– Прошу прощения – возможно, я невнимательно слушал.
– Так что, кадр получится? – повелительно вопросил Тонда.
– Несколько мелких поправок, и все. Я немедленно к ним приступлю. – Тонда лишь кивнул и гордо вразвалочку отошел. Накато обернулся и пожал плечами. Набико начал прикручивать линзы к камере.
– Вы пытаетесь попасть в кинобизнес, что ли? – спросил Набико.
– Нет. Я пишу.
– Сценарист?
– Нет, по-настоящему. Журналист.
Он бросил возню с линзами и оглядел меня с головы до ног.
– Вы Билли Чака?
Я кивнул.
– Ух ты. Мне нравятся ваши статьи. Я подписан на «Молодежь Азии» с тринадцати лет. Вы правда Билли Чака?
– Вы думали, я по-другому выгляжу?
– Ну, не как Фредди Таэтиба… – рассмеялся он.
– Какой Фредди?
– Он собирался сыграть вас в «Разборках в Токио». Конечно, это было до пожара… – Он замолчал, на миг потерявшись. – Простите, господин Чака. Я не представился. Меня зовут Брандо Набико. – И изобразил интернациональную мешанину приветствий: отвесил глубокий поклон и протянул руку. Я пожал ему руку, удивляясь про себя, что еще за «Разборки в Токио».
– Я знаю, кто вы. Я получил ваше письмо. Кстати, Сато Мигусё очень высоко о вас отзывался и настаивал, чтобы я с вами встретился, пока буду на турнире, – солгал я. И улыбнулся.
При имени Сато он заметно вздрогнул. Может, упоминание мертвых на съемках идет вразрез с какими-нибудь киношными предрассудками. А может, дело в том, что Сато умер только вчера. Я решил сменить тему:
– А почему вас зовут Брандо?
– Точно не знаю. Считается, что Брандо был одним из любимых актеров отца.
– Хорошо, что отец не был фанатом Толстяка Арбакла.
Он усмехнулся и заглянул в видоискатель.
– Знаете, – серьезно сказал он. – Сато был просто счастлив сделать о вас фильм. Говорил мне, этот фильм станет венцом его карьеры. Я тоже был счастлив. Я бы впервые стал оператором в художественном фильме. Даже, может, вторым режиссером поработал бы. Ладно, что уж теперь.
И тут Тонда, по-утиному сердито переваливаясь с боку на бок, вернулся к съемочной группе:
– Ну, лентяи, вы своего добились. Сэнсэй Ли-Ан говорит, что времени на интервью уже нет, вы слишком долго возились с аппаратурой. Ей нужно подготовиться к матчу. Так что я упустил возможность поговорить с фаворитом в продвинутом свободном ката на колясках. Валите обедать. Может, хоть это у вас получится. – Глаза на маленьком пухлом личике просто горели. Наверное, существуют курсы, где режиссеров учат закатывать истерики. – Всем через час быть на месте и приступить к установке аппаратуры у третьего ринга. – Он повернулся, намереваясь умчаться, но не получилось: он треснулся головой о торчащую консоль затенителя. – Проклятье, – рявкнул он, одной рукой хватаясь за голову, а другой валя осветительную стойку на пол. Рассерженным колобком Тонда стремительно укатился с площадки, пока вся съемочная группа почтительно сдерживала смех.
– Итак, Брандо, – спросил я, – я только что наблюдал подлинного гения в расстройстве?
– Нет, – рассмеялся Набико, – великий режиссер никогда не налетит на консоль затенителя. Говорят, Одзу ни разу не задел ни один осветительный прибор, настолько хорошо знал, как делается фильм. – Набико заговорщически усмехнулся.
Пока мне этот помощник оператора безусловно нравился.
– Может, перекусим? – спросил я, неумело пародируя бормотание Марлона Брандо на японском. Набико смутился, подтверждая мои подозрения о собственном таланте пародиста.
– Было бы неплохо. Но времени в обрез, – ответил Набико.
Когда мы выходили из зала, я краем глаза заметил трех странных мужчин в черном, окаменевшими стервятниками торчащих на вершине трибуны. Человек в Шляпе сидел посередине, его молчаливые спутники – по бокам. Когда я проходил мимо, он медленно кивнул. Нервирующий, даже угрожающий жест, едва уловимый.
Но я быстро выкинул это из головы. В дурные приметы верят старухи и крестьяне.
Мы пошли в ближайший ресторанчик под названием «Прекрасный улов». Сочетание американского спорт-кафе и традиционного суси-бара – возможно, истинное воплощение современной Японии, если вы приверженец удобных банальностей.
Мы разулись, и к нам подошла хозяйка: в белом шелковом кимоно в стиле юдзэн, которое стоило кучу иен, и бейсболке «Великаны Ёмиури» баксов за двадцать. Хозяйка провела нас к столику и пригласила разместиться на циновках, которые выглядели точь-в-точь как подушки с сидений на трибунах «Денвера Бронко». Я осмотрел картины суйбоку и кабельное телевидение: показывали реслинг по регламенту Всемирной федерации реслинга.
