– Воспрепятствовать мне может только военачальник Хоремхеб. Сменхара будет дуться какое-то время, но все будут счастливы, что хоть кто-то борется с угрозой Египту со стороны хеттов.
В его глазах промелькнуло удивление с примесью какого-то другого выражения, которое, она подозревала, было насмешкой. Она подняла свою чашу, и он тут же потянулся за своей.
– Если мой господин вверит своего сына сомнительной благосклонности Египта, он пожелает убедиться в его безопасности, заручившись твоим согласием на присутствие хеттских солдат в Ахетатоне. Фараон силен ровно настолько, насколько сильно его поддерживают.
– Это может быть истинно для правителей твоей страны, но не для Египта. Фараон, однажды надевший корону, становится богом, и его неприкосновенности не так просто угрожать.
Он улыбнулся, его кривые белые зубы блеснули в полумраке, и снова на его помятом лице промелькнуло выражение легкого презрения.
– Хетт – бог? Какое многообещающее будущее! Так, значит, твой народ терпел несостоятельность твоего покойного супруга лишь потому, что он был богом?
Ее оскорбил его иронический тон.
– Трудно ожидать, что невежественный иноземец сможет разобраться в тонкостях Маат, – холодно ответила она. – Это как раз то, чему я буду учить царевича, которого пришлет твой хозяин.
– Это я уже понял. – Смирение в его голосе было слегка насмешливым. – Я вернусь к своему господину и расскажу ему о твоих намерениях.
– Отправляйся этой же ночью. – Она встала, и он тоже учтиво поднялся. – Из-за недоверчивости Суппилулиумаса потрачено драгоценное время. Если в течение месяца я не заполучу мужа, мы все будем пресмыкаться перед Сменхарой, ибо если корона будет возложена на его голову, то только его смерть освободит трон для следующего фараона. Мерира проводит тебя в комнату, где ты сможешь немного поспать, пока я буду диктовать новое послание твоему царю, и на этот раз я отправлю с тобой посланника. Ты свободен.
Он склонил свою львиногривую голову и повернулся уходить, но уже в дверях резко обернулся, будто его внезапно осенила мысль.
– Ты позволишь мне еще раз заговорить? – подобострастно спросил он. Она кивнула. – Мне пришло в голову, что посланники Египта путешествуют не так быстро, как осведомители царицы. Поэтому царица может не знать, что мой господин отразил нападение египетской армии и полностью захватил страну Амки. Особого кровопролития не было, но войска египтян теперь здорово рассеяны. Доброй ночи, царица.
Он выскользнул из круга слабого света, и только по тихому звуку закрывающейся двери она поняла, что хетт вышел из комнаты. Вошел Мерира и остановился, ожидая дальнейших указаний. Нефертити почувствовала, что у нее невыносимо болит голова, а руки прижаты к пылающим щекам. Она с силой отняла руки от лица. Армия Египта потерпела поражение. Она понимала, что это радует ее, потому что теперь влияние Хоремхеба ослабеет, и все египтяне будут благодарны ей за предотвращение вторжения, которое обязательно последовало бы, если бы не она. Но за испытываемым ею облегчением глубоко в сердце она ощущала жгучий стыд и печаль, боль за свою страну и слепую ярость при мысли о покойном супруге, который предал их всех. Повернувшись спиной к терпеливо ждущему управляющему, она подавила желание постыдно разрыдаться. Египет – всего лишь стадо тупоголовых животных, которых гонит правитель, – напомнила она себе. – Конечно, эти животные будут ставить свою безопасность превыше какой-то неосязаемой любви к земле и воде. Она подавила свою боль и, наконец смогла, спокойно посмотреть в лицо Мерире.
– Драгоценное время упущено, – сказала она. – Теперь нельзя допустить ни одной ошибки. Мне нужен посланник, Мерира, кто-нибудь из тех, кто любил моего мужа и предан мне, кто-нибудь, кто не жаждет оказаться во власти фараона, чья преданность Атону сомнительна. Такого человека можно будет убедить действовать на моей стороне и помалкивать, если дать ему понять, что хетты – солнцепоклонники и что фараон из страны хеттов будет лучше для нас, чем человек Амона.
– Царица также могла бы предложить ему какую-нибудь более определенную награду за его старания, – учтиво ответил Мерира. – Возможно, пообещать ему должность «глаза-и-уши» нового фараона и приличное количество золота. Хани мог бы подойти. С тех пор как Осирис Эхнатон сократил внешние сношения, многие томятся в праздности, и они не получают платы. Хани всегда был очень честолюбив. Такое сочетание прекрасно подойдет.
– Напомни мне наградить также и тебя, Мерира, – сказала она. – Очень хорошо. Пошлем Хани. Сделай сначала ему предложение о повышении по службе, чтобы у него потекли слюни, а потом объясни, что он должен делать, да пригрози ему, но очень мягко. Мы же не хотим напугать его так, чтобы он перебежал к Эйе. Если он станет отказываться или покажется тебе слишком рьяным, прикажи сразу же убить его. Разбуди его и отправь вместе с Хаттусазити, не дав ему ни с кем поговорить. Теперь я продиктую новый свиток Суппилулиумасу. Запиши его сам.
Мерира взял дощечку и опустился на пол возле лампы. Нефертити принялась диктовать.
– Начни с перечисления его титулов, как и раньше. Потом пиши: «Твой управляющий Хаттусазити передал мне, что ты решил, будто я умерла, и не веришь, что у меня нет сына. Почему ты обвиняешь меня в том, что я обманываю тебя? Тот, кто был моим мужем, теперь мертв, и у меня нет сына. Если бы у меня был сын, разве стала бы я писать в чужую страну, чтобы придать огласке свои трудности и трудности своей страны? Будь уверен, что я не писала никому, кроме тебя. Все знают, что у тебя много сыновей. Отдай мне одного, с тем чтобы он мог стать моим мужем и правителем Египта!»
Она хотела сказать больше, излить на папирус не только свою горечь и гордость, но потом замолчала и, подождав, пока Мерира запечатает свиток, велела ему удалиться. Опустевшая комната была наполнена безрадостным унынием предрассветного часа. Устало подчиняясь старой привычке, за которую презираешь себя, но не в силах с ней расстаться, она подтащила кресло к окну, хотя там еще ничего не было видно, кроме темноты.
25
Когда Эйе вошел в комнату, Хоремхеб поднялся ему навстречу, поднял руку извиняющимся жестом и кивком головы указал носителю опахала на кресло. В передней было душно и темно, горела только одна лампа, которую Хоремхеб сам зажег и вынес из опочивальни. Эйе двигался медленно, еще одурманенный тяжелым, беспокойным сном, мучительно пытаясь сообразить, чем могла быть вызвана эта странная просьба, однако пока что сознавал только свое затрудненное дыхание. Он пожал тонкие пальцы военачальника и опустился в предложенное кресло, вытирая пот с лица. Его глаза жгло; во рту пересохло и чувствовался отвратительный привкус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165