– Я скучал по тебе, матушка. Дворец без тебя совсем не тот. Она улыбнулась, ничего не ответив на это.
– Аменхотеп, сегодня я встретила странного солдата, кажется, это стражник из Она. Сейчас, насколько мне известно, у нас не проводится никаких религиозных церемоний. Любые изменения в штате дворцовой прислуги должны обсуждаться с фараоном, или со мной, или с управляющим в мое отсутствие. Полагаю, этот солдат – твой человек.
– Недавно прибыла охрана для жрецов, моих друзей, – ответил он, ничуть не смутившись.
– Почему жрецы нуждаются в охране здесь, во владениях самого бога?
Он взял ее за руку и подвел к окну.
– Какой чудесный день, – мечтательно сказал он. – Смотри, вон утки распушили перья и окунают клювы в озеро. Вода, будто расплавленное серебро, стекает из ведер садовников. Жрецы Карнака порой чувствуют себя ущемленными, матушка, потому что мы учим тому, что верховный бог – это Ра. Мои жрецы захотели иметь собственную охрану.
Тейе почувствовала, как слабеют мышцы спины. Она оперлась обеими руками о подоконник.
– Так вот что вы там обсуждали, собираясь вместе! Верховенство Ра. Глупец! Жрецы Амона не будут глубоко задумываться над такой игрой слов. То, что ты серьезно пытаешься продолжать политику своего отца, направленную на укрепление единой религии в Египте, достойно похвалы. Это довольно хорошо сработало с иноземцами. Слуги Амона привыкли манипулировать религией, и самому великому богу это ничем не грозит.
Аменхотеп подвинулся ближе, коснувшись своим худым плечом ее плеча.
– Амон – из более молодых богов, – быстро сказал он. – Он обрел в Египте огромное могущество, но он не первый по силе. Когда Фивы были лишь скоплением глинобитных лачуг, а Амон только вылупился из яйца Великого Гоготуна и был ничем, мелким деревенским божеством, солнце – сияющий Атон управлял уже всем Египтом. Атон снова должен править всем Египтом. – Высокий мальчишеский голос набирал силу.
Тейе не осмеливалась повернуть голову, ею овладело смятение.
– Откуда ты узнал обо все этом? – наконец спросила она.
– Я знаю. Я знал это с самого рождения. Но даже если бы я ошибался в начале своего пути, свитки, составленные из древних записей для первого юбилея фараона, просветили бы меня. Маат искажена. И я рожден для того, чтобы восстановить ее в прежней целостности.
– И конечно, жрецы Ра ревностнее всех стремятся видеть ее восстановленной.
Он не расслышал или притворился, что не расслышал сарказма в ее голосе.
– Конечно, – искренне подтвердил он.
– Аменхотеп, – сказала она, повернувшись, наконец, к нему лицом, – твой отец – и есть сама Маат, душой и телом, как фараон великой державы. Повсюду, где он, там правда, справедливость, традиции и закон.
– Неужели? – Его полные губы внезапно скривились в подобие улыбки, и на мгновение Тейе охватил гнев.
– Не смей говорить со мной в таком тоне, Аменхотеп! Будь осторожен, потакая жрецам солнца! Ты – Гор-в-гнезде и скоро станешь воплощением Амона в Египте. Карнак – твой дом, так же как и Малкатта, и жрецы Она должны рано или поздно осознать это. Продолжай увлекаться вопросами религии, если хочешь, но помни, что, когда фараон умрет, жрецы должны уехать!
– Ты ничего не поняла! – Он вдруг схватил ее руки и принялся целовать их с такой страстью, что она изумилась. – Но ты поймешь. Великая мать, божественная женщина, однажды твои глаза откроются.
Странный порыв миновал так же быстро, как и нахлынул. Он выпустил ее руки аккуратно, одно за другим поправил кольца на пальцах и нежно улыбнулся. Она в ошеломлении лишь молча смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями.
– Аменхотеп, я хочу, чтобы ты держался подальше от гарема своего отца, – наконец сказала она. – Ты свободен, можешь начать приобретать женщин для себя. Больше не нужно тянуться к тому, что было для тебя одновременно и домом, и тюрьмой. Мне рассказали, что произошло между Хенут и вавилонянкой.
Он вздохнул.
– Царица, ты еще не понимаешь, почему я молился вместе с этой вавилонянкой, правда?
Повисла напряженная тишина. Только у них за спиной пронзительно вскрикивали обезьянки, негромко цокая по скользким плитам пола. Слуги тихо переговаривались, не сводя глаз с царственной пары в ожидании приказаний. Пятна солнечного света сместились, и кот, не просыпаясь, пополз вслед за ними, оставив в покое увядшие гирлянды.
Тейе раздраженно пожала плечами.
– Я понимаю только то, что вижу, вот и все, – сказала она. – Я жду от тебя повиновения, царевич Аменхотеп. Разве Нефертити не приятна тебе? Почему ты не начал покупать наложниц?
– Я не хочу удаляться из Техен-Атона, – ответил он, и, хотя его вытянутое лицо оставалось спокойным, визгливый голос звучал надтреснуто от переполнявших Аменхотепа эмоций. – Когда фараон умрет, я унаследую его гарем.
– Это проделки Ситамон! – Тейе напряглась, гневно стиснув пальцы рук. – Это она вложила в твою наивную голову свои мысли. Я не потерплю этого!
– Но она моя сестра, она царской крови и моя по праву!
Тейе вплотную приблизила к нему лицо.
– А еще она властная и коварная, она будет пытаться управлять тобой. Неужели ты не понимаешь? Она хочет быть старшей женой, чтобы, в конце концов, занять место Нефертити.
– У тебя такие голубые глаза, как холодное небо, как у богини Нут, когда та открывает рот, чтобы вечером поглотить Ра, – тихо сказал он. – Я люблю их. Ситамон я тоже люблю. Она отдала всю свою прислугу в мое распоряжение. Она предана мне.
– Нефертити тоже предана тебе, и она красива. Подари Египту сына от нее, Аменхотеп, и если тебе придется, когда фараон уйдет, взять Ситамон, возьми ее просто как царственную жену.
Тогда посмотришь, как она тебе предана, – подумала Тейе.
Взгляд юноши снова привлек медленно бронзовеющий свет, наполнявший сад. Он высунулся из окна, и Тейе не могла определить, отчего бледное лицо его вдруг сделалось пунцовым – то ли от внезапного прилива смущения, то ли от прикосновения закатного солнца.
– Бог не так легко порождает детей.
– Но ты еще не бог. Прислушайся к зову своего тела, сын мой, и дай недолго отдохнуть разуму. Отошли жрецов.
Он не ответил, и она поняла, что не стоит давить на него. Сделав знак вестнику, она удалилась.
Вскоре, голодная и расстроенная странным разговором с сыном, Тейе, сидя на троне посреди залы для приемов, рассказывала Эйе, что произошло между ней и царевичем.
– Сколько сейчас этих солдат во дворце? – спросила она.
– Сотня, царица. Но жрецы численно превосходят их.
– Сто человек! – Головная боль, начавшаяся еще во время пребывания в душных покоях Тиа-ха, неожиданно резко усилилась, заставив Тейе вздрогнуть. – Ну, будем надеяться, что это безрассудство пройдет само собой и вскоре царевич утратит интерес к вопросам, которыми пристало заниматься нежному отроку, а не зрелому мужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165