Это был скорее хитрый политический маневр, имевший целью поддержать чувство единения среди вассалов империи и несамостоятельных государств – подданных Египта. Потому что все люди, независимо от их вероисповедания, поклоняются солнцу. Возвышение Атона могло бы послужить укреплению теплых взаимоотношений между Египтом и независимыми иноземными царями и заставить последних стать более сговорчивыми в вопросах торговли и политических соглашений. Пока угроза Амону, которой Птахотеп так явно опасался, не появилась, но его все больше удручали повсеместное ослабление религиозных устоев и легкомысленное непочтение скучающего двора. Сейчас в Карнак приходит больше крестьян, чем знати, и подношения их, соответственно, небогатые и примитивные. Она холодно смотрела на верховного жреца, пока тот собирался с мыслями.
– Божественное воплощение был весел этим утром, царица. Мы говорили о его юбилее.
Он застал ее врасплох. Руки Тейе, лежащие на подлокотниках трона, сжались на улыбающихся лицах огромных сфинксов.
– Планы очередного празднования его успешного правления были отменены несколько месяцев назад, когда мой муж заболел. Он уже почтил Египет двумя юбилеями. Этого вполне достаточно.
Птахотеп явно наслаждался удивлением царицы.
– Фараон приказал мне найти в библиотеке записи о соответствующих церемониях, оставшиеся от его первого юбилея, – ликуя, заявил он. – Он желает праздновать его на торжествах Опет.
Если бы мой брат Анен был жив, я давно знала бы об этом, – с раздражением подумала Тейе, – и смогла бы подготовиться.
– Это правда, Суреро? Скажи честно, сможет ли он выдержать такое?
– Он вбил себе в голову, моя царица, что на этот раз полностью поправится. Он желает устроить представление для своих подданных и иноземных властителей.
Так-так, – подумала Тейе. – Он опережает меня.
– Птахотеп, ты свободен, – бросила она.
Жрец угрюмо распростерся ниц перед ней, поднялся и попятился к выходу. Когда он ушел, Тейе расслабилась и откинулась на спинку трона.
– Аменхотеп думает, что его продолжительная болезнь всколыхнула алчность царственных братьев в разных концах империи, так, Суреро? Поэтому он устраивает юбилей?
– Думаю, так, моя царица. Я служу во дворце, мне не положено вникать в государственные дела. Однако фараон часто говорит, что ради упрочения стабильности в стране он не должен показывать свою слабость, чтобы наследник мог получить прочный задел к началу своего правления.
– Полагаю, ты говоришь о младшем наследнике.
Суреро смутился.
– Да, божественная.
– Прекрасно. Не позволяй верховному жрецу без необходимости усложнять церемонии. Думаю, фараон переоценивает свои силы.
Неудивительно, что он не хочет встречаться со мной, – подумала она. – О, лукавый фараон! Значит, ты снова за свое!
– Моя царица, но я не властен над верховным жрецом. Только сам фараон и оракул могут приказывать ему.
– Это так, но ты вполне можешь тактично намекнуть Птахотепу. Он не захочет, чтобы поднялся шум, будто он сознательно подрывает здоровье своего царя. Освежи мои воспоминания, Суреро. Разве нет такого требования в распорядке проведения юбилея, что если Гор-в-гнезде объявлен, то он должен совершать богослужение вместе с фараоном?
– Да, моя госпожа.
– Фараон не собирается сегодня на прогулку?
– На закате Ра он будет в саду.
– Хорошо. Ступай.
Это не имеет значения, – говорила она себе, переходя из залы для приемов в личные гостиные, в кабинеты своих управителей, задавая вопросы, делая заявления, вынося решения; Нефертити со своей обезьянкой следовала в трех шагах позади нее. – Фараон умрет, и Аменхотеп станет царем задолго до того, как маленький Сменхара достигнет возраста, когда его честолюбие обретет конкретные формы. Почему я так терзаюсь? Пусть он устраивает свой юбилей, пусть наслаждается игрой, пусть думает, будто может влиять на будущее. Он знает не хуже меня, что это ни к чему не приведет. Нет, меня мучит мое собственное будущее. Этот ребенок – еще неведомая сила. Но мой старший сын – гибкий тростник, подвластный моему дыханию.
– Тетушка, мудро ли это, посылать золото ассирийцу Эриба-Ададу, зная, что Ассирии угрожает Кадашман-Энлиль, с которым у нас имеются дружественные соглашения? Не рассердятся ли вавилоняне и не станут ли, в свою очередь, угрожать нам?