– Ну и обстановочка.
– Да, – вздохнул Брандо. – Некоторые пожилые японцы считают ее почти богохульной, а большинство молодежи – слишком допотопной.
– А вы?
– Ну, еда здесь неплоха, – ответил он.
Я оценил его глаз на эксцентрику. Мою ситуацию он бы сразу понял. Я, конечно, не собираюсь обсуждать ее сейчас. Но он, кажется, нормальный парень, и я расслабился.
– Вы хорошо знали Сато? – спросил я как бы между прочим.
Набико оторвался от меню и посмотрел мне прямо в глаза.
– Я смотрел все его фильмы. Многие из них – десятки раз. Я прочитал все статьи, которые были о нем написаны. Я разговаривал с десятками его коллег и с людьми, которые знали его вне… профессиональной сферы, скажем так. Я три года ему писал и подростком даже пытался пробраться на съемочную площадку, когда он снимал около Кобе. Наверное, можно сказать, что я тогда был одержим.
– Ну, я в курсе, как тинэйджеры относятся к кумирам. Это естественно, – сказал я, хотя не знал, естественно ли это. – В конечном счете ваша настойчивость должна была принести плоды.
– Не совсем. Встреча с ним оказалась чистой воды удачей и ничем иным. Удача и работа до седьмого пота, – сказал он, отпивая воды. – Простите мне мою бестолковость. Вы правда хотите всю историю целиком?
– Истории – мой бизнес, – сказал я.
Брандо еще глотнул воды, помолчал, а затем ринулся в повествование:
– Я же говорю, я был одержим. Фильмами вообще, но его особенно. Некоторое время я только и делал, что смотрел кино. Меня ничего не интересовало, кроме кино. В школе больше сорока баллов не набирал, в социальном плане полный ноль, и вдруг мне стукнуло девятнадцать, а у меня ничего нет. Я ушел из дома или меня выкинули – честно говоря, не помню, да это и не важно. Я оказался простым парнишкой в Токио, как и миллионы других. Оглядываясь назад, можно сказать, что лишь моя трусость не дала мне вляпаться во что-нибудь серьезное.
– А на что вы жили?
– Я получил работу в кинотеатре. Владелец был другом друга моего дяди. Мой дядя был отличный парень и меня пожалел. Нашел мне работу и помог снять дешевое жилье.
– Кинотеатр, а? Наверняка просто рай.
Он печально нахмурился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Так что, кадр получится? – повелительно вопросил Тонда.
– Несколько мелких поправок, и все. Я немедленно к ним приступлю. – Тонда лишь кивнул и гордо вразвалочку отошел. Накато обернулся и пожал плечами. Набико начал прикручивать линзы к камере.
– Вы пытаетесь попасть в кинобизнес, что ли? – спросил Набико.
– Нет. Я пишу.
– Сценарист?
– Нет, по-настоящему. Журналист.
Он бросил возню с линзами и оглядел меня с головы до ног.
– Вы Билли Чака?
Я кивнул.
– Ух ты. Мне нравятся ваши статьи. Я подписан на «Молодежь Азии» с тринадцати лет. Вы правда Билли Чака?
– Вы думали, я по-другому выгляжу?
– Ну, не как Фредди Таэтиба… – рассмеялся он.
– Какой Фредди?
– Он собирался сыграть вас в «Разборках в Токио». Конечно, это было до пожара… – Он замолчал, на миг потерявшись. – Простите, господин Чака. Я не представился. Меня зовут Брандо Набико. – И изобразил интернациональную мешанину приветствий: отвесил глубокий поклон и протянул руку. Я пожал ему руку, удивляясь про себя, что еще за «Разборки в Токио».
– Я знаю, кто вы. Я получил ваше письмо. Кстати, Сато Мигусё очень высоко о вас отзывался и настаивал, чтобы я с вами встретился, пока буду на турнире, – солгал я. И улыбнулся.
При имени Сато он заметно вздрогнул. Может, упоминание мертвых на съемках идет вразрез с какими-нибудь киношными предрассудками. А может, дело в том, что Сато умер только вчера. Я решил сменить тему:
– А почему вас зовут Брандо?
– Точно не знаю. Считается, что Брандо был одним из любимых актеров отца.
– Хорошо, что отец не был фанатом Толстяка Арбакла.
Он усмехнулся и заглянул в видоискатель.
– Знаете, – серьезно сказал он. – Сато был просто счастлив сделать о вас фильм. Говорил мне, этот фильм станет венцом его карьеры. Я тоже был счастлив. Я бы впервые стал оператором в художественном фильме. Даже, может, вторым режиссером поработал бы. Ладно, что уж теперь.
