Он встал на колени в знак извинения.
– Прости старика, который любит тебя, – сказал он.
– Великий царь, я прошу позволения ответить на предложения носителя опахала моими собственными доводами, – начал Хоремхеб, но к этому времени Тутанхатон уже нетерпеливо ерзал на троне и болтал ногами в золотых сандалиях.
– Не сейчас, военачальник, – сказал он. – Меня утомили все эти разговоры, я хочу поплавать. Как-нибудь в другой раз. Вы все свободны.
– Отец прав, – сказала Хоремхебу Мутноджимет в тот вечер, когда они сидели у маленького декоративного бассейна у себя в саду.
Смеркалось. Когда опустилась темнота, густые ароматы цветов стали еще сильнее. Закружились ночные мотыльки, привлеченные светом между колоннами у входа. Тихую гладь бассейна иногда нарушали всплески золотых рыбок, привлеченных висевшей над водой мошкарой. Хоремхеб смотрел на воду, в которой отражались пурпурные краски заката.
– У Эйе, – помолчав, продолжила она, – нет необходимости бороться за безраздельную власть. Он и теперь располагает достаточным влиянием на фараона. Тутанхатон – ребенок, он относится к тебе с детской враждебностью, но это пройдет, когда он повзрослеет. Как только Египет снова воспрянет, его мысли обратятся к войне, и Амон снова тебе улыбнется.
Он подозрительно взглянул на нее, уязвленный сарказмом в ее голосе. Она надела белый шерстяной плащ, но, поскольку в воздухе еще не чувствовалось вечерней прохлады, одеяние свободно свисало с ее плеч, распахиваясь на голом животе. Она сидела в свободной позе, поджав под себя ногу.
– По крайней мере, ему следует совершить поход в Газу, – ответил он. – Египет удерживал ее со времен могущественного Тутмоса Третьего, и она наш самый важный морской порт.
– Он позволит, когда у нас будет что-нибудь, чем мы сможем торговать. – Она отпила вина, облизнув край чаши. – Не такая уж и страшная потеря, военачальник, – утратить монополию на золото. Вероятно, придется продать несколько десятков рабов, хотя бог знает, кто может позволить себе купить сейчас что-нибудь. Возможно, придется закрыть один из наших домов. У меня есть еще земли в Джарухе, пожалованные императрицей. Старые торговые связи нарушены, но если все пойдет хорошо, то ситуация скоро наладится.
Из-за стены, отделявшей их сад от лужаек наложниц Хоремхеба, раздался взрыв смеха, потом послышался радостный визг карликов Мутноджимет.
– Императрица не была бы такой малодушной, – горько сказал Хоремхеб. – Уж она-то нашла бы способ одновременно и усилить Египет изнутри, и развязать войну.
– Я так не думаю. Ты очень восхищался ею, не правда ли, хотя и предал ее? Я часто думаю, что ты был немного влюблен в нее.
Хоремхеб выдавил улыбку.
– Я родился слишком рано, Мутноджимет, или слишком поздно, не знаю. Из меня бы вышло великолепное воплощение.
– К несчастью, твоей крови не хватает божественного огня, – парировала она.
– Может быть. Но поскольку ты – единокровная сестра женщины, которая когда-то была царицей, твоя кровь содержит немного этого драгоценного сияния.
Они замолчали. Отсвет на воде стал темно-синим, и из темноты начали выступать размытые очертания сада. Мутноджимет осушила свою чашу и бросила ее на траву.
– Самоубийство Мериатон – ужасно, – тихо сказала она через некоторое время, – и люди о нем не забудут. Будь осторожен, муж мой, и жди.
Он не ответил и не взглянул на нее. Между ними повисло напряженное молчание, потом Хоремхеб вдруг поднялся и вызвал носильщиков.
– Пойду, сыграю в кости с Нахт-Мином, – сказал он.
28
В течение следующей недели Эйе сдерживал нетерпение, зная, что фараон обсуждает с Анхесенпаатон сделанные ему предложения. На восьмой день его вызвали для оглашения решения. Как Эйе и предполагал, Тутанхатон согласился со всеми его доводами.
Тутанхатон назначил его регентом, тем самым наделив законной властью, которой Эйе никогда прежде не имел за всю свою жизнь придворного, советника и царского наперсника.
Новое назначение придало ему энергии. Он понимал, что выносливости молодости уже не вернуть, но научился разумно распределять свои силы и, насколько это было возможно, проявлял в управлении свою мудрость и опыт. По его просьбе фараон назначил Хоремхеба царским представителем – эта почетная должность имела силу ровно до тех пор, пока царица не произведет на свет наследника, и являлась эффективным средством для того, чтобы удерживать военачальника при дворе, не выпуская из поля зрения. Нахт-Мину был пожалован титул носителя опахала по правую руку.
