Он очень похож на меня, матушка, ты заметила? У него такая же форма головы. – Эхнатон мягко отнял у нее руку и положил ее себе на грудь. – Я понял то, о чем люди говорили сегодня, – продолжал он. – Я притворялся, что не понимаю, но я понял. Они просили тщетно. Атон не даст нам воды. Я знаю. Это, должно быть, мой грех, потому что бог не слышит мои молитвы. Может быть, ему наскучил его сын, и он обратил взоры к новому воплощению. – Его голос был полон раскаяния и истинной печали. – Хорошо. Пусть подготовят свиток, я подпишу его и поставлю печать, но не сегодня. – Тонкий голос сделался хриплым от усталости. – Я должен поспать. Мериатон, останься со мной Мне страшно.
Едва осмеливаясь признать свою победу, Тейе призвала писца и надиктовала документ, дающий Сменхаре право носить двойную корону после смерти брата. Она держала его при себе, решив немедля получить печать фараона. Потом она послала за Сменхарой. Несколько часов он не являлся, но потом пришел, и вяло поклонился.
– Если мне нельзя плавать или быть с Мериатон, я еще могу пить, – сказал он мрачно в ответ на ее колкое замечание о том, что нельзя злоупотреблять вином. – Мы с друзьями были в Мару-Атоне. Листвы почти не осталось, но в павильоне прохладно.
Она бросила ему свиток.
– Прочти это.
Он равнодушно развернул его, прислонившись к стене. Прочитав, он бросил свиток на ложе.
– Пора бы уже, – сказал он, – но это сейчас ничего не значит. Фараон проживет еще долго, к тому времени Мериатон состарится и станет толстой, а я зачахну от тоски и скуки.
– Что же я сделала такого, что боги наказали меня таким угрюмым, невежественным, себялюбивым, неблагодарным сыном? – возмутилась Тейе. – Я только что добыла для тебя трон Египта, однако ты еще смеешь жаловаться. Послушай меня. С сегодняшнего дня фараон будет пристально наблюдать за тобой. Ты должен быть почтительным в храме. Закрой свой жертвенник Амона. Не проводи слишком много времени с друзьями. Никто не должен думать, что ты захочешь завладеть короной прежде, чем она перейдет к тебе по закону. Мне больно это сознавать, Сменхара, но не думаю, что фараон проживет долго. Тебе следует решить, что ты станешь делать с Египтом, когда он уйдет.
Сменхара пожал плечами, и Тейе, глядя, как он, развалясь, подпирает стену, видя сутулые, худенькие плечи и слегка выпуклый живот, почувствовала внезапный укол настоящего страха.
– Мне нравится Ахетатон, – ответил он. – Ты слишком долго не пускала меня сюда. Я останусь здесь, и пусть Малкатта сгниет. Женюсь на Мериатон и буду наслаждаться своими правами фараона.
– Не важно, где ты будешь жить, если предпримешь шаги для упрочения нашего господства на иноземных территориях и восстановишь почитание Амона.
– Звучит не слишком интересно. Полагаю, мне придется разослать гонцов. У тебя здесь есть вино, матушка?
– Подумай о том, что ты будешь делать, но помни, что ты еще не фараон. Если станет очевидно, что ты слишком стремишься стать им, фараон может передумать.
– Чем передумать? – рассмеялся Сменхара.
К своему изумлению, Тейе почувствовала, что на глазах у нее выступили слезы.
– Передумать головой, в которой рождаются такие видения, которые тебе никакой бог не соблаговолит послать, – сказала она хрипло. – Я не позволю тебе смеяться над ним и повелеваю тебе заткнуть богохульные рты своим так называемым друзьям. Он мой сын, и я люблю его. Убирайся с моих глаз.
– Он был также и твоим мужем, пока ты могла его использовать, – грубо парировал Сменхара, отделился от стены, небрежно поклонился и нарочито медленно направился к двери – Не думай, императрица, что и меня ты сможешь использовать. Вот когда двойная корона будет на моей голове, а Мериатон – в моей постели, я буду тебе благодарен, но не раньше. – Не дожидаясь ответа или позволения уйти, он захлопнул за собой дверь.
Тейе легла и заплакала. Не только об Эхнатоне, но и о себе: внезапные беспомощные слезы старухи, для которой жалость к себе простительна. Сменхара оказался бессердечным, корыстным человеком, который еще не сознавал, что его презрение к брату вызвано тем, что он видел в нем себя.