Девушка предпринимала незадачливые попытки проникнуть в лабиринты внешней политики, и Тейе всячески поощряла ее старания. Царица отвлеклась от своих мыслей и ответила на вопрос Нефертити:
– Нет, моя царевна. Без нашего золота Ассирия не сможет защищаться, и Вавилонское царство станет слишком могущественным, а это опасно для нас. Если мы пошлем солдат Эриба-Ададу, тогда Кадашман-Энлиль просто нападет на нас. А так Ассирия сможет нанять солдат и купить оружие, к тому же мы не обидим Вавилон. Ты поняла? – Не дожидаясь ответа, она взяла Нефертити за руку. – Это кабинет Менны. Мы пришли обсудить орошение больших площадей земель фараона в следующем году и оплату Кефтиу за стеклянные вазы, заказанные Суреро. Я поручаю это тебе. Обычно я не занимаюсь такими мелочами, а доверяю их Менне, смотрителю царских земель и визирю Севера, но раз тебе предстоит стать супругой царя, ты должна разбираться во всем.
– Но, моя царица, у тебя же есть управляющие, они ежедневно докладывают тебе о таких делах.
– Ты права. Однако эти люди постоянно берут взятки. Против чего я не возражаю, но тут важно уметь отличать полностью купленного чиновника от чиновника, лишь берущего взятки за сделки, которые он совершил, а это возможно сделать, лишь когда сам потратишь время на разговоры с управителями. Зайдем. Я буду только слушать.
Нефертити невозмутимо и деловито справилась с заданием, хотя ей явно было скучно. После этого Тейе повела ее купаться на свое личное озеро. Был полдень, Ра стоял в зените, заливая ослепительным белым светом водную гладь. Женщины с удовольствием окунулись в зеленоватые, поросшие лилиями воды. Они плескались, пока служанки ждали в траве на берегу с полотенцами и балдахинами наготове, а обезьянка носилась туда-сюда, лопоча что-то. Тейе плавала, упиваясь шелковистыми прикосновениями воды, а Нефертити лежала на спине с закрытыми глазами, покачиваясь на маленьких волнах, поднимавшихся от движения Тейе, ее руки мелькали, как медные рыбки, у самой поверхности воды.
Потом они сидели бок о бок под балдахином Тейе, мокрые волосы прилипали к спине, капли воды, как бисер, поблескивали на смуглой коже.
– Хорошее празднование Опета будет в этом году, – сказала Нефертити, аккуратно снимая с бедра сухую травинку. – Осталось чуть больше двух месяцев до возвращения царевича из Мемфиса.
– Он, кажется, любит тебя, – отозвалась Тейе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– Божественное воплощение был весел этим утром, царица. Мы говорили о его юбилее.
Он застал ее врасплох. Руки Тейе, лежащие на подлокотниках трона, сжались на улыбающихся лицах огромных сфинксов.
– Планы очередного празднования его успешного правления были отменены несколько месяцев назад, когда мой муж заболел. Он уже почтил Египет двумя юбилеями. Этого вполне достаточно.
Птахотеп явно наслаждался удивлением царицы.
– Фараон приказал мне найти в библиотеке записи о соответствующих церемониях, оставшиеся от его первого юбилея, – ликуя, заявил он. – Он желает праздновать его на торжествах Опет.
Если бы мой брат Анен был жив, я давно знала бы об этом, – с раздражением подумала Тейе, – и смогла бы подготовиться.
– Это правда, Суреро? Скажи честно, сможет ли он выдержать такое?
– Он вбил себе в голову, моя царица, что на этот раз полностью поправится. Он желает устроить представление для своих подданных и иноземных властителей.
Так-так, – подумала Тейе. – Он опережает меня.
– Птахотеп, ты свободен, – бросила она.
Жрец угрюмо распростерся ниц перед ней, поднялся и попятился к выходу. Когда он ушел, Тейе расслабилась и откинулась на спинку трона.
– Аменхотеп думает, что его продолжительная болезнь всколыхнула алчность царственных братьев в разных концах империи, так, Суреро? Поэтому он устраивает юбилей?
– Думаю, так, моя царица. Я служу во дворце, мне не положено вникать в государственные дела. Однако фараон часто говорит, что ради упрочения стабильности в стране он не должен показывать свою слабость, чтобы наследник мог получить прочный задел к началу своего правления.
– Полагаю, ты говоришь о младшем наследнике.
Суреро смутился.
– Да, божественная.