Было решено, что Малкатта будет восстановлена за три года, и все это время Эйе трудился над осуществлением своих планов. Под его заботливыми руками Египет начал воскресать. Он без сожаления вернул исконным владельцам золото и земли, забранные у жрецов Амона и других богов. Мэйя стал появляться при дворе, он часто совещался с фараоном и регентом. Скоро выяснилось, что в Египте не хватает жрецов для служения в восстановленных храмах. Эйе говорил с людьми Атона, особенно с теми, кто прежде служил Амону, но перешел к Эхнатону, никого не принуждая, но разъясняя, что возврата к годам ереси не будет и никто из жрецов, желающих жить прилично и обеспеченно, не должен поклоняться другому богу.
Посланцы Мэйи путешествовали по номам, набирая в жрецы местных жителей и обучая их в родных селениях. Священные танцовщицы назначались из дворца, и им платили жалованье из личных сундуков фараона, средства казны также использовались для восстановления изображений богов и их святилищ. Вестники приезжали в каждое селение, публично объявляя недействительным запрет Эхнатона служить другим богам, кроме Атона. Началось уничтожение жертвенников Атона, и Эйе с тревогой следил за тем, как бы не возникла обратная реакция и дух насилия не привел бы к кровопролитию по всей стране. Однако, хотя еще многие месяцы на общественных зданиях продолжали появляться оскорбительные надписи, обличающие Эхнатона как преступника, который навлек проклятие на свою страну, негодование людей вскоре улеглось.
Пытаясь усилить преемственность с прошлым Египта, фараон принялся усиленно подчеркивать свою родственную связь с Аменхотепом Третьим. Эйе уже посоветовал ему посадить своих архитекторов и каменщиков за работу, чтобы закончить строительство храма Аменхотепа Третьего в Солебе, и сделать так, чтобы имена обоих фараонов стояли в текстах надписей рядом и на видных местах. В надписях на каменных львах, изваянных для храма, Тутанхатон обращался к нему как к своему отцу. Тутанхатон также взял на себя завершение южного Дома Амона в Луксоре – проект, которому Аменхотеп уделял так много внимания, что впоследствии его стали связывать больше с именем умершего фараона, нежели с именем самого Амона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– Прости старика, который любит тебя, – сказал он.
– Великий царь, я прошу позволения ответить на предложения носителя опахала моими собственными доводами, – начал Хоремхеб, но к этому времени Тутанхатон уже нетерпеливо ерзал на троне и болтал ногами в золотых сандалиях.
– Не сейчас, военачальник, – сказал он. – Меня утомили все эти разговоры, я хочу поплавать. Как-нибудь в другой раз. Вы все свободны.
– Отец прав, – сказала Хоремхебу Мутноджимет в тот вечер, когда они сидели у маленького декоративного бассейна у себя в саду.
Смеркалось. Когда опустилась темнота, густые ароматы цветов стали еще сильнее. Закружились ночные мотыльки, привлеченные светом между колоннами у входа. Тихую гладь бассейна иногда нарушали всплески золотых рыбок, привлеченных висевшей над водой мошкарой. Хоремхеб смотрел на воду, в которой отражались пурпурные краски заката.
– У Эйе, – помолчав, продолжила она, – нет необходимости бороться за безраздельную власть. Он и теперь располагает достаточным влиянием на фараона. Тутанхатон – ребенок, он относится к тебе с детской враждебностью, но это пройдет, когда он повзрослеет. Как только Египет снова воспрянет, его мысли обратятся к войне, и Амон снова тебе улыбнется.
Он подозрительно взглянул на нее, уязвленный сарказмом в ее голосе. Она надела белый шерстяной плащ, но, поскольку в воздухе еще не чувствовалось вечерней прохлады, одеяние свободно свисало с ее плеч, распахиваясь на голом животе. Она сидела в свободной позе, поджав под себя ногу.
– По крайней мере, ему следует совершить поход в Газу, – ответил он. – Египет удерживал ее со времен могущественного Тутмоса Третьего, и она наш самый важный морской порт.
– Он позволит, когда у нас будет что-нибудь, чем мы сможем торговать. – Она отпила вина, облизнув край чаши. – Не такая уж и страшная потеря, военачальник, – утратить монополию на золото. Вероятно, придется продать несколько десятков рабов, хотя бог знает, кто может позволить себе купить сейчас что-нибудь. Возможно, придется закрыть один из наших домов. У меня есть еще земли в Джарухе, пожалованные императрицей. Старые торговые связи нарушены, но если все пойдет хорошо, то ситуация скоро наладится.