На следующий день фараон, как и обещал, утвердил документ о наследовании. По дворцу пробежала волна облегчения, некоторые не утратившие наивности придворные и большинство горожан вышли к реке посмотреть на жалкий ручеек, в который теперь превратилась река, ожидая, что Атон ознаменует свое удовлетворение началом подъема воды. Но остальные были слишком озабочены скверными вестями, чтобы беспокоиться о том, какой Гор может оказаться в гнезде. Из Дельты пришло известие о том, что там начался падеж скота, поскольку пастбища стали оголяться Придворные суетливо обменивались посланиями со своими управляющими в поместьях Дельты, но все знали, что поделать ничего нельзя.
В Джарухе дела обстояли не так плохо, как в других поместьях. В собственное ги у Тейе было два больших озера, и по ее приказанию их воду использовали для опрыскивания полей, чтобы хоть немного травы выросло на прокорм скоту. Также у нее было зернохранилище, и управляющий открыл его для селений, где жили ее работники. Она хотела избежать смерти своих феллахов, чтобы было кому работать, когда вода в реке действительно начнет подниматься. Эйе такими же мерами пытался поддерживать жителей в своем поместье в Ахмине, но рабам в поместьях знати повезло меньше.
Медленно тянулись пахон и паини, и вот уже под ступенями причала в самом Ахетатоне начали находить истощенные тела умерших крестьян, выброшенные на берег, вперемешку с тушами быков и разлагающихся коз. Придворные были потрясены, и Эйе отрядил солдат, чтобы непрерывно осматривали реку около южного таможенного поста и крюками вылавливали тела из воды прежде, чем те доплывут до города. Но невозможно было выловить каждое тело, поэтому знать держалась подальше от Нила, чтобы не видеть трупов и не слышать запаха смерти, распространявшегося по Египту. Горожан, пользующихся его благосклонностью, фараон поддерживал зерном. Ахетатон был магическим, священным городом, местом жительства бога и его избранной семьи, и никому из его жителей не позволено было голодать. Горожане перешли на хлеб и прошлогоднее вино, пока пламя шему пожирало землю, и Египет лежал, как бесплодная пустыня, оживляемая единственно слезами и причитаниями плакальщиц.
Сочные террасы Нефертити начали чахнуть. То ли свергнутая царица отказывалась от любых контактов с городом, отгородившись оскорбленной гордостью, то ли сам фараон приказал не поддерживать связи с ней, Тейе не знала. Она послала Хайю в северный дворец убедиться в том, что племянница пребывает в добром здравии. Он вернулся, сообщив, что озеро пересохло. Нефертити здорова, хотя во дворце стали болеть слуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Едва осмеливаясь признать свою победу, Тейе призвала писца и надиктовала документ, дающий Сменхаре право носить двойную корону после смерти брата. Она держала его при себе, решив немедля получить печать фараона. Потом она послала за Сменхарой. Несколько часов он не являлся, но потом пришел, и вяло поклонился.
– Если мне нельзя плавать или быть с Мериатон, я еще могу пить, – сказал он мрачно в ответ на ее колкое замечание о том, что нельзя злоупотреблять вином. – Мы с друзьями были в Мару-Атоне. Листвы почти не осталось, но в павильоне прохладно.
Она бросила ему свиток.
– Прочти это.
Он равнодушно развернул его, прислонившись к стене. Прочитав, он бросил свиток на ложе.
– Пора бы уже, – сказал он, – но это сейчас ничего не значит. Фараон проживет еще долго, к тому времени Мериатон состарится и станет толстой, а я зачахну от тоски и скуки.
– Что же я сделала такого, что боги наказали меня таким угрюмым, невежественным, себялюбивым, неблагодарным сыном? – возмутилась Тейе. – Я только что добыла для тебя трон Египта, однако ты еще смеешь жаловаться. Послушай меня. С сегодняшнего дня фараон будет пристально наблюдать за тобой. Ты должен быть почтительным в храме. Закрой свой жертвенник Амона. Не проводи слишком много времени с друзьями. Никто не должен думать, что ты захочешь завладеть короной прежде, чем она перейдет к тебе по закону. Мне больно это сознавать, Сменхара, но не думаю, что фараон проживет долго. Тебе следует решить, что ты станешь делать с Египтом, когда он уйдет.
Сменхара пожал плечами, и Тейе, глядя, как он, развалясь, подпирает стену, видя сутулые, худенькие плечи и слегка выпуклый живот, почувствовала внезапный укол настоящего страха.