И тут Тонда, по-утиному сердито переваливаясь с боку на бок, вернулся к съемочной группе:
– Ну, лентяи, вы своего добились. Сэнсэй Ли-Ан говорит, что времени на интервью уже нет, вы слишком долго возились с аппаратурой. Ей нужно подготовиться к матчу. Так что я упустил возможность поговорить с фаворитом в продвинутом свободном ката на колясках. Валите обедать. Может, хоть это у вас получится. – Глаза на маленьком пухлом личике просто горели. Наверное, существуют курсы, где режиссеров учат закатывать истерики. – Всем через час быть на месте и приступить к установке аппаратуры у третьего ринга. – Он повернулся, намереваясь умчаться, но не получилось: он треснулся головой о торчащую консоль затенителя. – Проклятье, – рявкнул он, одной рукой хватаясь за голову, а другой валя осветительную стойку на пол. Рассерженным колобком Тонда стремительно укатился с площадки, пока вся съемочная группа почтительно сдерживала смех.
– Итак, Брандо, – спросил я, – я только что наблюдал подлинного гения в расстройстве?
– Нет, – рассмеялся Набико, – великий режиссер никогда не налетит на консоль затенителя. Говорят, Одзу ни разу не задел ни один осветительный прибор, настолько хорошо знал, как делается фильм. – Набико заговорщически усмехнулся.
Пока мне этот помощник оператора безусловно нравился.
– Может, перекусим? – спросил я, неумело пародируя бормотание Марлона Брандо на японском. Набико смутился, подтверждая мои подозрения о собственном таланте пародиста.
– Было бы неплохо. Но времени в обрез, – ответил Набико.
Когда мы выходили из зала, я краем глаза заметил трех странных мужчин в черном, окаменевшими стервятниками торчащих на вершине трибуны. Человек в Шляпе сидел посередине, его молчаливые спутники – по бокам. Когда я проходил мимо, он медленно кивнул. Нервирующий, даже угрожающий жест, едва уловимый.
Но я быстро выкинул это из головы. В дурные приметы верят старухи и крестьяне.
Мы пошли в ближайший ресторанчик под названием «Прекрасный улов». Сочетание американского спорт-кафе и традиционного суси-бара – возможно, истинное воплощение современной Японии, если вы приверженец удобных банальностей.
Мы разулись, и к нам подошла хозяйка: в белом шелковом кимоно в стиле юдзэн, которое стоило кучу иен, и бейсболке «Великаны Ёмиури» баксов за двадцать. Хозяйка провела нас к столику и пригласила разместиться на циновках, которые выглядели точь-в-точь как подушки с сидений на трибунах «Денвера Бронко». Я осмотрел картины суйбоку и кабельное телевидение: показывали реслинг по регламенту Всемирной федерации реслинга.
– Ну и обстановочка.
– Да, – вздохнул Брандо. – Некоторые пожилые японцы считают ее почти богохульной, а большинство молодежи – слишком допотопной.
– А вы?
– Ну, еда здесь неплоха, – ответил он.
Я оценил его глаз на эксцентрику. Мою ситуацию он бы сразу понял. Я, конечно, не собираюсь обсуждать ее сейчас. Но он, кажется, нормальный парень, и я расслабился.
– Вы хорошо знали Сато? – спросил я как бы между прочим.
Набико оторвался от меню и посмотрел мне прямо в глаза.
– Я смотрел все его фильмы. Многие из них – десятки раз. Я прочитал все статьи, которые были о нем написаны. Я разговаривал с десятками его коллег и с людьми, которые знали его вне… профессиональной сферы, скажем так. Я три года ему писал и подростком даже пытался пробраться на съемочную площадку, когда он снимал около Кобе. Наверное, можно сказать, что я тогда был одержим.
– Ну, я в курсе, как тинэйджеры относятся к кумирам. Это естественно, – сказал я, хотя не знал, естественно ли это. – В конечном счете ваша настойчивость должна была принести плоды.
– Не совсем. Встреча с ним оказалась чистой воды удачей и ничем иным. Удача и работа до седьмого пота, – сказал он, отпивая воды. – Простите мне мою бестолковость. Вы правда хотите всю историю целиком?
– Истории – мой бизнес, – сказал я.
Брандо еще глотнул воды, помолчал, а затем ринулся в повествование:
– Я же говорю, я был одержим. Фильмами вообще, но его особенно. Некоторое время я только и делал, что смотрел кино. Меня ничего не интересовало, кроме кино. В школе больше сорока баллов не набирал, в социальном плане полный ноль, и вдруг мне стукнуло девятнадцать, а у меня ничего нет. Я ушел из дома или меня выкинули – честно говоря, не помню, да это и не важно. Я оказался простым парнишкой в Токио, как и миллионы других. Оглядываясь назад, можно сказать, что лишь моя трусость не дала мне вляпаться во что-нибудь серьезное.
– А на что вы жили?
– Я получил работу в кинотеатре. Владелец был другом друга моего дяди. Мой дядя был отличный парень и меня пожалел. Нашел мне работу и помог снять дешевое жилье.
– Кинотеатр, а? Наверняка просто рай.
Он печально нахмурился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73