Из-за стены, отделявшей их сад от лужаек наложниц Хоремхеба, раздался взрыв смеха, потом послышался радостный визг карликов Мутноджимет.
– Императрица не была бы такой малодушной, – горько сказал Хоремхеб. – Уж она-то нашла бы способ одновременно и усилить Египет изнутри, и развязать войну.
– Я так не думаю. Ты очень восхищался ею, не правда ли, хотя и предал ее? Я часто думаю, что ты был немного влюблен в нее.
Хоремхеб выдавил улыбку.
– Я родился слишком рано, Мутноджимет, или слишком поздно, не знаю. Из меня бы вышло великолепное воплощение.
– К несчастью, твоей крови не хватает божественного огня, – парировала она.
– Может быть. Но поскольку ты – единокровная сестра женщины, которая когда-то была царицей, твоя кровь содержит немного этого драгоценного сияния.
Они замолчали. Отсвет на воде стал темно-синим, и из темноты начали выступать размытые очертания сада. Мутноджимет осушила свою чашу и бросила ее на траву.
– Самоубийство Мериатон – ужасно, – тихо сказала она через некоторое время, – и люди о нем не забудут. Будь осторожен, муж мой, и жди.
Он не ответил и не взглянул на нее. Между ними повисло напряженное молчание, потом Хоремхеб вдруг поднялся и вызвал носильщиков.
– Пойду, сыграю в кости с Нахт-Мином, – сказал он.
28
В течение следующей недели Эйе сдерживал нетерпение, зная, что фараон обсуждает с Анхесенпаатон сделанные ему предложения. На восьмой день его вызвали для оглашения решения. Как Эйе и предполагал, Тутанхатон согласился со всеми его доводами.
Тутанхатон назначил его регентом, тем самым наделив законной властью, которой Эйе никогда прежде не имел за всю свою жизнь придворного, советника и царского наперсника.
Новое назначение придало ему энергии. Он понимал, что выносливости молодости уже не вернуть, но научился разумно распределять свои силы и, насколько это было возможно, проявлял в управлении свою мудрость и опыт. По его просьбе фараон назначил Хоремхеба царским представителем – эта почетная должность имела силу ровно до тех пор, пока царица не произведет на свет наследника, и являлась эффективным средством для того, чтобы удерживать военачальника при дворе, не выпуская из поля зрения. Нахт-Мину был пожалован титул носителя опахала по правую руку.
Было решено, что Малкатта будет восстановлена за три года, и все это время Эйе трудился над осуществлением своих планов. Под его заботливыми руками Египет начал воскресать. Он без сожаления вернул исконным владельцам золото и земли, забранные у жрецов Амона и других богов. Мэйя стал появляться при дворе, он часто совещался с фараоном и регентом. Скоро выяснилось, что в Египте не хватает жрецов для служения в восстановленных храмах. Эйе говорил с людьми Атона, особенно с теми, кто прежде служил Амону, но перешел к Эхнатону, никого не принуждая, но разъясняя, что возврата к годам ереси не будет и никто из жрецов, желающих жить прилично и обеспеченно, не должен поклоняться другому богу.
Посланцы Мэйи путешествовали по номам, набирая в жрецы местных жителей и обучая их в родных селениях. Священные танцовщицы назначались из дворца, и им платили жалованье из личных сундуков фараона, средства казны также использовались для восстановления изображений богов и их святилищ. Вестники приезжали в каждое селение, публично объявляя недействительным запрет Эхнатона служить другим богам, кроме Атона. Началось уничтожение жертвенников Атона, и Эйе с тревогой следил за тем, как бы не возникла обратная реакция и дух насилия не привел бы к кровопролитию по всей стране. Однако, хотя еще многие месяцы на общественных зданиях продолжали появляться оскорбительные надписи, обличающие Эхнатона как преступника, который навлек проклятие на свою страну, негодование людей вскоре улеглось.
Пытаясь усилить преемственность с прошлым Египта, фараон принялся усиленно подчеркивать свою родственную связь с Аменхотепом Третьим. Эйе уже посоветовал ему посадить своих архитекторов и каменщиков за работу, чтобы закончить строительство храма Аменхотепа Третьего в Солебе, и сделать так, чтобы имена обоих фараонов стояли в текстах надписей рядом и на видных местах. В надписях на каменных львах, изваянных для храма, Тутанхатон обращался к нему как к своему отцу. Тутанхатон также взял на себя завершение южного Дома Амона в Луксоре – проект, которому Аменхотеп уделял так много внимания, что впоследствии его стали связывать больше с именем умершего фараона, нежели с именем самого Амона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165