– Прекрасно. Не позволяй верховному жрецу без необходимости усложнять церемонии. Думаю, фараон переоценивает свои силы.
Неудивительно, что он не хочет встречаться со мной, – подумала она. – О, лукавый фараон! Значит, ты снова за свое!
– Моя царица, но я не властен над верховным жрецом. Только сам фараон и оракул могут приказывать ему.
– Это так, но ты вполне можешь тактично намекнуть Птахотепу. Он не захочет, чтобы поднялся шум, будто он сознательно подрывает здоровье своего царя. Освежи мои воспоминания, Суреро. Разве нет такого требования в распорядке проведения юбилея, что если Гор-в-гнезде объявлен, то он должен совершать богослужение вместе с фараоном?
– Да, моя госпожа.
– Фараон не собирается сегодня на прогулку?
– На закате Ра он будет в саду.
– Хорошо. Ступай.
Это не имеет значения, – говорила она себе, переходя из залы для приемов в личные гостиные, в кабинеты своих управителей, задавая вопросы, делая заявления, вынося решения; Нефертити со своей обезьянкой следовала в трех шагах позади нее. – Фараон умрет, и Аменхотеп станет царем задолго до того, как маленький Сменхара достигнет возраста, когда его честолюбие обретет конкретные формы. Почему я так терзаюсь? Пусть он устраивает свой юбилей, пусть наслаждается игрой, пусть думает, будто может влиять на будущее. Он знает не хуже меня, что это ни к чему не приведет. Нет, меня мучит мое собственное будущее. Этот ребенок – еще неведомая сила. Но мой старший сын – гибкий тростник, подвластный моему дыханию.
– Тетушка, мудро ли это, посылать золото ассирийцу Эриба-Ададу, зная, что Ассирии угрожает Кадашман-Энлиль, с которым у нас имеются дружественные соглашения? Не рассердятся ли вавилоняне и не станут ли, в свою очередь, угрожать нам?
Девушка предпринимала незадачливые попытки проникнуть в лабиринты внешней политики, и Тейе всячески поощряла ее старания. Царица отвлеклась от своих мыслей и ответила на вопрос Нефертити:
– Нет, моя царевна. Без нашего золота Ассирия не сможет защищаться, и Вавилонское царство станет слишком могущественным, а это опасно для нас. Если мы пошлем солдат Эриба-Ададу, тогда Кадашман-Энлиль просто нападет на нас. А так Ассирия сможет нанять солдат и купить оружие, к тому же мы не обидим Вавилон. Ты поняла? – Не дожидаясь ответа, она взяла Нефертити за руку. – Это кабинет Менны. Мы пришли обсудить орошение больших площадей земель фараона в следующем году и оплату Кефтиу за стеклянные вазы, заказанные Суреро. Я поручаю это тебе. Обычно я не занимаюсь такими мелочами, а доверяю их Менне, смотрителю царских земель и визирю Севера, но раз тебе предстоит стать супругой царя, ты должна разбираться во всем.
– Но, моя царица, у тебя же есть управляющие, они ежедневно докладывают тебе о таких делах.
– Ты права. Однако эти люди постоянно берут взятки. Против чего я не возражаю, но тут важно уметь отличать полностью купленного чиновника от чиновника, лишь берущего взятки за сделки, которые он совершил, а это возможно сделать, лишь когда сам потратишь время на разговоры с управителями. Зайдем. Я буду только слушать.
Нефертити невозмутимо и деловито справилась с заданием, хотя ей явно было скучно. После этого Тейе повела ее купаться на свое личное озеро. Был полдень, Ра стоял в зените, заливая ослепительным белым светом водную гладь. Женщины с удовольствием окунулись в зеленоватые, поросшие лилиями воды. Они плескались, пока служанки ждали в траве на берегу с полотенцами и балдахинами наготове, а обезьянка носилась туда-сюда, лопоча что-то. Тейе плавала, упиваясь шелковистыми прикосновениями воды, а Нефертити лежала на спине с закрытыми глазами, покачиваясь на маленьких волнах, поднимавшихся от движения Тейе, ее руки мелькали, как медные рыбки, у самой поверхности воды.
Потом они сидели бок о бок под балдахином Тейе, мокрые волосы прилипали к спине, капли воды, как бисер, поблескивали на смуглой коже.
– Хорошее празднование Опета будет в этом году, – сказала Нефертити, аккуратно снимая с бедра сухую травинку. – Осталось чуть больше двух месяцев до возвращения царевича из Мемфиса.
– Он, кажется, любит тебя, – отозвалась Тейе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165