сына Тейе и сделал свои выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165