– Мне нравится Ахетатон, – ответил он. – Ты слишком долго не пускала меня сюда. Я останусь здесь, и пусть Малкатта сгниет. Женюсь на Мериатон и буду наслаждаться своими правами фараона.
– Не важно, где ты будешь жить, если предпримешь шаги для упрочения нашего господства на иноземных территориях и восстановишь почитание Амона.
– Звучит не слишком интересно. Полагаю, мне придется разослать гонцов. У тебя здесь есть вино, матушка?
– Подумай о том, что ты будешь делать, но помни, что ты еще не фараон. Если станет очевидно, что ты слишком стремишься стать им, фараон может передумать.
– Чем передумать? – рассмеялся Сменхара.
К своему изумлению, Тейе почувствовала, что на глазах у нее выступили слезы.
– Передумать головой, в которой рождаются такие видения, которые тебе никакой бог не соблаговолит послать, – сказала она хрипло. – Я не позволю тебе смеяться над ним и повелеваю тебе заткнуть богохульные рты своим так называемым друзьям. Он мой сын, и я люблю его. Убирайся с моих глаз.
– Он был также и твоим мужем, пока ты могла его использовать, – грубо парировал Сменхара, отделился от стены, небрежно поклонился и нарочито медленно направился к двери – Не думай, императрица, что и меня ты сможешь использовать. Вот когда двойная корона будет на моей голове, а Мериатон – в моей постели, я буду тебе благодарен, но не раньше. – Не дожидаясь ответа или позволения уйти, он захлопнул за собой дверь.
Тейе легла и заплакала. Не только об Эхнатоне, но и о себе: внезапные беспомощные слезы старухи, для которой жалость к себе простительна. Сменхара оказался бессердечным, корыстным человеком, который еще не сознавал, что его презрение к брату вызвано тем, что он видел в нем себя.
На следующий день фараон, как и обещал, утвердил документ о наследовании. По дворцу пробежала волна облегчения, некоторые не утратившие наивности придворные и большинство горожан вышли к реке посмотреть на жалкий ручеек, в который теперь превратилась река, ожидая, что Атон ознаменует свое удовлетворение началом подъема воды. Но остальные были слишком озабочены скверными вестями, чтобы беспокоиться о том, какой Гор может оказаться в гнезде. Из Дельты пришло известие о том, что там начался падеж скота, поскольку пастбища стали оголяться Придворные суетливо обменивались посланиями со своими управляющими в поместьях Дельты, но все знали, что поделать ничего нельзя.
В Джарухе дела обстояли не так плохо, как в других поместьях. В собственное ги у Тейе было два больших озера, и по ее приказанию их воду использовали для опрыскивания полей, чтобы хоть немного травы выросло на прокорм скоту. Также у нее было зернохранилище, и управляющий открыл его для селений, где жили ее работники. Она хотела избежать смерти своих феллахов, чтобы было кому работать, когда вода в реке действительно начнет подниматься. Эйе такими же мерами пытался поддерживать жителей в своем поместье в Ахмине, но рабам в поместьях знати повезло меньше.
Медленно тянулись пахон и паини, и вот уже под ступенями причала в самом Ахетатоне начали находить истощенные тела умерших крестьян, выброшенные на берег, вперемешку с тушами быков и разлагающихся коз. Придворные были потрясены, и Эйе отрядил солдат, чтобы непрерывно осматривали реку около южного таможенного поста и крюками вылавливали тела из воды прежде, чем те доплывут до города. Но невозможно было выловить каждое тело, поэтому знать держалась подальше от Нила, чтобы не видеть трупов и не слышать запаха смерти, распространявшегося по Египту. Горожан, пользующихся его благосклонностью, фараон поддерживал зерном. Ахетатон был магическим, священным городом, местом жительства бога и его избранной семьи, и никому из его жителей не позволено было голодать. Горожане перешли на хлеб и прошлогоднее вино, пока пламя шему пожирало землю, и Египет лежал, как бесплодная пустыня, оживляемая единственно слезами и причитаниями плакальщиц.
Сочные террасы Нефертити начали чахнуть. То ли свергнутая царица отказывалась от любых контактов с городом, отгородившись оскорбленной гордостью, то ли сам фараон приказал не поддерживать связи с ней, Тейе не знала. Она послала Хайю в северный дворец убедиться в том, что племянница пребывает в добром здравии. Он вернулся, сообщив, что озеро пересохло. Нефертити здорова, хотя во дворце стали болеть слуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165